дела в России и Прибалтике. Они становились клиентами банка. Его иностранный отдел постоянно расширялся.
Я часто бывал за границей, особенно в России, и видел, какие широкие возможности может предоставить эта страна нашей торговле и промышленности. Ещё до войны у меня появились там надёжные связи, теперь они могли мне пригодиться.
Очень важную роль во время войны играла русская пограничная станция Белоостров, примерно в часе езды от Петрограда. Здесь производился тщательный досмотр любого багажа и личный обыск. Внимательно изучались паспорта и другие бумаги выезжающих и въезжающих. Чтобы успешно вести дела в царской России, нужно было иметь хорошие связи с пограничными властями.
Говоря о взятках и подкупах в старой России, не следует забывать, что жалованье тамошних чиновников было таким низким, что его едва хватало на жизнь. Поэтому они использовали своё служебное положение для оказания платных услуг. Взятки, разумеется, были запрещены, но их брали везде, и на это смотрели сквозь пальцы. Система взяток была очень сложной. Чтобы её постичь, необходимо было знать, как, где и сколько следует дать нужному человеку. Случалось, что интересы чиновников сталкивались, тогда они объединялись, чтобы не провалить дело и удовлетворить запросы всех участников. Это привело к тому, что у верхушки появились свои платные агенты, мужчины и женщины из среды служащих, следившие за подобными сделками. Таким образом, царская Россия стала самой свободной из всех свободных стран для тех, у кого были деньги и нужные связи.
Благодаря русским друзьям у меня появились прекрасные связи на пограничной станции, и я без затруднений мог пересылать свои бумаги в Россию и из неё. Один высокий пограничный чин в пылу особой ко мне расположенности заявил, что моментально арестует каждого, кого мне захочется задержать. Однажды я забыл свой паспорт в Швеции, что, однако, не помешало мне пересечь русскую границу. Этому предшествовал разговор с начальником. «Я проведу вас как одного из своих агентов», — любезно предложил высокий чин. Я горячо поблагодарил его, но попросил ни в коем случае не делать этого, а подыскать какую–нибудь другую причину.
Раньше российские банки работали в основном совместно с немецкими[565], во время войны это сотрудничество прервалось. У России не было прямых связей с банками Соединённых Штатов[566], сделки осуществлялись через петроградскую контору «Лионского кредита»[567].
«Новый банк» осуществлял операции с ассигнациями, особенно с русскими. Мы скупали русские рубли и продавали их в странах, граничащих с Россией. Разница между покупкой и продажей была значительной и давала большую прибыль. Ежедневно вокруг «Нового банка» собирались толпы иностранных дельцов. Это место превратилось в настоящую биржу.
Некогда преуспевавший банкир Иеста Чюльбергер[568] (XX) (в своё время он был посредником при покупке пакета акций сэра Эрнеста Касселя[569] в «Акционерном обществе Грэнгесбсрг»[570] на сумму 16 млн. крон) за год до войны понёс потери вследствие падения курса на фондовой бирже. Теперь ему поручили несколько дел в России, и он предложил мне сотрудничать с ним. Мы организовали «Шведско–Русско–Азиатскую компанию», которая стала сотрудничать в Петрограде с «Русско–Азиатским банком»[571].
В это же время в Соединённых Штатах мы основали ещё одно акционерное общество: «Джон Макгрегор Грант Инк» в Нью–Йорке[572]. Грант прежде был директором в «Америкен экспресс компани»[573]. Во время одного из своих посещений Нью–Йорка я договорился с ним основать акционерное общество для ведения дел в Швеции и России. Кроме того, мы стали представителями одной крупной российской страховой компании в Америке[574] и получили крупные заказы на приобретение товаров и машин для России. Акционерное общество процветало, прибыль составляла сотни тысяч долларов. Но дивидендов не было. Грант был шотландцем, он считал, что деньги должны оседать и ни один доллар не должен уходить на дивиденды. Когда в 1917 году в России разразилась революция, мы потеряли всё. Через 26 лет с эмигрантской визой на руках я переехал в Ньо–Йорк. В газетах я прочитал, что недавно скончался Джон Грегор Грант, президент одного из крупнейших предприятий Америки в Сан–Франциско («Трансамерикен корпорейшн»), капитал которого составлял 150 млн. долларов.
В Петрограде у меня состоялась беседа с министром иностранных дел Сазоновым[575], мы рассмотрели с ним мои предложения о налаживании экономических связей между Россией и Соединёнными Штатами.
Разговор коснулся обстановки в Швеции, её будущего. Я высказал предположение, что в Швеции скоро будет сильное демократическое правление и Яльмар Брантинг[576] станет играть большую роль в нашем будущем. Сазонов с его старорежимным образом мышления совершенно не верил в успех социал–демократов ни в нашей стране, ни в Европе в целом. Не ощущал он тогда и изменения политической обстановки, которая через короткое время привела к перевороту в его стране и уничтожила класс, представителем которого он являлся.
Русские хотели завязать прямые связи с кредитными учреждениями в Соединённых Штатах. Министерство финансов направило туда своего представителя, чтобы получить государственный заём. Переговоры не дали результатов[577]. Тогда министр финансов России Барк[578] поручил мне договориться о предоставлении займа для России[579]. С этим поручением я и направился в 1915 году в Нью–Йорк.
Американскими финансами в те годы владели две конкурирующие группы. Одна из них, «Кун, Леб и К°»[580], представляла крупный еврейский капитал, но более мощной была «Группа Моргана»[581]. Сначала я обратился к представителям первой группы. В беседе с одним из совладельцев фирмы[582] я постарался выяснить, как он отнесётся к возможности предоставления России займа. Он ответил, что его компаньон и тесть Яков Шифф[583], благотворительная деятельность которого широко известна, не согласится на предоставлении России займа до тех пор, пока евреи в этой стране будут жестоко угнетаться и подвергаться погромам (он напомнил при этом о преступлениях в Кишинёве[584]) и будут лишены возможности жить в крупных городах. Тогда я обратился к «Гаранта траст компани»[585], входившей в группу Моргана, имевшей акционерный капитал в 5 млн. долларов и такой же резервный фонд.
Было решено, что вместе со мной в Россию отправится представитель «Гаранта траст компани», который на месте изучит обстановку и представит отчёт. Это был Грэйсон М. П. Мэрфи[586], бывший офицер, представительный и красивый мужчина, со смехом признавшийся мне, что его только что избрали в правление банка, хотя он и понятия не имеет, что такое вексель.
На борту парохода, везшего нас в Европу[587], мы говорили о России и займах. Мэрфи считал, что надо заставить русских в