нетерпеливо посмотрел на часы.
— Буквально минуту, — сказал я. — Это важно.
Механошин вздохнул.
— Дело в том, что о пропавших ребятах по-прежнему никаких вестей нет, — сказал я. — Костя Лапшин и Максим Куприянов. Поиски пока не принесли результатов, но это не значит, что они должны прекратиться…
— Да, да, — сказал Механошин. — Поиски, к сожалению, приостановлены по погодным условиям. Сами понимаете, Виктор, в такую погоду это попросту опасно, ветер, похолодание… Но мы держим ситуацию на контроле, не переживайте. Вертолет должен был прилететь еще сегодня, но опять же — погода подвела…
Грохнуло, мы разом обернулись. Маляр уронил банку с краской, по вестибюлю растеклось белое пятно. Механошин покачал головой.
— Поверьте, едва дождь прекратится, поисковая операция возобновится в полном объеме, в этом можете не сомневаться!
— Да, но, может… Может, как-то дополнительно оповестить…
— Мы уже оповестили! Через газету. Раньше у нас радио-узел еще имелся, но сами понимаете, сейчас никто не слушает…
Механошин замолчал, глядя на пятно краски.
— Знаете, Виктор, а что, если вам все-таки обратиться в газету? — спросил Механошин. — Кондырин, в принципе, вменяемый человек… И вы правы, мы не можем сказать, что сделано все. Та же милиция могла бы работать и получше, в конце концов, у них все полномочия…
Он снова замолчал, глядя, как увеличивается пятно. На Африку похоже, заметил я.
— А что, если вам написать статью? — Механошин погрозил пальцем в сторону окна. — Вы — известный писатель, человек незаинтересованный, напишите! Возможно, это их подстегнет!
— Возможно…
— А зайдите к Кондырину прямо сейчас! Обговорите это, обсудите…
— Сейчас?
— Да, сейчас. Кондырин на месте, он с утра на совещании сидел. А я ему позвоню…
Механошин еще раз пожал мне руку и быстро направился к выходу. Я хотел догнать его, поспешил следом, но в дверях на меня выскочил Хазин.
— Витя! — через порог обрадовался Хазин. — Витя! Привет!
Он втолкнул меня обратно в мэрию, схватил за руку и потащил в угол за милицейской будкой.
— Слушай, Витя, ты извини, но я не мог к тебе в больницу зайти! — боботал он. — Они мне какую-то дрянь впендюрили, я вырубился, а на следующий день… это какой-то бред, ты не представляешь, что тут происходит, сейчас тебе расскажу…
С улицы послышался автомобильный гудок.
— Такого бардака я никогда не видал! Крыков оказался не просто сукой, но еще фантастическим мудаком…
Гудок стал громче.
— Слушай, я на секунду, пару слов…
Хазин направился было к выходу, остановился.
— Кстати, Бородулин вернулся, я с ним договорился насчет архива, — сказал Хазин. — Завтра забегай в музей до обеда… а лучше с утра, там есть интересные материалы. Надо заканчивать работу…
С улицы посигналили настойчивей.
— Две минуты! Две! Не уходи, Витенька!
Хазин выбежал из вестибюля.
Маляр кое-как собирал краску с пола, однако получалось у него плохо, белое пятно становилось шире, но маляру было наплевать, он отрешенно водил по полу валиком.
Я отошел к милицейской отгородке.
Надо заканчивать работу. Если Хазин действительно договорился с музеем, то книгу можно допилить быстрее, с архивами все быстрее, обширное цитирование исторических документов — хлеб локфика. Берешь циркуляры, указы, распоряжения, представления и прочие рескрипты, суешь в сканер — и половина материала книги готова. Завтра возьму сканер, ноутбук — и в музей к Бородулину, завтра наверняка продолжится дождь: нет ничего лучше, чем сидеть в дождь в подвале краеведческого музея и сканировать донесения об истинных причинах аварийного состоянии деревянных тротуаров.
Хазин, впрочем, не появлялся. Через десять минут я окончательно понял, что он не придет.
Я отправился на стоянку. Машина Хазина стояла возле труб, Хазина в ней не было. Я подумал, что надо раздобыть велосипед или лучше мопед — передвигаться по Чагинску пешком неудобно, особенно в дождь.
По пути заглянул в хозяйственный и купил полиэтиленовый плащ.
Редакция газеты «Чагинский вестник» занимала двухэтажное здание, расположенное недалеко от почты. Редакция помещалась на втором, на первом — типография. Сейчас типография исчезла, вместо нее первый этаж занимала заготовительная фирма «Лисичка», принимавшая все, что можно: чермет, цветмет, аккумуляторы, макулатуру, грибы, живицу, шиповник, ягоды и, разумеется, чагу. «Чагинский вестник» оставался на втором этаже.
Я поднялся в редакцию. Вдоль стен валялись пачки с газетами и бумагой, поломанная мебель и обломки старинных газетных приборов, опознать которые я не сумел. Помещения были прокурены и безлюдны, впрочем, главный редактор Игорь Кондырин нашелся, он сидел в своем кабинете за монитором, и я сразу понял, что это именно он — такие борзые и одновременно вороватые лица присущи исключительно главным редакторам районных листков.
— Здравствуйте, Александр Федорович должен был позвонить…
Кондырин оторвался от монитора, уставился на меня диким взглядом и отчетливо угрожающе сказал:
— Но не позвонил.
Кондырина я не узнавал, похоже, за время пребывания в Чагинске я его не встречал. Или забыл.
Кондырин глядел с вызовом. Явно ожидал, что я начну давить, а он станет отбиваться, потом перейдет в атаку.
— Здесь какая-то ошибка, — сказал я. — Александр Федорович обещал позвонить. Он предлагает обсудить один важный вопрос…
— Я сейчас занят.
— Вы не поняли, наверное. Механошин.
— Да-да, Саша Механошин…
Кондырин держал руки под столом, и я стал опасаться, что у него там обрез. Сидит себе редактор «Чагинского вестника», читает с экрана передовицу, а на коленях лежит нормальный такой обрез курковой двустволки шестнадцатого калибра.
— Мы с Александром Федоровичем обсудили этот вопрос…
— Да-да, садись.
Кондырин сделал приглашающий жест подбородком, руки из-под стола не стал доставать. Я сел. Кондырин смотрел на меня. Сначала в его глазах никакого просвета не виделось, но минуты через две разум вспыхнул.
— Значит, ты решил его немного вздрючить, — сказал Кондырин.
Я промолчал, а Кондырин достал руки. Они у него оказались бордовые и пузыристые, с явным ожогом; я попробовал представить, где можно получить такой ожог, но не получилось. С одной рукой я еще мог понять — однажды я в бане уронил в котел с горячей водой часы и, прежде чем подумал, успел их достать. Но как можно было ожечь обе…
— Пора его немножечко выставить, — сказал Кондырин. — А то наш Шурик краев не видит.
— Но я не по этому вопросу…
— Это как раз по тому вопросу! Как тебя зовут? Витя?
— Да.
— Ты же, кажется, писатель?
Один — ноль в пользу Кондырина, не отказал себе в удовольствии. Профдеформация. Сущность.
— Писатель, — согласился я. — Работаю с документальной прозой.
— Я тоже работаю…
Кондырин поводил по сторонам руками, словно проветривая их.
— Ты напиши про Шурика, — вдруг предложил он.
— Про…
— Про Мерлушкина нашего, — пояснил Кондырин. — Шурика Федоровича. Про него есть чего написать…
Я задумался.
— Я