Падение царского режима в России в 1917 году, победа демократической революции и конец еврейского бесправия вызвали энтузиазм в миллионной массе русско-еврейских эмигрантов в Америке. Правда, только ее незначительная часть, состоящая из молодых и активных деятелей, связанных с общественной жизнью в России, поехали обратно на освобожденную старую родину, и притом большинство этих реэмигрантов, обжегшись на пламени большевистской революции, вскоре вернулось в Америку. Но все, что происходило в далекой России, вызывало сильнейший отклик в широких эмигрантских кругах.
Постигшая февральскую революцию неудача и приход к власти радикального крыла в лице партии Ленина и Троцкого (Троцкого, кстати, знали в Нью-Йорке, так как он вместе с Бухариным редактировал здесь газету «Новый Мир» накануне революции и пропагандировал максималистские идеи большевизма) произвели сильнейшее впечатление в широких еврейских социалистических кругах в Америке.
Как это сейчас ни кажется странным, но после октябрьского переворота в среде еврейской интеллигенции, в студенчестве, среди людей свободных профессий и особенно среди журналистов и рабочих лидеров стали распространяться просоветские иллюзии. В России все партии, кроме правящих большевиков, находились вне закона. Свободная и независимая печать была закрыта. Поэтому информация, идущая из России заграницу и в частности в Америку, была тенденциозной и давала совершенно ложное освещение деятельности большевистского правительства131.
В этом контексте легко можно понять причины «редакторской чехарды» в «Новом русском слове». За два года в редакторском кресле газеты сменилось свыше шести человек132.
Среди первых редакторов начала 1920-х следует выделить незаурядную фигуру русско-американского журналиста Марка Ефимовича Вильчура133, эмигрировавшего в США в начале 1910 гг. и с 1910-х сотрудничавшего с «Русским словом». Вильчур был одним из первых, кто обратился к истории русских колоний, русской печати и русских организаций в Америке, создал документальные портреты русских землероев, сектантов и революционеров, описал особенности их быта и духовной жизни134. Как общественник М.Е. Вильчур оставил по себе память тем, что был одним из основателей и первых председателей Литературного фонда. О его деятельности в этом качестве упоминает Гребенщиков, сообщая Бунину о кончине еще «одного из наших»135.
В 1922 г. Шимкин подобрал, наконец, достойную кандидатуру — старого сотрудника «Русского слова» Марка Ефимовича Вейнбаума, которому он предложил не только пост главного редактора газеты, но и право стать его компаньоном «на равных началах». С тех пор на протяжении более полувека М.Е. Вейнбаум неизменно возглавлял редакцию «Нового русского слова» и участвовал в его издании. Благодаря его усилиям газета постепенно превратилась во «влиятельный русско-американский орган печати с разнообразным и обширным составом сотрудников»136.
С приходом Вейнбаума в газету В.И. Шимкин на выпускных полосах «Нового русского слова» фигурировал как «Президент» и «Почетный президент» («Late President»), и, по свидетельству последнего ее владельца Валерия Вайнбер-га137, до самой своей смерти в 1967 г. оставался в деле. Таким образом, «тихий еврей» Виктор Исаакович Шимкин фактически являлся издателем НРС 57 лет138!
Что касается Марка Ефимовича Вейнбаума, то согласно биографической справке из его архива в библиотеке Йельского университета139 будущий журналист, редактор и издатель «Нового русского слова» родился в 1890 г. в украинском городе Проскуров, в обеспеченной адвокатской семье. Окончив в 1913 г. Коммерческое училище, юноша был послан родителями в США продолжать образование, но остался в Новом свете навсегда. В Нью-Йорке, где он прожил всю свою жизнь, Марк Вейнбаум учился в городском колледже, а затем в местном университете на юридическом отделении. Начав сотрудничать в русской печати — газетах «Русское слово» и «Русский голос», он прилип к журналистике, что называется, всерьез и надолго. На посту главного редактора «Нового русского слова» Вейнбаум проработал с 1922 по 1973 гг., выказав недюжинные организаторские и публицистические способности. Как в свое время Влас Дорошевич в сытинском «Русском слове», он единолично определял литературные предпочтения и общественно-политическую направленность газеты. Начав в 1920-х с самовольной перепечатки текстов из европейских эмигрантских газет, «Новое русское слово» постепенно приобрело собственное лицо — политически неангажированной газеты либерально-демократической ориентации (т.е. наследницы закрытого большевиками «Русского слова), став весьма авторитетным печатным органом в кругах русской эмиграции. У газеты появляются новые авторы:
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
бежавшие из России, профессиональные перья <например, писатель> Гребенщиков, из Европы регулярно присылают свои статьи, очерки, рассказы Бунин, Аверченко, Зайцев, Куприн, Адамович, Дон Аминадо, <...> Айхенвальд и другие видные парижские и берлинские авторы. Перепечатывались советские писатели, делались литературные, театральные и кинематографические обзоры. Словом, все как в большой, уважающей себя газете. Но провинциальность собственных тем вытравить было нельзя. Такое впечатление, что яркой жизни русская заокеанская колония была лишена. Хотя, конечно, же, яркая жизнь была. Но не хватало местных талантов, чтобы это отразить140.
Конечно, если сравнивать НРС с авторитетными европейскими эмигрантскими газетами «Возрождение», «Последние новости» и «Сегодня», то заокеанское издание вплоть до середины 1930-х выглядит убогим. Тем не менее, при ретроспективном просмотре комплектов НРС за все предвоенные годы явственно видна постоянная работа редакции над улучшением качества публикуемых в газете материалов. Все больше появляется громких имен: Ю. Делевский, Дон Аминадо, В. Ирецкий, И. Лукаш, И. Шмелев.
Нельзя не напомнить, что в это время газета переживала серьезные трудности не только из-за дефицита талантов, но и по сугубо экономическим причинам. Как свидетельствовал М.Е. Вейнбаум,
Временами газета окупала себя, временами ее положение становилось до того катастрофическим, что ее дни существования казались считанными. Так оно было в начале 20-х годов. Таким, или даже хуже оно было в годы (1922— <19>33) тяжелой депрессии <...>. Спасала положение жертвенность всех сотрудников газеты, поддержка моральная и финансовая друзей-читателей <...>.
Последний кризис «Новое русское слово» испытало в 1946 г., когда в связи с переездом в <новое> помещение не хватило средств на то, чтобы приспособить его для нужд редакции. Тогда под председательством <...> проф. М.М. Карповича, при деятельном участии Андрея Седых и других сотрудников было создано Общество друзей «Нового русского слова» <...>. С помощью небольших денежных взносов и крупных беспроцентных ссуд газету удалось спасти141.
В 2012 г. зарубежная газета «Новое русское слово» прекратила свое существование именно из-за отсутствия должного финансирования, не сумев найти поддержки ни у «друзей-читателей», ни у официальных институций «русского мира», ни у меценатов.
Помимо угроз со стороны мира финансов НРС не раз становилась объектом прямых нападок, главным образом со стороны коммунистов, которые до войны «забрали большую силу» и всячески вредили газете:
Коммунисты уничтожали номера нашей газеты в киосках, грозили продавцам бойкотом <...>, срывали антикоммунистические собрания, <...> избивали отдельных антикоммунистов, <...> грозились разнести редакцию и однажды чуть не выполнили эту угрозу142. Это было в 1933 году, когда НРС на основании полученных из России сведений оказалась первой газетой в Америке, сообщившей о страшном голоде в Советском Союзе. Тысячная толпа коммунистов бросилась в редакцию нашей газеты <...>. К счастью <...> мы успели вызвать полицию143,.