– Мне это известно.
– Но вам не известно, что на следующий после него срок я хочу предложить вас.
Хар некоторое время обдумал услышанное и добавив немного почтительности в голосе, произнес:
– Это большая честь. Я ценю ваше доверие, но…
Лицо Рогова исказила легкая гримаса. Хар знал, что это улыбка.
– Вы хотите сказать, что вам до чертиков надоело Зеркало и вы вовсе не мечтаете взвалить себе на плечи такую ответственность?
– В общем… да, – невольно улыбнулся Хар.
– Послушайте, Адмирал. Вы знаете, я ничего не делаю, не взвесив заранее все последствия. Прогнозисты дают большой рост проблем на ближайшие три десятилетия. Можно сказать, почти катастрофический. Два срока Бланш справится, но дальше ему не потянуть. Мне хотелось бы оставить Зеркало в надежных руках. Я говорил об этом с Председателем Совета, разумеется, не называя имен, и он обещал поддержать меня.
– А вы не думаете, что на этот пост стоит поискать кого-нибудь помоложе? – осторожно сказал Хар.
– Назовите мне этого человека и я возьму его без колебаний.
Хар промолчал.
– Вот видите. Адмирал, давайте смотреть правде в глаза. В реально обозримый период вы дадите сто очков вперед любому самоуверенному юнцу.
Хар опять промолчал.
– Я предлагаю вам сделку. Вы принимаете мое предложение, а я, со своей стороны, готов поддержать ваше. Договорились? Или вам необходимо дать некоторое время на размышление.
Он в упор, не мигая, уставился на Хара.
– Договорились, – с легким вздохом ответил Хар.
2
Сначала Эвелин услышала чей-то негромкий голос, просто набор ничего не значащих звуков. Этот далекий голос надоедливо бубнил, мешая опять впасть в привычное забытье. Постепенно он становился все громче и громче. Наконец, до нее начал доходить смысл услышанного. Кто-то настойчиво звал ее.
– Эвелин, Эвелин… Вы меня слышите, Эвелин? Эвелин… Если слышите, попробуйте кивнуть головой.
Голос был ей совершенно незнаком. Она слегка сдвинула непослушную голову, в знак того, что поняла сказанное, а потом медленно, с большим трудом, попыталась открыть глаза. С третьей попытки у нее получилось.
Сначала перед глазами возникла неясная туманная пелена, но постепенно зрение наладилось. Саркофаг был открыт, крышка поднята и отведена в сторону, поэтому первое, что она разобрала, было лицо склонившегося над ней незнакомого, довольно молодого мужчины.
– Как вы себя чувствуете? – медленно произнес он.
Эвелин осторожно повела глазами. Обширное помещение, которое тонуло в полумраке, было ей совершенно незнакомо. Вдоль стены тянулся ряд включенных терминалов, за которыми молча работали несколько человек, мужчин и женщин. Другие стены были уставлены шкафами с аппаратурой. Никаких окон в этом сумрачном зале не было.
– Как вы себя чувствуете? – повторил мужчина громче. Он был в темном, поблескивающем медицинском скафандре. Наверное, это врач, подумала Эвелин. Мужчина разглядывал ее сквозь зеркальную щель в шлеме, слегка прищурив глаза и от этого немного походил на строгого экзаменатора.
– Трудно сказать сразу, – медленно ответила Эвелин, проглатывая стоящий в горле неприятный комок. – Довольно муторно. Но это, наверное, нормальная реакция организма.
Мужчина кивнул.
– Пожалуйста, закройте глаза и полежите немного без движения. Раз вы пришли в себя, мы сейчас кое-что сделаем, и вам сразу станет легче. А потом мы немного поговорим.
Он отошел к пульту, пройдя через двойной мерцающий полог. Эвелин послушно закрыла глаза. Теперь, когда она вспомнила, кто она и где находится, в голове постепенно стали появляться вопросы. Где Олвин? Это помещение совсем не похоже на то, где она заснула. Сколько же прошло времени? Зачем ее разбудили, одну? Хотя, может быть Дэвида тоже разбудили?
– Ну как, вам лучше?
Эвелин опять открыла глаза. В зале заметно посветлело.
– Да.
Ей действительно стало лучше. В голове немного прояснилось и она даже сделала попытку приподняться.
– Нет-нет, вставать вам пока рано, – быстро проговорил мужчина, решительно пресекая ее движение. – Мы вполне можем поговорить и так.
– А где Олвин? – спросила Эвелин.
– Его больше нет с нами, – ответил мужчина не сразу. В его голосе прозвучала неподдельная грусть. – Он умер через двадцать восемь лет после начала нашего эксперимента. Для Фонда это была огромная потеря… После него сюда пришел новый руководитель, Берк Ван-Хаммер. Вы его не знали. Талантливый ученый, очень крупный специалист в этой области. Он очень многое сделал для решения проблемы. Сейчас этим центром руковожу я. Разрешите представиться, Игорь Маслов, врач-трансформик. Мы с вами не знакомы. Я начал работать, когда вы уже спали.
– Как жалко, что Олвин не дожил до встречи, – медленно произнесла Эвелин. Олвин, на которого она так надеялась и который столько сделал… Теперь она осталась совсем одна.
– Значит… прошло много лет? – осторожно спросила она.
– Да.
– Сколько?
Мужчина помедлил, разглядывая показания датчиков на панели внутри своего шлема, но потом все-таки ответил:
– Около шестидесяти. Если быть абсолютно точным – пятьдесят восемь лет, семь месяцев и двенадцать дней.
– Так много? И вы разбудили меня, потому что проблема уже решена? – с надеждой спросила Эвелин.
– Не совсем. Может быть, мы поговорим об этом немного позже? Скажем, завтра утром.
– Нет, – Эвелин отрицательно замотала головой. – Я не смогу так долго ждать. Говорите прямо сейчас, я выдержу.
– Минутку, – Маслов опять прошел сквозь полог и о чем-то тихо переговорил с людьми у стены.
– Хорошо, – сказал он вернувшись. – Если коротко, то проблема состоит в следующем: необходимо принять кардинальное решение и для этого нужны вы. Сейчас наших знаний вполне достаточно для того, чтобы Дэвид проснулся и прожил около десяти лет, плюс-минус год, в относительно нормальном состоянии. Если держать его в саркофаге дольше, то этот срок естественно будет увеличиваться. Но к сожалению, одновременно начнет резко возрастать риск, что мы вообще не сможем разбудить его. Сейчас мы стоим на перепутье.
У Эвелин внутри все сжалось. Опять, опять надо делать выбор и никто на свете не может ей помочь. Она на мгновение вновь стала молодой девчонкой, замершей у постели умирающего отца. Как страшно и одиноко… Перестань, вдруг сказал жесткий внутренний голос. Вспомни, что ты говорила, когда решила бороться с судьбой. Никто и никогда не заставит тебя отступить!
– Правильно ли я поняла вас? – спокойным голосом спросила она врача. – Если он проведет в саркофаге еще какое-то время, то рискует вообще из него не выйти? И с каждым днем этот риск будет возрастать?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});