И вдруг он неожиданно очищается и становится голубым. Мне страшно. Внезапно на нем оживают белые буквы и цифры. Никаких цветов, совсем никаких картинок. Только адрес. Какой-то адрес с названием улицы в Балтиморе.
> Спасибо, — набираю я.
Экран гаснет. Вот теперь ее действительно здесь нет.
Я отправляюсь на поиски бумаги и ручки в спальню дока, полагая, что у него, возможно, они есть, — писать причудливые за писки друзьям, например. Это не то, что можно напечатать на компьютере или отправить по электронной почте. Я записывая адрес по памяти, на всякий случай. Затем кладу чистый лист бумаги на письменный стол рядом с клавиатурой. Интересно, из какого дерева сделан этот стол? Мой старик, наверное, сразу определил бы. Как непривычно держать ручку неуклюжими пальцами. Я сниму деньги со своего счета, куплю билет за наличные пусть с переплатой. Это позволит мне отделаться от журналистов И от дока. Антонио вообще все равно — приду я или нет. А все же любопытно, что я собираюсь найти по этому адресу.
Дэйтарк?
Возможно. Мне только сейчас приходит в голову, что я даже не знаю на самом деле, что она — это она. Я просто догадывался. Это и не важно.
А вдруг… ведь может такое быть… моя мать жива, и это мои воспоминания верны, а не официальная база данных. То есть на то, чтобы меня привести в порядок, потребовалось не меньше миллиона баксов. А если она уцелела — что ж, Общественное Здравоохранение сделало свое дело. Может, в этом вся причина? И было бы желание и деньги — узнать можно все, что угодно. Антонио платит мало, но на что мне было тратить эти деньги раньше? И может быть, я думаю… если она и в самом деле жива… больше всего на свете мне хочется увидеть ее. Хотя бы разочек, понимаете?
Нет. Я сам не понимаю.
Я касаюсь ручкой бумаги, и на листке появляется крошечная ярко-синяя точка — идеально круглой формы и цвета неба в тот первый вечер, когда я любовался видом города сверху, его переливающимися огнями. «Док, — пишу я. Слова выводятся медленно, буквы петляют по бумаге песочного цвета. — Я нашел портрет. Вашего сына. Раньше я не смел совать нос в Ваши дела, простите меня, и я не знаю, что произошло с ним или с вами двумя. Я просто не знаю этого и хочу, чтобы Вы знали, как много Вы сделали для меня, уж Вы мне поверьте. И простите меня за то, что я не остаюсь, но я просто не могу. Я не знаю точно почему — может, просто потому, что я никогда не был самим собой, понимаете? То есть, полагаю, я им был давным-давно, но после той аварии я был ребенком в кровати под номером четыре, затем я был обгоревшим ребенком, а затем — чудовищем, от которого отворачивались люди, и мойщиком кастрюль из-под паэльи, а теперь я даже не знаю…
Мне кажется, я просто хочу попробовать быть собой. Не уверен, что это вообще у меня получится, — забавно, да? Но мне необходимо попробовать. А еще я хочу сказать, что есть одна девочка, и сделать ей лицо Вам будет намного легче, чем мне, она белокурая, и вы сами увидите, какая она была хорошенькая, и журналистам она понравится. Они придумают что-нибудь трогательное, вроде истории про Золушку. Ее зовут Котенок, и Вы сможете найти ее в Группе Взаимопомощи, которую я посещал по вторникам, — все это есть в моем досье». Надо бы высказать ему еще что-нибудь, но слова не идут. Возможно, я еще не понимаю, что именно надо ему сказать. И потребуется время, чтобы это понять, и уже тогда я смогу вернуться и высказать все. Я не знаю.
Но это уже возможность, а я что-то не припомню, чтобы у меня были какие-либо возможности раньше. Если что и случалось со мной, то только всякая ерунда.
Так что я просто пишу: «Спасибо, док», — и оставляю записку на столе, а сам выхожу из квартиры. Впервые я делаю это самостоятельно, но сигнализация никак не реагирует. Все та же лягушка плюхается в маленький бассейн в симпатичном внутреннем дворике, а я сажусь в лифт и спускаюсь в вестибюль — и все это в первый раз за все время. Навстречу мне идет женщина — ослепительная, в прекрасном деловом костюме, в красивых туфлях, и я вижу, как взгляд ее подбирается к моему лицу, и я собираюсь сделать то же, что и всегда на улице, — посмотреть мимо нее, не замечать.
Но усилием воли не делаю этого.
Она смотрит, и я ей неприятен — это видно по ее глазам.
Но она смотрит.
А затем идет мимо меня и заходит в кабину лифта.
Вот оно.
