ногу, чтобы та не могла сбежать.
«А Мазарики ничего не досталось, – говорит Кэт. – Ни мяса, ни девушки».
Лиз вдруг резко вырывается из материнской хватки – по-прежнему не выпуская мяса из рук.
Бросив небольшой кусочек мяса Лиз, которая пока еще не более чем ребенок с бледным личиком, и позволив ей и Лотти подраться за него, Бен ловко избавился от обеих сразу и теперь спокойно наслаждается остатками трапезы. У высокого положения есть свои привилегии. Особенно для тех, кто умеет этим положением пользоваться.
Вожак всегда получает мясо и всегда получает секс, а иногда и то и другое одновременно[369]. Он оттесняет прочих и берет все, что ему хочется. Но вот чего я не понимаю, хотя стремлюсь понять: какую ценность представляет вожак для группы? Какая от него польза? Какие выгоды несет сообществу строгая иерархическая система?
Большинство самцов страдают от притеснений, связанных с их низким положением. И очень немногие из них имеют шанс когда-нибудь дорасти до статуса альфы. Можно было бы ожидать, что низкоранговые самцы просто станут покидать сообщество, – это разрушило бы иерархию давным-давно. Но как вообще могла возникнуть столь, казалось бы, несправедливая система? И почему она уцелела до сих пор? Каким образом она поддерживает существование? Очень немногие получают куда больше благ, чем основная масса особей; что же тогда удерживает сообщество?
Все взрослые самцы шимпанзе участвуют в защите территории и весьма рискованных агрессивных нападениях на соседствующие с ними группы. Число взрослых самцов – причем независимо от их ранга – определяет, насколько большой территорией владеет сообщество. Территория Сонсо значительно сократилась, когда в нем осталось всего шесть самцов. Зато в то время, когда число половозрелых самцов в этом сообществе возрастало до десятка, Кэт своими глазами видела, как границы их владений расширяются. Отражая посягательства чужих шимпанзе, каждое сообщество защищает принадлежащие ему пищевые ресурсы.
Но даже если от числа самцов зависит защита территории, это все равно не объясняет, зачем нужна система иерархии и чем так важен ранг в ней.
Кэт отчасти помогает пролить свет на эту загадку: «Когда в сообществе случается переворот и действующего вожака смещают – обычно такое происходит каждые пять-семь лет, – то некоторое время роль альфы оказывается незанятой. Никто ни перед кем не кланяется; все проявления уважения и подчинения откладываются до той поры, когда ситуация с новым вожаком наконец разрешится».
В Сонсо в период безвластия стычки между соискателями примерно одинакового ранга длились целых четыре года, что для жизни сообщества – целая вечность. «Для социальной жизни этот период оказался крайне разрушительным, – вспоминает Кэт. – Без очевидного альфы в сообществе нет единства. Шимпанзе перестают патрулировать границы и поддерживать другие обычные стороны жизни сообщества. Так что доминирование самцов важно для поддержания порядка, хотя у бонобо опять же этим занимаются самки, причем без буйства и насилия, к которым самцы склонны из-за высокого уровня тестостерона».
Альфа-самцы шимпанзе ведут себя как задиры и грубияны, и в то же время, по словам Франса де Вааля, «альфа может быть и главным утешителем, миротворцем»[370]. Случается, они защищают аутсайдеров, успокаивают сородичей, испытавших сильный стресс, обеспечивают слаженность действий в группе – больше, чем кто-либо другой. Иными словами, альфа-самцы выполняют двойственную функцию.
Есть некая ирония в том, что одержимость статусом, вызывающая столько раздоров, порождает строгую иерархию, которая, по крайней мере большую часть времени, помогает шимпанзе удерживаться от крайностей. Когда живешь в социуме с очень тесными связями, конфликты неизбежны. Тут нет ничего удивительного, а значит, в сущности, это не так уж важно.
Важно другое – то, что шимпанзе умеют улаживать неизбежные конфликты. Они наделены чувством справедливости, и это помогает им сводить ссоры на нет. Примирение и прощение позволяют в ключевой момент отойти от края, не переступив черту. Они дают возможность придерживаться золотой середины, восстанавливают мир, когда в этом возникает необходимость, и поддерживают мир, когда он оказывается под угрозой.
Лиз возвращается к Лотти и подает сигнал – длинное почесывание. Она хочет смягчить отношения после недавней размолвки с матерью из-за куска мяса. Самки предаются непродолжительному грумингу, потом немного играют. Прикосновение исцеляет.
Когда Лотти удаляется, Бен и Талискер следуют за ней по пятам. Они все больше и больше сосредоточивают свое внимание на ней – и друг на друге тоже. Весь день, где бы ни уселся Талискер, Бен непременно устраивался так, чтобы оказаться по крайней мере на том же расстоянии от Лотти или чуть ближе к ней. С виду вроде бы ничего особенного не происходит, но оба самца неприметно проверяют и переустанавливают границы. При этом они то и дело прибегают к сеансам взаимного груминга – как бы все время приглушают готовый вскипеть котел до тихого побулькивания, снижая градус напряжения даже в условиях наиболее острой конкуренции.
В ходе нашей эволюции получение приоритетного доступа к сексу тоже побуждало самцов конкурировать друг с другом за статус и ранг со всеми сопряженными с этим усилиями и рисками. Столь широкое распространение сексуальных домогательств на рабочем месте показывает, что мы не так далеко ушли от шимпанзе; слишком уж часто мужчины полагают, что высокое положение дает им особое право на секс. И порой случается, особенно с излишне грубыми и наглыми альфа-самцами шимпанзе (таким, например, был Ник), что чем выше они поднимаются, тем жестче оказывается их падение.
Макаллан и Дауди подходят поприветствовать Бена.
«Они делают это только потому, что так положено, – говорит Кэт. – На самом деле сейчас их интересует только Лотти».
Оба садятся неподалеку от Лотти. Макаллан вытягивает руку и чуть-чуть разворачивает туловище; так он оказывается еще ближе к Лотти, хоть и старательно маскирует свое намерение. Но Бена не проведешь: он тут же делает движение в сторону Макаллана. Намека оказывается вполне достаточно.
Все поднимаются и снова трогаются с места. В большинстве случаев в это время дня они наверняка отправились бы проведать несколько больших фикусов, до которых отсюда всего 10 минут ходу. Но Кэт говорит: «Спорим на что хочешь: куда пожелает пойти Лотти, туда же потянутся и все остальные? Сегодня мир вращается вокруг нее».
Лотти, подавляя короткий хныкающий звук, оказывается в самом хвосте процессии.
Затем она останавливается.
Все остальные тоже останавливаются.
Лотти лезет на дерево. Талискер, естественно, лезет за ней. Бен отгоняет прочь остальных и забирается повыше Талискера.
Бен протягивает правую руку к покрытой листвой ветке и энергично трясет ее. Альфа-самцы вообще чаще жестикулируют и становятся адресатами жестов, чем прочие шимпанзе[371], однако Лотти, сидящая на несколько веток ниже, не отвечает на приглашение Бена.
Лотти спускается. Бен и Талискер спускаются тоже.