подумал, что, действительно, самое время поспать – тем более что за высокими окнами галереи уже занимался пурпурный морской рассвет – прекрасный, очищенный страданием перенесённой ночной бури.
Ум-Тенебри встал и осторожно, держась за скользкие от утренней росы камни стены, пошёл к выходу. Но у самой лестницы он обернулся и спросил:
– А это очень сложно, превращаться в такую птицу?
Смотритель покачал головой, но его бледные губы, напоминающие тонкую серую бумагу осиных гнёзд, с тихим шелестом растянулись в почти настоящую улыбку.
Унимо плохо помнил, как заснул – но проспал без снов до вечера следующего дня, а после пробуждения чувствовал себя ужасно. Хуже всего была голова, которая, казалось, от любого звука или движения кусалась, словно загнанная в нору лиса.
Нимо с трудом вышел из комнаты приготовить себе чай – надо ведь было с чего-то начинать жить. Трикс был в очередной «депрессии» и не отвечал ни на один жест, сидел неподвижно, мрачно уставившись на гаснущего в ладонях моря светлячка дня. Не имея никаких сил, чтобы пытаться разговорить мрачного немого (хотя обычно, когда это наконец удавалось, Трикс немного выныривал из той осязаемой темноты, в которую, казалось, был погружён в такие периоды), Унимо стал просто ждать Смотрителя, чтобы сказать ему о своём решении. То есть, конечно, не просто ждать, а очень волноваться.
«Я подумал», – сказал Ум-Тенебри, как только Форин спустился с галереи маяка и зашёл в гостиную со своим обычным отсутствующим видом. Смотритель молча остановил взгляд на Унимо, словно едва узнавая его. «И я хочу стать вашим учеником в реальнейшем», – произнёс Нимо, стараясь, чтобы его голос звучал с той уверенностью, которую он, на самом деле, не испытывал. Форин только кивнул.
И уже вечером впервые отправился в реальнейшее вместе со своим учеником.
– Мне придётся рассказать тебе правила, – произнёс Смотритель, как всегда, с аккуратной точностью зажигая лампы на маяке, одну за одной, – соблюдение которых обеспечит тебе большую вероятность безопасности, чем несоблюдение.
Унимо серьёзно кивнул. Теперь, когда он стал настоящим учеником Форина, всё, что говорил Смотритель, приобретало особое значение.
– Прежде всего, в реальнейшем слова значат больше, чем в реальном. Так что не трать их без необходимости и тщательно подбирай. Слова могут изменить то, что вокруг. Хотя для этого нужна большая сила, которой у тебя пока нет. Совсем нельзя говорить неправду в реальнейшем. Хуже будет всем и всему, но, в первую очередь, тебе. И таким образом, который ты даже не сможешь представить. Если не уверен, лучше молчи. Впрочем, если не сомневаешься – тоже. Пока ты со мной, тебе ничего не угрожает. Если будешь один – делай так, как считаешь нужным, и всё время помни о том, кто ты и что для тебя важно, чтобы не потеряться. В остальном разберёшься сам. Да, реальнейшее непредсказуемо, поэтому я не могу гарантировать тебе, что ты вернёшься. Учти это, пока не поздно. Есть вопросы? – Смотритель говорил с трудом, как обычно, когда приходилось что-то объяснять и вообще много говорить. Так что Унимо хотел даже удержаться от вопросов – но не смог.
– Да! Как идёт время в реальнейшем? Все ли люди могут туда попасть? Можно превратиться в любое животное? Почему люди не живут всё время в реальнейшем? Можно ли там умереть?..
Форин недовольно нахмурился и запротестовал:
– Стоп-стоп, слишком много. Придётся решить так: каждый день ты можешь задать не больше трёх вопросов.
– Но почему… – начал было Нимо, и тут же прикусил язык.
– «Но почему» что? – вкрадчиво поинтересовался Смотритель.
– Ммм… ничего, учитель. Я подумаю над вопросами, – улыбнулся Нимо.
Форин кивнул, и Унимо взял Смотрителя за протянутую руку, уже зная, что последует: темнота, ощущение падения, несколько раз придётся открывать глаза, чтобы оказаться там, где ты ни в чём не уверен.
Вокруг была та же галерея маяка: мягко сияли лампы, воздух, наполненный морской влагой, нежно обнимал всех живых существ редким на море лёгким тёплым ветром, первые звёзды зажигались небесными смотрителями.
– Не обольщайся, это не твоё реальнейшее – это я хочу, чтобы ты немного привык, – послышался насмешливый голос Форина. Ничуть не изменившись внешне, в реальнейшем он выглядел совсем по-другому. Наверное, сила, которой Смотритель обладал здесь, отражалась в его глазах, движениях, в его словах и в его молчании – или в глазах того, кто на него смотрел.
Унимо притих и восхищённо оглядывался вокруг: впервые он находился в этом странном мире по собственной воле. Это было так волшебно, что дух захватывало.
– А мы не можем взять с собой Трикса? – вдруг спросил Нимо, не жалея, что потратил один из трёх драгоценных вопросов. Он подумал, что немой мог бы почувствовать себя лучше здесь. А может, он и не был бы немым в реальнейшем – кто знает?
Форин посмотрел на своего ученика внимательно и сказал:
– Трикс не может быть здесь, потому что он не настоящий, – и, не обращая внимания на округлившиеся от ужаса глаза своего ученика, продолжил: – Трикса выдумал мой учитель, чтобы объяснить мне, что чувствуют люди в тех или иных ситуациях. А потом, когда я научился, мне показалось удобным иметь возможность отделить самые отвлекающие состояния и передать их кому-то другому.
Признание Смотрителя мгновенно выбило Унимо из того состояния умиротворения, в котором он оказался не по своей воле. Вся история знакомства и – как ему казалось – дружбы со странным немым обитателем маяка пронеслась в голове Ум-Тенебри. Он не мог поверить, что Трикс был ненастоящим. Но то, что в реальнейшем нельзя говорить неправду, Нимо тоже запомнил очень хорошо. Да и зачем Смотрителю было выдумывать такое? Постепенно мелкие детали поведения Трикса, преподносимые памятью, складывались в картину – подтверждение слов Форина. Было так горько, как будто Унимо потерял близкого человека. Никак не удавалось принять в качестве действующего образа Трикса – вместилище человеческих чувств Смотрителя. Но, видимо, так оно и было.
– Но это ужасно, – сказал Унимо.
– Почему? – без любопытства поинтересовался Форин, как обычно, усевшись на окно галереи, так что его силуэт казался гравюрой в старой чёрно-белой книге.
– Может быть, Трикс уже не только наглядное пособие. Может, он и сам научился чувствовать, но скрывает это от вас.
Нимо сам понимал, как по-детски звучат его слова, но ему было горько терять друга. Потому что теперь он не сможет относиться к немому как прежде – даже если ничего не поменяется в поведении Трикса. Как просто оказалось лишить человека личности, просто лишив его своей веры в то, что он настоящий.
– Не исключено, – с пугающим равнодушием пожал плечами Форин. – У меня никогда не возникало желания оживить его – возможно, у тебя получится. Если для тебя это действительно важно, а не просто заученное многими людьми желание