течение ряда лет вялой страховой деятельностью кооперативов руководил Карл Бэкмарк. Время предъявляло новые требования, встал вопрос об активизации измененных форм страхования. В «Новом банке» под председательством барона Эрика Пальмстьерна состоялось заседание, посвящённое этой проблеме (XV). После заседания он сказал мне: «Наш план неосуществим, это мертворождённое дитя». Я ответил, что всё будет в порядке, так как за дело берётся «Новый банк». Новое страховое общество располагалось в доме на Васагатан, 6. Банк представил Страховой инспекции гарантийное обязательство на 120 000 крон. Страховое общество возглавили директор Лофтман, служивший ранее в Страховом обществе Туле (XVI), и директор Бэкмарк. Через несколько лет гарантийные обязательства принял на себя Профсоюз кооперативов. Под руководством Карла Эриксона, который пришёл на смену Бэкмарку и Лофтману, страховое общество «Фолькет» стало одним из самых значительных в стране и теперь располагается в собственном здании на Кунгсгатан.
В противовес газетам «Нюа Даглит Аллеханда» и «Афтонбладет» (XVII) в Стокгольме стала выходить радикальная ежедневная газета «Афтонтиднинген» при поддержке книгоиздателя Карла Отто Бонньера и профессора Хельге Бэкстрёма (XVIII). Однажды главный редактор этой газеты Валъфрид Спонгберг попросил меня, как человека известного своим радикализмом, оказать газете материальную помощь. Я обсудил это с Бонньером и Бэкетрёмом и решил передать газете 100 000 крон. Но в то время радикальные идеи не пользовались особой популярностью, газета была закрыта, а я потерял деньги.
Яльмар Брантинг не умел отказывать людям, когда к нему обращались за помощью. Его втягивали в бесконечные долговые сделки. Это отнимало много времени и мешало ему работать. Долговые обязательства и векселя поступали в банк сплошным потоком. Ежедневно пускались в оборот новые векселя и займы. Чтобы навести в этом деле порядок, мы скупили все эти векселя и долговые обязательства и свели их в один общий заём. Сумма долга Брантинга составила 12 000 крон. Ему принадлежала усадьба на Норртулльсгатан, 3, доставшаяся в наследство от отца.
Усадьба находилась в заповедной зоне и не подлежала продаже, отдать её под залог можно было только с Высочайшего позволения. Чтобы повысить доход от собственности, необходимо было модернизировать дом и надстроить три этажа. Когда на это было получено разрешение от Его Величества, «Новый банк» выдал аккредитив на строительные работы. Дом был перестроен. И тут оказалось, что не так–то легко сдать его внаём. Люди не хотели снимать квартиры в «доме социалиста Брантинга». От Анны Брантинг я принял предложение снять один этаж.
Датские социал–демократы проявляли живой интерес к «Новому банку» и его деятельности. Меня пригласили в Копенгаген и попросили сделать доклад о банковских проблемах для функционеров датской Социал–демократической партии. Глава партии Стаунинг встретил меня у трапа парохода, когда я прибыл в столицу Дании (XIX). Мой доклад был принят с одобрением. За докладом последовала дискуссия. Вечером был устроен приём в гостинице «Бристол», на котором присутствовали Стаунинг, Боргбьерг, Хансен, Нина Банг и другие руководители рабочего движения Дании. Настроение у всех было отличным, датский характер проявлялся в юморе выступавших на вечере. На другой день я осмотрел кооперативные строительные предприятия и мастерские. Вскоре датские рабочие открыли свой собственный банк.
Общие собрания в «Новом банке» проходили особенно оживлённо, когда образовывалась оппозиция его правлению. Всегда находились люди, которым отказывали в займе, и люди, которым по политическим или другим соображениям хотелось бы нанести вред банку. Приобретение одной акции не составляло труда, и это давало право выступить на общем собрании.
Помню выступление на одном из собраний председателя уездного суда Эрика Берглунда, известного члена Союза выборщиков, хорошего юриста и приятного человека, с которым мне приходилось встречаться. Но когда при нём заходила речь об общественных реформах, в глазах у него темнело. За день до общего собрания он стал обладателем одной акции. Он жёстко критиковал руководство банка и исполняющего обязанности директора за нездоровые сделки и выступал в роли горячего защитника интересов простых людей. Меня поразило, что именно он печётся о защите владельцев мелких акций. Я сказал ему: «Что касается нездоровых сделок, особенно при покупке недвижимости, против которых выступает господин Бершунд, я должен напомнить ему об одном случае, когда я, купив у него пригородный посёлок Грёндаль, тут же был вынужден приступить к строительству канализации, так как полное её отсутствие могло нанести вред здоровью не только жителям Грёндаля, но и Стокгольма. Господин Бергпунд должен согласиться, что такую сделку нельзя считать нездоровой». После этого мой друг Бершунд больше не появлялся на общих собраниях.
Нас так же не любили в других банках. Характерной была одна история. В «Торговый банк» обратился человек с чеком из «Нового банка». Кассир заявил, что они не принимают чеков подобного банка. Человек ушёл и через некоторое время вернулся с пачкой денег: «Не примите ли вы их?» — «А почему нет?» — «Но ведь они тоже из “Нового банка”».
После общих собраний я обычно приглашал на ужин членов правления. Эти вечера пользовались успехом. Особое настроение создавалось выступлением хора рабочих Стокгольма, руководителем которого был Пауль Магнуссон, а дирижёром Аксель Нюландер, контролёр таможни. Песни рабочих мне очень нравились, я высоко ценил Пауля и его хористов. В 1913 г. я помог им организовать выступления в Дании и Германии. Каждая встреча с хором была для меня настоящим праздником, я никогда не забуду наши вечера на Фьедерхольмана, Мосебакке и в Стальмэстарегорден. Когда Союзу хористов исполнилось 50 лет, меня пригласили на юбилейную встречу в Ратушу, и я был одним из тех, кто получил нагрудный знак Союза, выполненный из золота. Это единственный знак отличия, которым я обладаю, и я очень его ценю.
Оказалось, что за те пять лет моего руководства «Новый банк» стал одним из самых известных за границей шведских банков. Было приятно осознавать себя частью небольшой нейтральной и уважаемой нации, сумевшей объединить экономические интересы различных государств и отдельных групп людей, не пробудив в них зависти к себе.
Начало Первой мировой войны
Мировая война началась 1 августа 1914 года[563]. Почувствовалась она и в «Новом банке». Тысячи иностранцев, возвращаясь домой из Германии, Англии, Франции, Бельгии, Голландии и т. д. в Россию, Финляндию, Прибалтийские провинции и наоборот, являлись в банк, чтобы обменять деньги, продать чеки «Америкен экспресс»[564] или получить деньги по аккредитивам. Помочь всем этим людям было нелегко: не хватало персонала. Но мы делали всё, чтобы оказать им необходимые услуги. Многие деловые люди оставались в Швеции, так как в нейтральной стране можно совершать сделки с обеими воюющими сторонами. В Стокгольме развили активную деятельность люди, у которых прежде были крупные