хотя еще минуту назад не знал ни о том, что Павел Федорович ждет хозяина помещения, чтобы заплатить за аренду, ни о то, что у него вообще есть такая сумма.
— Около семи.
— Павел Федорович, у меня зарплата в шесть, — с умоляющим видом подхватил Теретников. — Я вам все деньги отдам еще до того, как хозяин помещения придет.
— В шесть зарплата?
— Да, ровно в шесть! Поэтому-то я и прошу. Надолго я бы даже не стал к вам обращаться, а тут вот как получилось! — сокрушенно произнес Теретников и, заметив легкое замешательство Павла Федоровича, суматошно продолжил. — Так обидно — зарплата в шесть, а погасить долг надо до пяти, хоть ты тресни. Мне всего на несколько часов деньги нужны.
— А что у тебя с кредитом-то?
— Да, вы представляете, просрочил последнюю выплату на месяц и теперь меня оштрафуют, если в течении сегодняшнего дня все не погашу. А банк только до пяти работает… Выручайте, Павел Федорович, — с мольбой обратился Теретников.
— Хорошо Славка, — как бы решившись, произнес тот после недолгого раздумья. — Но ты мне до шести отдашь в любом случае? — вопросительно посмотрел он на Теретникова.
— Сто процентов.
Достав из брюк деньги, Павел Федорович отсчитал двадцать тысяч и протянул их мужчине.
— Спасибо! — радостно произнес Теретников. — До шести я вам их верну, — пообещал он и вышел из магазина.
Когда Теретников ушел, Павел Федорович вновь вернулся к оставленному табурету. Посетителей больше не было, и ремонт полностью поглотил его. С удовольствием взялся он за знакомое дело, и стоило только начать использовать инструмент, как душа вдруг совершила невероятное путешествие, оставив существующую реальность и переместившись в то время, в то состояние, когда он работал по хозяйству в своей усадьбе. Странные чувства окутали сознание Павла Федоровича: непонятные, еле уловимые, но чрезвычайно приятные, почти эйфорические. Эмоции совершенно чистой детской ребячьей радости вдруг вспыхнули в нем.
Починив табурет меньше чем за час, Павел Федорович повертел его в руках, рассматривая со всех сторон, затем уселся на него, как бы оценивая комфортность и надежность пребывания сверху и, оставшись очень довольным результатом, пошел сдавать работу.
Увидев сделанный табурет, продавщица трикотажа пришла в совершеннейший восторг. Сначала она принялась расхваливать работу Павла Федоровича, говоря какой он прекрасный мастер, а после, взяв его за руки, стала рассыпаться в сердечных благодарностях. В этот момент Павлу Федоровичу сделалось особенно не по себе: он чувствовал себя неловко, получая явно не соответствующую его трудам признательность, но не в силах был высвободить свои руки из слабых объятий пожилой женщины и стоял сейчас в смущении, как школьник, вынужденный принимать все комплименты и кивать в ответ залитой краской головой. Когда же женщина, наконец, отпустила его, он спешно ретировался к себе в закуток.
Оказавшись один в своей комнатке, Павел Федорович уселся за стол и, достав принесенные с дома бумаги, принялся внимательно изучать их, перебирая и делая карандашом какие-то пометки на полях. Уже несколько недель он пытался разобраться, как составляется бухгалтерский отчет, который они с Майским должны были осенью предоставить в налоговую инспекцию. Для Павла Федоровича бухгалтерия была непролазными дебрями, и хотя задача существенно облегчалась тем, что весь их товар относился к одной единственной категории, а хозяйство и движение финансов пребывало на примитивнейшем уровне, поначалу он взялся за работу с огромным нежеланием. Но, удивительное дело, со временем занятие это так поглотило его, что он снова и снова стал возвращаться к отчету и отнюдь не только потому, что так было необходимо. Бесчисленные трудности, связанные с изучением в зрелом возрасте совершенно незнакомого предмета, меркли по сравнению с теми счастливыми мгновениями, когда в ходе мучительных размышлений, порою довольно продолжительных, Павлу Федоровичу вдруг раскрывалось истинное состояние вещей. В эти моменты он испытывал восторг первооткрывателя, опускающегося в наполненную водой ванную или получающего удар яблоком по голове; чувство собственного достоинства и невероятного воодушевления ощущаемые Павлом Федоровичем в такие минуты стали для него высшей наградой, рождая жгучий азарт, пробирающий все клеточки тела, и заставляя продолжать начатое дело с еще большими усилиями. Вот и сейчас вооружившись образцами, которые распечатал ему Майский, сидя с хмурым сосредоточенным лицом, он с головой ушел в финансовые расчеты, периодически озаряясь радостной улыбкой в те восторженные минуты прозрения, когда доселе непонятное и сложное становилось вдруг для него ясным и очевидным.
Увлекшись, Павел Федорович просидел за отчетом больше чем планировал, а когда в очередной раз взглянул на часы, увидел, что уже давно пора было обедать. Он сложил все бумаги назад в папку, закрыл свое помещение и, выйдя на улицу, направился в сторону находившегося поблизости рынка. Павел Федорович давно приметил там отличный павильон, где всегда имелась в продаже всякая выпечка и изделия из теста, ассортимент которых был способен удовлетворить людей с самыми разнообразными вкусовыми пристрастиями. Здесь были беляши и пирожки, позы и манты, блины, самса, и даже шаурму вам могли настрогать за пару минут. Взяв же, по обыкновению пять довольно приличных чебуреков, порцию морковного салата и пакетик с чаем, Павел Федорович перемолвился несколькими фразами с продавцом и отправился назад, к себе в коморку. Но только он вошел в магазин, как к нему сразу же подлетела пожилая продавщица трикотажем.
— Паша, это тебе, — произнесла она, протягивая ему шоколадку.
— Что ты, Галя?! Зачем?! Не надо…, — принялся отказываться Павел Федорович. Женщина так быстро возникла возле него, что он, только-только успев переступить порог, стоял сейчас прижатый спиной к двери.
— За табуретку, — пояснила женщина. — Я тебе очень признательна.
— Галя, брось это! Мне ничего не стоило починить ее, — улыбаясь, пылко заверил женщину Павел Федорович, аккуратно обхватив ее за плечи и чуть повернув так, чтобы иметь возможность пройти дальше к своей коморке.
— Зато мне ты сильно помог. Паша, возьми шоколадку — с чаем попьешь.
— Нет, нет! — в смущении отвернув голову, сказал Павел Федорович и поспешил в свое маленькое помещение.
Зайдя к себе, он поудобнее разместился на стуле, достал салат и вилку, взял чебурек и хотел уже было приступить к обеду, как снова увидел в дверях пожилую предпринимательницу. Женщина была преисполнена твердой решимостью, во что бы то ни стало вручить свой презент.
— Паша, возьми, пожалуйста, — сказала она, протягивая шоколадку.
— Галя, прекрати сейчас же! — возмутился Павел Федорович, произнеся это как-будто даже и строго и грозно, но при этом, не смотря на женщину, вообще не поднимая головы и лишь неуверенными движениями руки пытаясь отстранять от себя протянутый презент.
— Возьми, — настаивала женщина, положив шоколадку на стол.
— Забери назад! — не унимался Павел