Эти два чуда произошли до моего рождения, так что у меня нет с ними ничего общего. Но о них стало известно, когда я родился, в деревне я был почти святым! Все так уважительно относились ко мне, люди прикасались к моим ногам, даже старики. Позже мне сказали, что «вся деревня приняла тебя как святого».
Когда мне было около четырех лет, я был единственным ребенком в доме - делать нечего, школы нет, идти некуда. У дедушки со стороны мамы был универсальный магазин, там было все. Это был единственный магазин в деревне… он был очень маленьким, даже не магазин. Я начал играть с конфетами и другими вещами, и я не знаю, как это со мной произошло… но скоро начали постоянно приходить больные люди, а не было ни доктора, ни врача, ни больницы, даже в ста милях не было больницы.
Как-то ко мне пришло, что если люди считают меня святым и прикасаются к моим ногам, я должен давать им лекарства. А лекарства были ничем иным как смесью нескольких конфет, хорошо протертых в порошок, которые были в бутылочках разного цвета. И конечно, люди, у которых лихорадка, болит голова или живот, не умирают. И они начали излечиваться. Они бы вылечились в любом случае это не было чудом, но стало чудом.
Мой Нана начал говорить: «Ты испортишь мой магазин — теперь он стал больницей! Весь день люди приходят и иногда даже мне приходиться давать им твои лекарства, а я не имею понятия, что это за лекарства! Ты разрушаешь мои конфеты и мой магазин. Но они излечиваются, так что вреда нет, продолжай».
Когда через семь лет я переехал в дом моего отца, я перестал заниматься этим лечением, но люди из той деревни, когда бы они ни приходили, напоминали мне. Они уже начали называть меня доктор Сахиб, и я говорил: «Пожалуйста, не употребляйте здесь этого слова, потому что я полностью перестал этим заниматься. Во-первых, здесь нет конфет, у моего отца магазин с одеждой, а я не могу делать лекарства из одежды. И здесь никто не знает, что я могу совершать чудеса. Сначала люди должны знать, потом вы можете их совершать, иначе ничего не получится».
***
Однажды я просто играл, мне было четыре или пять лет, не более. Мой отец брил бороду, когда кто-то постучался в дверь, мой отец сказал мне: «Пойди и скажи ему: «Моего отца нет дома».
Я вышел и сказал: «Мой отец бреется, и просил сказать вам: «Моего отца нет дома».
Человек сказал: «Что? Он внутри?»
Я сказал: «Да, но это он мне сказал. Я сказал вам всю правду».
Человек вошел, а мой отец посмотрел на меня: что произошло? А человек был очень зол, он сказал: «Это нечто! Вы сказали, чтобы я пришел в это время, и вы посылаете мальчика сказать, что вас нет дома».
Мой отец спросил его: «Но как вы выяснили, что я был в доме?»
Он сказал: «Мальчик все рассказал, что «мой отец дома. Он бреет бороду, и сказал мне передать вам, что он вышел».
Мой отец посмотрел на меня. Я мог понять, он сказал: «Подожди! Пусть только этот человек уйдет, и я тебе покажу».
И я сказал ему: «Я ухожу еще до ухода этого человека».
Он сказал: «Но я ничего тебе не сказал».
Я сказал: «Я все понял!»
Я сказал человеку- «Останьтесь здесь. Сначала дайте мне уйти, потому что у меня будет проблема». Но уходя я сказал своему отцу: «Ты же сам настаивал: «Будь честным…» Так что, сказал я, это шанс быть честным, и проверить, действительно ли ты хотел, чтобы я был честным или учил меня хитрости?»
Конечно, он понял, что лучше промолчать, потому что когда человек уйдет, я вернусь домой. Я пришел через два или три часа, так чтобы он успокоился, там были бы другие люди, и не появилось бы никакой проблемы. Он был один. Я вошел, и он сказал: «Не беспокойся - я никогда не скажу тебе ничего подобного. Ты должен простить меняя. В этом смысле он был справедливым человеком, иначе кто бы стал беспокоиться о пятилетнем или четырехлетнем ребенке и просить — будучи отцом - «прости меня»?
И он никогда больше ничего подобного не говорил во всей своей жизни. Он знал, что со мной он должен вести себя по иному, чем с другими детьми.
***
Мой дедушка очень любил меня, просто из-за моего озорства. Даже в старости он был проказником. Он никогда не любил моего отца или моих дядей, потому что все они были против проказ старика. Все они говорили ему: «Вам семьдесят лет и вы должны хорошо себя вести. Вашим сыновьям пятьдесят лет, пятьдесят пять, вашим дочерям пятьдесят лет, их дети поженились, есть дети их детей а вы продолжаете делать такое, что нам стыдно».
