попытался объясниться с ним или изобразить на лице что-нибудь, помимо безразлично-подавленного выражения.
— Привет Ромка…, — настороженно произнес сбитый с толку Павел Федорович, но вскоре придя в себя, продолжил в своей привычной беглой и бодрой манере. — Ох, в какой ливень я сейчас попал. Вот это ливень! Давненько я таких не видел… И ведь хотел же утром зонт взять — да забыл совсем! — снимая туфли, сокрушенно зачастил он, в попытке оправдать свой внешний вид.
Павел Федорович, действительно, выглядел сейчас не самым лучшим образом. Он промок с головы и до ног. Его густая шевелюра потеряла всю свою форму и с волос, свисавших по лбу и щекам, струйками прямо на лицо стекала вода; надетые на нем брюки и рубашка прилипли к телу, а туфли предательски хлюпали при малейшем движении.
Сняв обувь, Павел Федорович выпрямился и, продолжая держать в руках на треть наполненные водой туфли, стоя сейчас в мокрых носках, которые почти сползли с него и буквально висели на ступнях, взглянул на племянника, не решаясь даже и пошевелиться.
Но Роман, похоже, вообще не замечал всей затруднительности положения, в котором оказался его дядя. Он никак не реагировал на слова Павла Федоровича, а когда тот снял туфли, то не только не предложил ему в распоряжение ванну, чтобы привести себя в порядок, но даже не изменился в лице, продолжая только молча смотреть на него.
— Ромка, может у тебя полотенце найдется? — так и не дождавшись, когда племянник предложит ему помощь, первый проявил инициативу Павел Федорович.
— Да… Можете взять в ванной, — безучастно произнес Роман.
Получив одобрение, Павел Федорович посмотрел на свои ноги и, увидев их совершенно непотребный вид, замер, как бы взвешивая и решая, что делать дальше; но придя к выводу, что выхода у него нет никакого, прямо с туфлями в руках направился через весь коридор в ванную, оставляя за собой на полу большие сорок шестого размера водяные следы.
Когда Павел Федорович удалился, Роман прошел на кухню и уселся за стол. Он облокотился на столешницу и сосредоточил все свое сознание на том, что единственно занимало его последние несколько недель — всеми силами Роман постарался вообще ни о чем не думать. Он уставился в стол, пытаясь сосчитать, сколько цветков изображено на покрывавшей его скатерти, а после принялся считать количество лепестков в них. Когда же и лепестки были посчитаны, Роман, не найдя больше себе занятия, поднялся и открыл холодильник. В холодильнике было полно еды: там лежали сырые котлеты, самые разнообразные овощи, рыба и яйца, но все это нуждалось в приготовлении и Роману никак не подходило. В итоге, окинув взглядом холодильник, он достал только банку с кукурузой и сыр. Сев за стол, Роман отрезал кусок хлеба от лежавшей тут же буханки, сделал себе сырный бутерброд и принялся жевать его, сдабривая консервированной кукурузой, которую ел ложкой прямо из банки.
В этот момент в кухню вошел Павел Федорович. Выглядел он сейчас намного более приличественно: в ванной он насухо вытерся, высушил и уложил расческой волосы и хорошенько выжал всю свою одежду, которая, хотя и стала сейчас совершенно мятой, но по крайней мере теперь не образовывала луж везде, где бы он ни остановился.
— Ой, спасибо, Ромка! — громко и жизнерадостно воскликнул Павел Федорович, садясь за стол. — А где Марина? Алина?
— Марина в больницу должна была сегодня идти; Алина с ней.
— А родители?
— Не знаю.
— Я вообще-то с твоим отцом хотел поговорить. Подожду его, ты не против?
— Подождите, — сухо обронил Роман. Он продолжил есть, но делал это как бы нехотя, принужденно, откусывая от бутерброда по чуть-чуть и медленно пережевывая, без какого-либо признака присутствия аппетита.
На кухне повисла тишина и Павел Федорович, паталогически не переносивший молчаливых пауз в разговоре, тут же принялся заполнять ее.
— Представляешь, Ромка, сегодня встретил свою знакомую — университетскую преподавательницу. Она недавно летала в Петербург к подруге, и та организовала ей поездку в Швецию. Так вот, она рассказывает, что они с Петербурга в Швецию добирались на пароме. Вот как ты себе представляешь паром? — оживленно спросил Павел Федорович, и тут же сам поспешил ответить на свой вопрос: — Большой плот, который перевозит людей, машины и тому подобное. Да?.. А там паром — это десятиэтажный дом! Представляешь?! Десятиэтажный дом!!! — горячо повторил он, по отсутствующей реакции племянника решив, что тот его попросту не расслышал. — На этом пароме и рестораны, и магазины всякие, и танцевальные клубы… боулинг, сауна с бассейном, кинотеатр!.. и даже вертолетная площадка на крыше! Ой, чудеса-а-а!!!
Несколько озадаченный безразличием Романа к своему появлению, Павел Федорович хотел сейчас заинтересовать и удивить племянника рассказом, очень сильно впечатлившим его самого. Но вопреки ожиданиям и несмотря даже на то, что рассказывал он свою историю, как всегда эмоционально, весело и легко, Роман никак не отреагировал на нее. Он, к тому времени уже дожевав свой бутерброд, слушал дядю с прежним, совершенно безразличным выражением лица. Взгляд его воспаленных, испещренных красной сосудистой сеточкой глаз был направлен на Павла Федоровича, но смотрел он как будто сквозь него, на что-то находящееся за рассказчиком, так что когда тот шевелил головой, взгляд Романа если и реагировал на это движение, то с сильным запозданием.
— Рассказывай ты, — отчаявшись заинтересовать собеседника, в улыбке обратился к племяннику Павел Федорович. — Как у тебя дела?
С этими словами Роман резко изменился в лице. Он сильно нахмурился, весь сморщился, будто испытав острую невыносимую физическую боль, и раздраженным, полным желчи взглядом зыркнул на Павла Федорович, но тут же, как опомнившись, опустил голову и, оперевшись лбом о руку, прикрыл ладонью глаза.
— Дядя Паша, вы подождите родителей, а я пойду, прилягу. Мне что-то нехорошо, — процедил Роман сквозь зубы, после чего встал, и даже не взглянув на обескураженного гостя, отправился к себе в комнату.
Совершенно растерянный и сбитый с толку Павел Федорович остался сидеть на кухне. Он слышал, что поездка Романа в Китай оказалась неудачной, но не знал никаких подробностей и сейчас по столь неожиданной и резкой реакции племянника на свой вопрос понял, что дела, похоже, обстояли намного хуже, чем он мог подумать. Павлу Федоровичу вдруг стало как-то не по себе; у него промелькнула мысль позвонить Леониду Федоровичу, чтобы узнать, когда тот будет дома и может даже поторопить его, однако он все же отказался от этой идеи, решив, что будет лучше не сообщать брату заранее о своем деле.
Вместо этого, чтобы как-то отвлечься и занять себя, он стал пытаться разобрать, о чем спорили