поэта —
Всем понятен мой призыв…
А потомки… Пусть потомки.
Исполняя жребий свой
И кляня свои потемки.
Лупят в стену головой!
«Сатирикон», 1908, № 28
Два желания
1.
Жить на вершине голой,
Писать простые сонеты…
И брать от людей из дола
Хлеб, вино и котлеты.
2.
Сжечь корабли и впереди, и сзади.
Лечь на кровать, не глядя ни на что.
Уснуть без снов и, любопытства ради,
Проснуться лет чрез сто.
«Сатирикон», 1909, № 5
Веселая наглость
Русский народ мало трудится.
(Марков 2-й. Съезд дворян)
Ах, сквозь призму
Кретинизма
Гениально прост вопросец:
Наш народ — не богоносец,
А лентяй
И слюнтяй.
В самом деле —
Еле-еле
Ковырять в земле сухой
Старомодною сохой —
Не работа,
А дремота.
У француза —
Кукуруза,
Виноград да лесопилки.
Паровые молотилки.
А у нас —
Лень да квас.
Лежебокам
За уроком
Что бы съездить за границу
К шведам, к немцам или в Ниццу?
Не хотят —
Пьют да спят.
Иль со скуки
Хоть науки
Изучали бы, вороны:
Философию, законы…
Не желают:
Презирают!
Ну, ленивы!
Даже «Нивы»
Не хотят читать, обломы.
С Мережковским незнакомы!!
Только б жрать.
Только б спать.
Но сквозь призму
Кретинизма
Вдруг вопрос родится яркий:
Как у этаких, как Марков,
Нет хвостов
И клыков?
«Сатирикон», 1909, № 9
Честь
Когда раскроется игра —
Как негодуют шулера!
И как кричат о чести
И благородной мести!
«Сатирикон», 1910, № 2
Простые слова
Памяти Чехова
В наши дни трехмесячных успехов
И развязных гениев пера
Ты один, тревожно мудрый Чехов,
С каждым днем нам ближе, чем вчера.
Сам не веришь, но зовешь и будишь.
Разрываешь ямы до конца
И с беспомощной усмешкой тихо судишь
Оскорбивших землю и Отца.
Вот ты жил меж нами, нежный, ясный.
Бесконечно ясный и простой, —
Видел мир наш хмурый и несчастный.
Отравлялся нашей наготой…
И ушел! Но нам больней и хуже:
Много книг, о, слишком много книг!
С каждым днем проклятый круг все уже
И не сбросить «чеховских» вериг…
Ты хоть мог, вскрывая торопливо
Гнойники, — смеяться, плакать, мстить.
Но теперь все вскрыто. Как тоскливо
Видеть, знать, не ждать и молча гнить!
«Сатирикон», 1910, № 4
Приказ
Бумажные бодрители
Трещат из всех щелей:
«Читатели и зрители.
Бодрей, бодрей, бодрей!»
Маститые и «синие»
Журнальные одры —
Все шлют приказ по линии.
Чтоб были все бодры…
Конечно, бодрость — качество
Прекрасное вполне,
Но скорбь ведь не чудачество,
И горе — не во сне.
Ведь хамство все развязнее.
Терпенье все мертвей.
Разгром все безобразнее,
А ветер все правей…
Смешно в лицо голодное.
Чтоб подсластить наш быт.
Орать сто раз бесплодное:
«Будь сыт, будь сыт, будь сыт!»
1913
* * *
Прокуроров было слишком много:
Кто грехов Твоих не осуждал?..
А теперь, когда темна дорога
И гудит-ревет девятый вал,
О Тебе, волнуясь, вспоминаем, —
Это все, что здесь мы сберегли…
И встает былое светлым раем.
Словно детство в солнечной пыли.
Между 1920 и 1923
«Сатирикон»
Над Фонтанкой сизо-серой
В старом добром Петербурге,
В низких комнатках уютных
Расцветал «Сатирикон».
За окном пестрели барки
С белоствольными дровами,
А напротив Двор Апраксин
Впился охрой в небосклон.
В низких комнатках уютных
Было шумно и привольно…
Сумасбродные рисунки