Я был единственным, с кем он был близок, потому что я любил старика по простой причине, что он не утратил своего детства даже в возрасте семидесяти лет. Он был таким же озорным, как и любой ребенок. И он озорничал даже со своими сыновьями и дочерьми, и зятьями, и все они были просто потрясены.
Я был его единственным наперсником, потому что мы сговаривались вместе. Конечно, многое он сделать не мог — это делал я. Например, его зять спал в комнате, и мой дедушка не мог залезть на крышу, а я мог. Мы договаривались вместе, он помогал мне, он становился лестницей, чтобы я залезал на крышу и убирал черепицу. И бамбуковой палкой, на которую была привязана щетка, ночью прикасался к лицу зятя… Он кричал, и весь дом сбегался… «Что случилось?» Но к тому времени мы исчезали, и он говорил: «Здесь было привидение или кто-то только что прикасался к моему лицу. Я пытался поймать его, но не смог, было темно».
Мой дедушка оставался совершенно невинным, и я видел, какой огромной свободой он обладал. Во всей семье он был самым старшим. Он должен был быть самым серьезным и самым обремененным столькими проблемами и тревогами, по ничего не действовало на пего. Все были серьезными и обеспокоенными проблемами, только он не волновался. Но было единственное, что мне никогда не нравилось — поэтому я его сейчас вспомнил и это было спать с ним. У него была привычка спать с закрытым лицом, и мне тоже приходилось спать с закрытым лицом, а это отравляло сон.
Я ясно сказал ему: «Я со всем согласен, но с этим я не могу смириться. Ты не можешь спать с открытым лицом, я не могу спать с закрытым лицом — мне душно. Ты делаешь это с любовью», — он прижимал меня к сердцу и с головой укрывал меня, - «это прекрасно, но утром мое сердце не будет биться. Твое намерение прекрасно, но ты утром будешь жив, а меня не будет. Так что наша дружба находится за пределами кровати ».
Он хотел, чтобы я спал с ним, потому что он любил меня, и сказал: «Почему ты не приходишь и не спишь со мной?»
Я сказал: «Ты прекрасно знаешь, что я никем не хочу быгь удушен, даже если у этого человека хорошие намерения. Ты любишь меня, и ты хотел бы прижимать меня к своему сердцу даже ночью». Также утром мы обычно ходили на долгие прогулки, и иногда, когда была луна, ночью. Но я никогда не позволял ему держать меня за руку. И он говорил: «Но почему? Ты можешь упасть, ты можешь споткнуться о камень или что-нибудь еще».
Я сказал: «Так лучше. Дай мне споткнуться, это не убьет меня. Это научит меня не спотыкаться, быть внимательным, помнить, где находятся камни. Но ты держишь меня за руку — сколько ты сможешь держать меня? Сколько ты будешь со мной? Если ты можешь гарантировать, что всегда будешь со мной, тогда, конечно, я хочу этого».
Он был очень искренним человеком, он сказал: «Этого я не могу гарантировать. Я не могу ничего сказать даже о завтрашнем дне. А одно точно, ты будешь жить долго, а я буду мертв, так что я не буду вечно держать тебя за руку».
«Тогда, — сказал я, — для меня лучше учиться с этого момента, потому что однажды ты покинешь меня на середине, беспомощного. А если ты приучишь меня держать тебя за руку… тогда есть только два пути: или я начну жить в выдумке: Бог отец — который, конечно, невидим, -держит мою руку и ведет меня…»
Я сказал своему дедушке: «Я не хочу остаться в таком положении, где я должен создать вымысел, чтобы жить в нем. Я хочу жить настоящей жизнью, не выдуманной. Я не герой романа. Так что оставь меня, дай мне упасть. Я постараюсь встать. Ты подожди, просто смотри, и это будет более сострадательным по отношению ко мне, чем держать меня за руку».
И он понял это, он сказал: «Ты прав, однажды меня здесь не будет».
***
Мой дедушка всегда во всем мне симпатизировал. Он всегда был готов принять участие, если мог, конечно, он никогда не обижал меня, он всегда награждал меня.
Я приходил домой каждый вечер и первое, что спрашивал меня мой дедушка, было: «Что ты делал сегодня? Как дела? Не случилось ли чего?» Мы всегда хорошо разговаривали ночью в его кровати, и он наслаждался всем. Я рассказывал ему все, что произошло днем, и он говорил: «Это был действительно хороший день!»
Мой отец наказал меня только один раз, потому что я пошел на ярмарку, которая проводилась каждый год в нескольких милях от города. Там течет одна из святых рек индусов, Нармада, и на берегу Нармады в течение месяца проходила ярмарка. И я просто пошел туда, не спросив его.