class="p1">— Нам пора домой, — сказал я. — Рома, пойдем к Снаткиной, дождь кончился… Роман не ответил. Я обернулся. Роман спал в кресле, укрывшись вязаным половиком. Молодец. Мне не хотелось оставаться у Кристины, но и идти одному к Снаткиной тоже. Я попытался его растолкать, отчасти удалось, Роман открыл глаза, долго собирался с мыслями и провозгласил в итоге:
— У меня в голове какие-то щупальца…
После чего уснул снова, укутавшись в половик. Я подумал: не полить ли его рассолом из банки зеленых помидоров, но оказалось, что рассол кончился.
Я пересел в другое кресло и стал смотреть в окно. Из него была видна улица, размытая дождем. По улице текла вода, она словно светилась едва различимым молочным светом.
Радон.
Глава 12. Чага и уд
Я услышал голос Снаткиной, и это был не сон.
Я открыл глаза, но Снаткиной поблизости не увидел. Я лежал на диване под дешевым покрывалом с розами. На потолке сидела ящерица. Некоторое время я пытался вспомнить — есть ли в Нечерноземье ящерицы, способные ходить по потолкам, но к окончательному решению не пришел. Возможно, при определенных условиях все ящерицы способны на это.
Напротив в кресле продолжал спать укрытый половиком Роман. Тикали часы, показывали одиннадцать, но я сразу понял, что они сильно спешат: судя по свету, сейчас не раньше семи. А уже Снаткина поучает и рассказывает, как надо, она поучает уже сто лет. Как-то раз я отправился в «Культтовары», Федька сказал, что туда завезли блесны и мужики почти все разобрали, так что лучше поторопиться.
Я поторопился и блесны застал, они оказались без всякого уважения свалены в рыболовной витрине, слева латунные змейки, справа посеребренные ложки. Бабушка дала мне полтора рубля, на них можно было купить либо три простые медные змейки, либо одну ложку. Я, разумеется, собирался купить змейки, поскольку видел, как в прошлом году на такие змейки один дед таскал щурят с локоть. Но тут появилась Снаткина. Она пришла за дихлофосом и мочевиной, ругалась с продавщицей по поводу мятого дихлофосного баллона и отволглой пачки мочевины. Снаткина сказала, что я буду дураком, если не возьму ложку. Почему-то я ее послушал. Жадный Федька накупил змеек, а Ингирь в то лето разлился и нес глину, на змейки никакого клева не было, а на пятнистую ложку щука шла.
Странное воспоминание. А может, я выдумал это, это был мой предрассветный сон, ну что Снаткина могла понимать в блеснах?
Я поднялся из кресла, разбудил Романа. Он проснулся и улыбнулся. Я ему позавидовал.
— Ну и что? — спросил Роман.
— Уходим, — ответил я.
Мы осторожно заглянули в спальню.
Кристина сидела на койке. Снаткина сидела рядом. Перед ними стояла табуретка, на ней стопка блинов на тарелке и банка сметаны. Снаткина намазывала блины, резала их ножом и кормила Кристину, я не видел ее лица, она сидела боком. Снаткина приговаривала:
— Надо есть. Надо ходить. Надо помыться. Сейчас поедим и причешемся, а потом пойдем гулять.
Нас Снаткина не увидела. Мы потихоньку выбрались из дома на крыльцо.
— А как… — Роман оглянулся.
— Снаткина за ней посмотрит, — сказал я.
— Почему? Она ей родственница?
— Может быть. Неблизкая. Тут все друг другу родственники, все четвероюродные братья и сестры, племянники, в кого ни плюнь… Пойдем, сами разберутся.
Дождь продолжался. В небе ни одного просвета, низкая, чуть выше крыш облачность.
— Это надолго, — сказал я. — Если за холм туча зацепится, то может неделю висеть.
— Неделю? — поежился Роман.
— Как-то раз три было.
Роман проверил часы.
— Пора, — сказал он.
— Что пора? — не понял я.
— Скоро автобус отходит.
Какой еще автобус, мне не хотелось ни в какой автобус… Одежда за ночь не высохла, я чувствовал себя разбито, в желудке… похоже, что чертовы помидоры не переварились.
Роман спустился с крыльца. Я за ним. Роман уже шагал к калитке, перепрыгивая через налитые за ночь лужи.
— Рома, ты куда?
— Еще можем успеть, — Роман вышел на улицу. — Пойдем!
Ноги были как тряпичные, и голова каменная, я смог догнать его только на углу Любимова, Роман торопился, широкий шаг, привык скакать.
— Ром, да не будет никакого автобуса, — сказал я. — Вчера был последний автобус.
— Надо все равно проверить…
— Да никто сегодня не поедет искать, — сказал я. — Там глины, вся техника позастревает, вчера же сказали…
— А как им там? — спросил Роман. — Ты представляешь? Несколько дней в лесу, в дождь, в холод…
Я промолчал. Мне хотелось домой. То есть к Снаткиной. Поспать, что ли. У меня в дождь всегда отупение, мозг в голове не двигается, сидит, смотрит наружу.
— Не пойдешь?
— Я лучше в мэрию, — ответил я. — Поговорю там, может, чего узнаю.
Роман ничего не ответил, направился в сторону Вокзальной. Я пошагал в сторону мэрии.
Тротуары были залиты водой, приходилось шагать по обочине. Температура понизилась, я мерз, и это значительно усиливало отупение. После того как меня укусила мышь, я стал хуже думать. Или устал. Почему я пролежал в больнице…
Я не мог понять, как все это получилось. Стремительно, в реактивном помрачении сознания, от которого я не мог оттолкнуться.
Возле мэрии все так же стояли черные машины, правда, сегодня изрядно залитые грязью. Я кивнул милиционеру на посту, вошел в здание.
Здесь продолжался ремонт, шпатлевали и красили стены, пахло керосином, краской и горелой проводкой. Я направился к кабинету мэра, но Механошин показался из него первым. Александр Федорович выступил из дверей энергичной походкой и направился к выходу. Меня не замечая.
— Александр Федорович! — позвал я.
Механошин остановился, долго смотрел в мою сторону, делая вид, что вспоминает.
— А, Виктор! Здравствуйте! — Александр Федорович подошел, пожал руку, спросил: — Как ваше здоровье?
— Спасибо, гораздо лучше…
— Да-да, — Александр Федорович сочувственно покивал. — Я тоже попадал в подобную ситуацию, да… С ондатрой лучше не шутить, можно и пальцев лишиться, вы уж поверьте… А как вообще дела? Как книга?
— Книга в работе. Все идет в соответствии со сроками.
— Прекрасная новость! — обрадовался Механошин. — Знаете, в ближайшее время я собираюсь обсудить этот вопрос с Алексеем Степановичем.
— Да…
И Механошин сообщил как бы по секрету:
— Возможно, мы получим на этот проект дополнительное финансирование.
И тогда сможем издать даже двухтомник! В одной книге история города, а в другой история его граждан. Чтобы показать преемственность и непрерывность нашей традиции. Богатая полиграфия, тираж, будем дарить ее на праздники. Как вам такая идея?
— По-моему, идея отличная, — согласился я. — Но мне все же хотелось бы, Александр Федорович, обсудить с вами еще один вопрос…
Механошин