Так граф Жоффруа согласен отдать Вексен, это серьезно?
— Вексен! — Людовик был поражен этим не меньше, чем я. — Вы отдадите мне Вексен?
Единственным, кто не казался удивленным, был Анри. В его полуприкрытых глазах ничего нельзя было прочитать.
— Я хочу мира, — повторил граф Жоффруа.
— И вы передадите Вексен мне? — настаивал Людовик.
— Похоже, что так, — проворчал граф.
— Тогда я согласен, — быстро проговорил Людовик, пока граф не передумал. — И возблагодарю за это Бога!
Король протянул руку, и Жоффруа нехотя подал ему свою.
И тут на миг быстрый взгляд Анри встретился с моими глазами. Значит, это он уговорил отца. Возможно, графу Жоффруа такой оборот дела был не по нраву, но Анри настоял на своем.
Ладно, посмотрим.
Мне было жаль видеть, что он уходит.
— Божье чудо! — воскликнул Людовик, едва сдерживая ликование. — Я молился об этом.
— Значит, Бог услышал ваши молитвы.
— А что же еще могло заставить анжуйцев передумать?
Ха! Уж Бог-то здесь был ни при чем.
Плохая политика — делать расчеты и ждать, что они претворятся в жизнь. Прошло две недели, и мы услышали неожиданную весть: граф Жоффруа, едва вернувшись в Анжу (а день был очень жаркий), искупался в реке и умер от злой горячки. Мне было жаль его. Пусть он и играл беззастенчиво на моей влюбленности, я все равно с удовольствием вспоминала наш роман в Пуату. Там граф Анжуйский открыл для меня драгоценный ларец прежде запретных удовольствий и дал познать те радости, которым могут предаваться мужчина и женщина вдвоем.
Людовик обрадовался вести, но скрывал это и велел отслужить торжественную мессу по грешной душе графа. Преподобный Бернар утверждал, что он предвидел подобную кару для графа, осмелившегося поносить имя Божие.
Я же просто скорбела.
И что же теперь? Его смерть открыла другой ларец — таивший, как оказалось, новые благоприятные возможности для меня. Старый лев Анжу умер, его место займет молодой лев, Анри, граф Анжуйский, герцог Нормандский, и ничто не будет сдерживать ни его власти, ни его стремлений. Анри станет править. Будущее внезапно явило мне свой светлый лик.
И даже в семейных делах Фортуна, известная своим непостоянством, сочла возможным улыбнуться мне. Не прошло нескольких месяцев, как в январе только что наступившего 1151 года упокоился аббат Сюжер. Замолк единственный голос, столь красноречиво склонявший Людовика не в мою пользу, удерживавший его от того, чтобы предоставить мне свободу. Он мирно скончался во сне, голос его наконец-то смолк, а Всевышний призвал его душу в райские кущи за все Добрые Дела, свершенные им в интересах Людовика. И да будет Господь за то благословен! Теперь я стану преследовать Людовика своими требованиями на каждом шагу, а заглушить их будет уж некому. Оставался, конечно, Галеран, но его я предпочитала вообще не замечать, лишь высокомерно улыбалась, сосредоточив все внимание на своей жертве.
Наконец-то наступил долгожданный прилив, можно было поднимать паруса.
За ужином во время Великого поста, когда Людовик ковырял ножом свою рыбу.
— Отчего вы не хотите подумать об этом? В этом браке ни вас, ни меня уже ничто ведь не держит.
— Мы муж и жена пред Господом и законом.
И он так жадно проглотил бесформенный кусок соленой трески, будто вкушал пишу в последний раз.
— Благочестивому Бернару это видится по-иному.
Я поразмыслила, не съесть ли немного этого грубого, не сдобренного специями блюда, и в итоге отвергла его.
Людовик тоже оттолкнул тарелку с недоеденной рыбой. Глаза у него были пустые, почти как у лежавшей на тарелке трески.
— Я не могу пойти на это. Вы сделаете из меня посмешище.
— Лучше уж расторгнуть брак, чем остаться без наследника, — сказала я вполголоса, под заунывные причитания нескольких странствующих менестрелей, которые не пользовались моим покровительством.
Лицо короля побледнело. Я ударила по больному месту. Отбила у него всякий аппетит и ни мало о том не сожалела.
В королевском аудиенц-зале я подошла к нему, как просительница, держа на руках Алису.
— Если другого ребенка я вам не рожу, то трон унаследует ваш брат.
— Я знаю, чего вы хотите. И отвечаю вам: нет.
Я безмятежно улыбнулась ему:
— Вы же знаете, что это правда. Брат ваш спит и видит, как бы отнять у вас корону. Он следит за каждым вашим вздохом и молится, чтобы тот оказался последним.
— Я не стану делать по-вашему, Элеонора. Сам папа благословил наш союз.
— Но я же неспособна зачать сына!
Тут Алиса, чем-то недовольная, издала громкий писк, высокий, типично девчоночий, и Людовик невольно отшатнулся.
В его спальне — там я ждала, когда он, бледный и изможденный, возвратится со всенощной.
— Неужто Аквитания стоит всего этого, Людовик?
Он закрылся в гардеробной и стонал так, словно на него напал понос.
Я последовала за ним и на конюшню, когда он пошел посмотреть на своего любимого коня.
— Ваше величество…
Я не забывала, что нас слышат конюхи.
— Нет!
— Вы насекомое, Людовик! У меня терпения на вас не хватает!
Тронный зал. Я собрала всю свою волю. Я не отступлю от своего. Если уж я не могу обрести свободу от этого брака, то и Людовику нельзя дать возможность упрятать этот вопрос в долгий ящик. Сейчас за его плечом маячил Галеран — Людовик позвал его намеренно, дабы укрепить свою решимость. Оно и к лучшему. Я ринулась на них обоих с ходу.
— Соглашайтесь на расторжение брака! Я непременно добьюсь этого!
Людовик повернулся, посмотрел на меня; глаза у него были совершенно пустые, это выводило меня из равновесия.
— Людовик!..
— Получайте его.
Нет, не пустыми были его глаза. В них было страдание.
— Что?
— Получайте свой развод!
— Вы говорите серьезно?
— Вполне. Разве я не сказал ясно?
— Но, Ваше величество…
Галеран, у которого от волнения вдруг резко обозначались глубокие складки, сбегающие от носа к верхней губе, потянул его за рукав.
— Довольно! — Людовик, сразу загоревшись гневом, отдернул руку. — Мне известны все доводы против этого. Я знаю, что потеряю.
— Половину королевства, Ваше величество!
— Вы что же, думаете, я этого не понимаю? Но с меня хватит. Вы правы, Элеонора. На то воля Божья. Получайте свой развод. Бог свидетель, вы изрядно потрудились, чтобы его добиться.
— Но вы же потеряете Аквитанию, — чуть не стонал Галеран.
Я наблюдала за тем, как он пытается отговорить Людовика, и порадовалась той отповеди, какую он получил от короля.
— Вы думаете, что я ничего этого не знаю? Все я знаю, глупец вы этакий. Но что мне Аквитания, если я не могу передать ее сыну? Это дьявольское искушение, дабы смущать душу мою. — Он повернулся ко мне и проговорил капризным, сердитым тоном: — Мы больше не можем жить вместе. Получайте свою свободу. Возвращайтесь в Аквитанию. Я теперь свободен от вас.