был женат, отец присылал ему из России всего сто рублей в месяц, а картины его никто покупать не спешил. Никто кроме Тенишевой: она стала первой поклонницей творчества Бенуа и, более того, в течение трёх лет выдавала ему по сто рублей в месяц в качестве поддержки, а также поручила приобретать акварели для своей коллекции.
К сожалению, вкусы княгини и художника разнились. «Много было у меня акварелей, которыми восхищался Бенуа и к которым я, наоборот, была совершенно равнодушна». Тем не менее спорить с Шурой Мария Клавдиевна не решалась. Бенуа тем временем стал вести себя, по мнению княгини, всё более дерзко – «выпрашивал» у художников, с которыми имела дело Тенишева, сувениры для себя, требовал, чтобы благодетельница поддерживала финансово не только его, но и других творцов, чьи произведения в ней никак не отзывались.
В ту же пору Тенишевой представили Леона Бакста, тоже искавшего успеха в Париже, но нашедшего пока одни лишь разочарования. Мария Клавдиевна пришла на помощь и ему, давала заказы, но осталась разочарована тем, как Бакст написал многострадальную Киту – портрет вышел «очень неудачным, конфетным и безвкусным. К тому же он изобразил свою модель с гитарой в руках, но гитаре придал такие размеры, что вышло что-то вроде контрабаса на животе».
Киту, впрочем, из-за неудачного портрета не слишком расстраивалась. Её заботили куда более серьёзные проблемы.
Гадкий мир искусств
Село Талашкино, нежно любимое Тенишевыми (даже Вячеслав предпочитал отдыхать здесь, а не в Хотылеве), Святополк-Четвертинская была вынуждена выставить на продажу из-за финансовых неурядиц. Киту очень беспокоило, что Талашкино с его превосходным, налаженным хозяйством уйдёт в чужие, равнодушные руки. И вдруг князь Тенишев заявил, что продаст Хотылево и приобретёт Талашкино, да к тому же оставит Киту в нём полной хозяйкой! От дел на заводах он уже давно отошёл, а зимы предпочитал проводить в Петербурге или за границей, в Хотылеве его одолевали просьбами рабочие и служащие. Имение в итоге было продано, и пусть княгиня радовалась тому, что Талашкино теперь неприкосновенно, но всё равно жалела о Хотылеве, на которое было потрачено столько её сил, забот и стараний…
Но жизнь продолжалась, и теперь уже в Талашкине у Тенишевых по многу месяцев жили постоянные и временные гости из мира искусства. Часто и надолго приезжал Михаил Александрович Врубель с супругой, знаменитой певицей Надеждой Забелой. Врубеля Тенишева очень ценила, она была, по собственному признанию, «его ярой поклонницей». Всегда защищала от нападок, поддерживала, чем могла, дорожила их дружбой и горько сочувствовала неудачам этого одарённого художника. «Такие таланты рождаются раз в сто лет, и ими гордится потомство, – считала Тенишева. – Сидя со мной, он, бывало, рисовал и часами мечтал вслух, давая волю своей богатой, пышной фантазии. Малейший его эскиз кричал о его огромном даровании. В это время я была занята раскраской акварелью по дереву небольшой рамки, и этот способ его заинтересовал. Шутя, он набросал на рамках и деках балалаек несколько рисунков, удивительно богатых по колориту и фантазии, оставив мне их потом на память о своём пребывании в Талашкине».
Расписанные Врубелем сказочные балалайки стали основой чудесной экспозиции «оркестра» русских народных инструментов, представленных Тенишевой в Париже на Всемирной выставке 1900 года. Князь был назначен генеральным комиссаром этой выставки и предложил супруге помочь ему с обустройством русского павильона. Вслед за Врубелем деки музыкальных инструментов расписали Рерих, Серов, Малявин, Поленов, сама Тенишева и другие художники. Репин вначале тоже выразил желание участвовать, но потом прислал балалайки назад нерасписанными, да ещё и выказал удивление, как это Марии Клавдиевне пришло в голову, будто бы он станет исполнять что-то подобное! Выручил Врубель – расписал ещё два музыкальных инструмента, и «оркестр» был полностью укомплектован.
Парижане, как и предполагала Тенишева, просто влюбились в чудесную экспозицию, где, кстати, помимо расписных балалаек были выставлены резная мебель, вышивки, игрушки и много других великолепных примеров русского искусства. А сказочный оркестр получил золотую медаль! Увидеть балалайки Врубеля с их загадочными пейзажами, золотыми рыбами и вещими птицами сегодня можно в историко-архитектурном комплексе «Теремок», расположенном в посёлке Флёново Смоленской области.
В школе, которую открыли в Талашкине неугомонные подруги, игру на балалайках преподавал Василий Александрович Лидин, сколотивший из учеников прекрасный оркестр. Дружба Тенишевой с этим незаурядным человеком продолжалась долгие годы, он был беззаветно предан княгине при жизни и не расстался с нею даже после смерти, но об этом чуть позже. Покамест все наши герои живы – веселятся и разыгрывают друг друга по поводу и без. В мемуарах Тенишева пишет о том, как однажды разыграли Киту: она возвращалась из Хотылева, которое в тот момент передавали новым владельцам, и, чтобы отвлечь её от грустных мыслей, договорились встретить её, переодевшись прислугой. Врубель изображал денщика, Забела – хворенькую бабёнку, Лидин – кучера, а известный скрипач Фидельман ввиду своего крошечного роста был спелёнут как младенец, тогда как Тенишева исполняла роль его няньки. Велико было удивление Киту, обнаружившей дома эту странную компанию!
Врубель по-прежнему часто гостил в Талашкине, страшный период его жизни – кризис, болезни, разочарование, безумие – в ту пору ещё не настал. Именно там, у Тенишевых, художник написал своего знаменитого «Пана» (1899, Третьяковская галерея): всего за один день, на холсте, где был уже начат портрет жены! Тогда же сделал и портрет хозяйки имения, представшей в образе Валькирии (1899, Художественный музей, Одесса).
Конечно, Врубеля уже тогда оскорбляло неприятие критикой и публикой его работ, и даже Тенишевой не всегда удавалось утешить друга. На выставке русских и финляндских художников 1897–1898 годов, организованной Сергеем Дягилевым в музее училища Штиглица, было показано панно Врубеля «Утро» (1897, Русский музей), отвергнутое заказчиком. Желая поддержать мастера, Тенишева приобрела эту работу (в мемуарах она упоминается под другим названием – «Русалки») и тут же «получила ответочку» от художника Павла Щербова, опубликовавшего в журнале «Шут» убийственную карикатуру Княгиня там была представлена в образе туповатой покупательницы (по-крестьянски одетой, но с гордым аристократическим профилем, который никого не обманет), а Дягилев – в виде бессовестного торговца, всучивающего Тенишевой изрядно поношенное одеяло. Для тех, кто вдруг не понял, о чём речь, под карикатурой имелась подпись: «Брось, бабка, торговаться; сказано: одеяло – в рубель… Ведь я его не на свалке выгреб, а в больнице у Фрея выудил».
Жестокая выходка была сама по себе обидна, но ещё тяжелее княгиня переживала из-за того, как восприняли карикатуру Шура Бенуа и другие художники: они смеялись в голос, позабыв доброту Тенишевой, которую она проявляла к ним