Читать интересную книгу Лёха - Николай Берг

– А я при чем? И вообще, что за торговлю мы тут разводим? – ощетинился лейтенант.

– Торг здесь неуместен! – иронически припечатал Середа. Хотя показалось Лехе, что не очень рад бравый артиллерист перспективе дальше переться по малознакомой местности.

Оба гостя и не почесались, совершенно спокойным тоном пышноусый заметил:

– Вы не топорщитесь, товарищ командир. Уставы и мы читывали, знаем. И не только уставы.

Пышноусый хитро ухмыльнулся и нараспев продекламировал:

«Каждый советский хражданин обязан с оружием в руках отстаивать свободу и независимость своей социалистической Родины. Советский закон, выражая интересы народа, обязывает всех храждан защищать свое отечество от внешнего нападения. Нарушение этого закона – тяхчайшее преступление перед Родиной. Воинская служба представляет почетную обязанность каждого хражданина, ибо Красная Армия и Военно-Морской Флот защищают единственное в мире социалистическое хосударство, хде власть принадлежит всему народу, хде навеки уничтожено ухнетение человека человеком»[138].

– Знакомые слова, а, товарищ командир? – вежливо спросил лекарь.

– Вы ведь присяхали? «Я всегда готов по приказу Рабоче-Крестьянского Правительства выступить на защиту моей Родины – Союза Советских Социалистических Республик и, как воин Рабоче-Крестьянской Красной Армии, я клянусь защищать ее мужественно, умело, с достоинством и честью, не щадя своей крови и самой жизни, для достижения полной победы над врахами», – помните, а? Вот – Родина, вот – вы. Защищайте, милости просимо. А вы нам ерунду какую-то пытаетесь втюхать да задать лататы. Это, знаете, некрасиво, да.

– Не ерунду, а вполне себе нарезной маузеровский карабин, – огрызнулся Березкин.

– Хладнокровный, решительный боец, пока у него есть патроны, недоступен для пехоты противника. А без патронов, соответственно, доступен. Потому нам нужно оружие под ходовой патрон. Под неходовой у нас самих несколько десятков есть. Потому с вас две советских винтовки, под них патроны имеются.

– Трофейное я отдать могу легко, а вот штатное советское… Оно, между прочим, числится за бойцами. И одну винтовку раненого товарища отдам, а остальные – фиг.

– Один больной да двое раненых – итого три с вас винтовки.

– А что тогда ваш лесник торговался за каждый патрон, словно старый еврей? – удивился лейтенант.

– Из принципа. С паршивой овцы, знаете, хоть шерсти клок.

– Мы, значит, паршивая овца?

– Ну не лошадь же. Втюхиваете нам своих ранбольных и – фьють, пташка! Пока по лесам блукаете – хлядь, и война кончится. Так, что ли?

– Не так! Но нам нужно идти на соединение с основными силами! Положено!

– Так мы ж разве против? Мы – только «за»! Вот они мы – давайте, идите на соединение. И скоренько будет у нас вполне боеспособное подразделение, с которым уже можно серьезные дела делать. Дальше мы с соседями соединимся, мы такие не одни в лесах. И будет у вас справочка, хде вы все это время находились и чем занимались, соответственно вопросиков к вам будет меньше. А орден вы и тут получите.

– Ишь вы как все вывернули… Патронами не поделитесь? Их же у вас много?

– Будете уходить – не поделимся. Незачем отрезанный ломоть в чужой торбе солить. А вот если останетесь – то будут вам патроны. Пока, правда, если уж совсем честно – у нас до черта пистолетных: к нахану и ТТ. Но к винтовкам тоже скоро будет с запасом. И харчи у нас есть, и табак. А вообще – тухой вы, лейтенант, прям как невеста нецелованная. Ломаетесь, как пряник тульский. Ну предположим, выйдете вы к нашим. Через месяц в лучшем случае. Немцы-то уже Днепр перешли. А может, и не выйдете. Речек тут много, мосты почти все под присмотром. По дорохам идти быстро не получится – и они под присмотром. Жратву тоже не просто получить. В итохе все равно в партизаны пойдете, как нарветесь на группу, хде командир постарше вас по чину будет. Цыкнет он на вас – и куда вы денетесь… Но там-то и так командир будет, а у нас тут обученных – нету. Чином-то хражданским мы с паном лекарем повыше вас будем, да для военного дела это незначительно.

