пообедать.
— А, поиски… — Федор покачал головой. — Чего-нибудь нашли?
Федор достал сигареты, хотел закурить, передумал.
— Нет, не нашли, — ответил Роман. — Погода испортилась.
— Погода да, паршивая… — Федор с тоской поглядел на пиво, а потом в окно. — День города скоро, а тут прохудилось все…
— Мы ничего не нашли! — с вызовом повторил Роман.
— Ничего и не найдете, — Федор поморщился. — Всем же ясно, пацаны на лыжи встали… Может, рванули куда. Да наверняка рванули, у нас в области сорок бегунков каждый месяц, я не могу каждого ловить…
Федор не выдержал, закурил.
— А милиция что? — спросил я.
— А что милиция? У нас ГСМ на три недели в месяц отпускаются, как я буду работать? Опрашиваем соседей, друзей, родителей…
Федор огляделся. Смешной день сегодня, все озираются.
— Слушай, Витя, я по-хорошему тебе скажу… Кристина, она… Ну не самая образцовая мать. Это она сейчас спохватилась, бегает, рожу расцарапав, а так за пацаном своим не следила ни хрена! Одни кобели на уме, это же все знают…
Федор быстро выкурил сигарету и тут же закурил следующую.
— Да-да, сейчас ты скажешь, что она была хорошая, была, да. Так и мы с тобой детьми были. А потом…
Он поморщился. Пепельницы на столе не нашлось, и Федор стряхнул пепел в пустую кружку.
— Я как из армейки вернулся, дурак, хотел на ней жениться, прикидываешь? — Федор брезгливо поморщился. — Она же письма писала, а я как вернулся, мне порассказали…
Я с ужасом подумал, что сейчас и он порасскажет, но Федор промолчал.
— Я тогда расстроился, сидел, не знал, что делать. А мне как раз командир предлагал в Москву переехать, в Шереметьево устроиться, я почти уехал… Но батя сказал, в ментовку идти, я пошел, кручусь теперь…
Федор замолчал. На хрена он зашел сюда?
Я доедал растебяку. Козел Федор, все было хорошо, явился, накурил, наболтал, все испортил, растебяка остыла и стала похожа на столовский пирог с рыбой, последний карась засох.
— Я ей помочь хотел, — сказал Федор. — Даже после того, как она родила, предлагал на заправку устроиться, блатнейшее место, так она меня послала! За это место глотки рвут, а она послала! Болтается, как говно, то тут полы моет, то в столовке работницей, то на ферму, то на почту, за пацаном своим не следила, а сейчас за мной бегает — помоги, помоги! А что я сделаю?
— Не знаю, — сказал я.
И заказал еще пятьсот водки. Официантка, видимо, давно ждала этого шага: графин оказался на нашем столике мгновенно — и три рюмки.
— Выпьешь? — спросил я.
Федор отказался.
— А мы выпьем.
Я разлил водку, и мы с Романом не откладывая выпили. В этот раз водка была заметно хуже, так что подостывшая растебяка составила ей удачную композицию.
Я подумал, что повадки во второй графин заливать водку паршивее, чем в первый, выдавали в «Растебяке» областную сущность, хотя надо признать, в наши дни такие повадки несложно встретить и в столице.
— Погода-то испортилась, — сказал Федор.
— Обычное дело, — согласился я. — Погода портится во всемирном масштабе, тут уж ничего не поделаешь.
— Вселенная приближается к тепловой смерти, — заметил Роман. — Все от этого.
Федор с пристрастием поглядел на Романа:
— А ты… на этого похож…
— Я не похож на него, — мрачно возразил Роман.
— Похож… — Федор ухмыльнулся. — Витенька, ты повторяешься.
— Пошел ты, Федя…
— Погода испортилась, — перебил Федор. — Как строить-то будут? Котлован зальет…
— Все предусмотрено, — заверил я. — Уже подвезли турбонасосы. Насосы, сделанные из самолетных турбин. Работа не будет приостановлена. Слышал, как сегодня гудело?
— Да, что-то слышал… — сказал Федор. — Слушай, а можно договориться, у меня там за домом пруд старый, мне его осушить как-нибудь.
— Надо обсудить…
Принесли хачапури, три штуки. Я точно помнил, что не заказывал их, вероятно, персонал знал, что после растебяки, водки и карасей обычно заказывают хачапури.
Я налил еще водки, мы с Романом выпили и стали есть хачапури. Федор на нас поглядывал с сожалением. Или с завистью. На хачапури я окончательно убедился в областной сущности «Растебяки» — сыр был использован костромской или российский, ни в коем случае не сулугуни, а тесто несло в себе неизгладимую пирожковость, однако это меня не особо расстроило.
— Витя, а ты помнишь, как на телевышку лезли? — спросил Федор. — Ты тогда обосрался неслабо так…
Я улыбнулся.
— Зачем мы туда полезли, не помнишь?
— Да просто так полезли, — сказал я.
— Не, не просто так, а на спор…
Федор не удержался, оторвал кончик хачапури, стал жевать.
Людей в кафе прибавилось, пришли женщины административного вида, работницы налоговой или казначейства, хорошо одетые.
— У меня бабка умела печь березовый хлеб, представляете? — сказал вдруг Федор. — Помнишь мою бабку?
— Да.
— Сука была выдающаяся, везде лампочки поменяла на самые темные, чтоб электричество не качало… Экономила все, экономила, каждый месяц пекла березовый хлеб и заставляла всех его жрать.
— Из опилок? — спросил Роман.
— Не, из опилок не получится. Там под берестой есть такая дрянь коричневая, если ее перетереть, то получается… тоже дрянь…
Федор скривился. А бабка у него была сука, это точно.
— Редкое дерьмо по вкусу, — заверил Федор. — А потом запор две недели. Но бабка трескала и даже толстела. Говорила, что каждый месяц надо съедать по сто граммов — и тогда кровь как новая будет.
— Надо было чагу добавлять, — сказал я. — Тогда бы еще от желудка помогало…
Федор задумался. Мы с Романом ели свои хачапури. Костромской, в сущности, относительно неплох. И тесто — не пересушенное, но и не слишком жирное, с маслянистыми пятнами. Зачем приперся Федор?
— Мне кажется, моя мать туда же, — сказал Федор. — Начинает потихоньку… Говорит, что если запечь березу с пшеном в духовке, то вполне себе ничего. А я-то помню, что это дерьмо…
— А у меня мать плов не умеет готовить, — пожаловался Роман. — Такую замазку варит, а считает, что вкусно, а это не плов, а бурда помойная…
Федор подтверждающе покивал, вероятно, у него мать тоже готовила дерьмовый плов в перерывах между березовой кашей.
— Знаете, мне кажется, это навсегда, — сказал Федор. — Они всегда будут так… А потом раз — и ты сам учишь своего щенка, что березовая каша — это дело, твой отец жрал — и ты, пацан, жри, это полезно для желудка!
— В березовой каше много пищевых волокон, — сказал Роман.
Это сообщение заставило Федора серьезно задуматься.
— Можно уехать, — предложил я. — Уезжай подальше, Федя, пока есть возможность.
— Да, наверное… Мне предлагали, но я…
Федор неожиданно поднялся и удалился на кухню. Я поглядел на улицу. Снаружи у витрины «Растебяки» стояла Кристина. В рыбацком