Спасибо, док. И простите меня. Жаль, что я оказался не тем, кто вам нужен.
Мне страшно.
Я иду через парадную дверь, на улицу, и направляюсь в Балтимор.
Вандана Сингх
Дели
Молодая писательница Вандана Сингх родилась и воспитывалась в Индии, в настоящее время проживает с семьей в Соединенных Штатах Америки. Преподает физику и пишет прозу. Ее рассказы выходили в нескольких выпусках «Polyphony», а также печатались в «Strange Horizons», «Trampoline» и «So Long Been Dreaming». Недавно в Индии вышла ее первая книга, написанная для детей, — «Younguncle Comes То Town» («Янганкл приезжает в город»).
В представленном ниже рассказе Вандана Сингх убедительно описывает переживания человека, которого преследует не просто один какой-то призрак или даже сонм призраков, а весь город…
* * *
Этим вечером он особенно явственно ощущает присутствие города — его древние камни, кирпичные дома с плоскими крышами; сырое белье полощется на веревках, подобно ярким разноцветным флажкам, улицы с растущими по обочинам деревьями ниим забиты транспортом так, что нечем дышать. Вот по мосту, под которым он собрался было заночевать, тащится автобус. Здесь пахнет жасмином и застарелой мочой, а еще сюда доносится знакомый пыльный запах — с крикетного поля, что по ту сторону дороги. Здесь же какой-то тип закуривает бири:[45] худощавое лицо наполовину скрыто в тени, и ему вдруг мерещится, что он видит самого себя, только возрастом постарше. Он подходит к этому мужчине, на вид такому же бродяге.
— Меня зовут Асим, — говорит он.
Незнакомец, насквозь пропахший табаком, пристально смотрит на него, отхаркивается и сплевывает:
— Куа chahiye?[46]
Асим спешит отпрянуть. Нет, этот человек совсем не похож на Асима; во всяком случае, никогда в своей жизни Асим не будет курить бири. Он покидает тихий закуток под мостом, оказавшийся сомнительным прибежищем, и бредет дальше — мимо мусорных куч и тусклых уличных фонарей туда, где яркими неоновыми огнями светятся центральные улицы. Ему легче ориентироваться в новой части города: здесь краски чище, огни слепят сильнее, а потому, скорее всего, никаких видений не будет. И лишь однажды на улице Шах Джахан он увидел, как мимо прошел молочник, ведя за собой горбатую белую корову со звенящим колокольчиком на шее. Под сенью величавых вековых деревьев, почти заслонявших уличные фонари, молочник остановился поговорить со своей коровой и постепенно растворился в сгустившихся сумерках.
Раньше он думал, что все те видения, что являлись его взору, — души умерших, но теперь, повзрослев, он знает, что это не так. Теперь у него есть теория о том, что неожиданно появляющиеся образы — это проделки времени, путаница, возникающая в результате того, что одна часть временного потока сталкивается с другой, когда обе части на мгновение пересекаются. После нескольких лет сомнений и мучительной борьбы он наконец пришел к выводу, что вовсе не безумен; просто мозг его устроен иначе, чем у других людей, и это позволяет ему распознавать подобные временные совпадения. И он не единственный, кому дана такая способность, — ведь некоторые из привидевшихся ему людей тоже замечают его и в ужасе отступают назад. Забавно и в то же время жутковато думать о том, что для тех, кто давно умер или еще не появился на свет, он и сам является призраком.
В старых частях города видения встречаются гораздо чаще, чем где бы то ни было, и он не знает точно почему. Конечно, много событий произошло в Дели, кто бы сомневался, — история города уходит корнями в глубокую древность, когда братья Пандава, герои эпической поэмы «Махабхарата», где-то около трех тысяч лет назад основали сказочную столицу, Индрапрастха. Уже к началу Средних веков, насколько он помнит из потрепанного учебника истории, на этом месте возникли и исчезли семь городов Дели, а восьмой город был построен британцами во времена их правления. Девятый по счету Дели, существующий в наши дни, самый многонаселенный. И только для Асима все те прежние древние города Дели по-прежнему живы — хоть они и промелькнули, словно таинственные острова за бортом плывущего корабля, а все равно никуда не делись. Как бы ему хотелось поговорить с кем-нибудь о видениях, посещающих его, но чтобы к нему отнеслись серьезно и помогли понять, какова природа такого странного расстройства и сколько все это будет продолжаться, но по иронии судьбы так уж получается, что единственный благожелательный человек из всех, кого он встретил за все время и который знает по себе, каково это — видеть призраков, живет примерно в 1100 году новой эры, во времена Притхвираджа Чаухана, последнего индусского правителя Дели.