– И какой же чин у пана лекаря? – поднял вопросительно бровь лейтенант.

– А профессор он.

– Ого! А что профессор в такой глуши делает?

– Наши держали вокзал, чтобы несколько составов успели уйти со станции. Половина ушла. В том числе состав с эвакуированными. Но недалеко – в паре десятков километров германские авиаторы железнодорожный мост повредили, – спокойно ответил врач, неожиданно оказавшийся аж профессором.

– Ясно. Нам с бойцами надо посоветоваться, – сказал лейтенант.

– Кто ж вам мешает? Несите пока больного к телеге, заодно и посоветуетесь. А мы тут пока покурим. Кофеек у вас есть еще? – повернулся профессор к Середе.

– Для дорогих гостей – найдется.

Боец Семенов

Достать пару смазанных вчера винтовок из тайника было минутным делом. На всякий случай патроны из казенника красноармеец выдернул и, когда дотащили Усова до телеги, передал леснику оружие разряженным. Тот внимательно проверил полученное, пересчитал скрупулезно патроны, хмуро кивнул и не спеша уехал по дорожке, увозя свою добычу и худенького Усова в придачу.

– Надо решить, что дальше делать будем, – сказал Березкин, проводив телегу взглядом.

Семенов переглянулся с бурятом.

– Так, товарищ лейтенант, как вы и сказали – идти на соединение с нашими войсками, – ответил пулеметчик.

– Понятно. Ваше мнение? – глянул на бурята.

– Он сказал, – кивнул бурят на своего сослуживца.

– Вы, ефрейтор?

– От добра добра не ищут. Оставаться надо, – уверенно заявил человек с непроизносимой фамилией.

– Ты что, сдурел? – удивился Семенов. Искренне удивился. Просто говоря – не ожидал такого. И немножко растерялся даже.

– Поясните, – попросил своего пожилого товарища молоденький лейтенант.

– А что пояснять? Было нас десять человек неделю тому назад. А осталось четверо, двое неходячих – при том, что серьезных потерь мы за это время противнику не нанесли. Двести километров по территории противника еще идти… Да и прав этот хитрован усатый – если повезет и нарвемся мы дальше на таких же, только там окажется какой майор или полковник да прикажет нам присоединиться – что делать будем? Точно так же и останемся. Боеприпасов – черт ма, провианта – черт ма, теплой одежды – опять же черт ма.

– Половченя с начала с самого – лежачий, – поправил лейтенант, внимательно слушая.

– Ты прямо как штатский какой рассуждаешь, – заметил ефрейтору Семенов.

– Сынка, я солдатом был, когда ты еще и не родился, – хмуро заметил Брендерберя, или как его там…

– Да я вижу, что ты старый, – поддел ответно пулеметчик.

– И старый тоже. И партизаном был, так что знаю, что говорю. Башка немецкая далеко уползла. А хвост – вот он, тутай. Хватай да тяни. Или башмаком наступай. Опять же – почему они нас уговаривают? А мы и впрямь им можем сильно помочь. Опыта у нас хватает, чтоб делиться. Даже у тебя, молокососа, – ласково уел Семенова ефрейтор.

– Ладно, потом поговорите, – обрезал лейтенант раньше, чем Семенов успел отреагировать. – Вы, старшина, что скажете?

– Считаю, что оставаться надо, – поразил пулеметчика в самое сердце спокойный ответ Лехи. Вот уж совсем не ожидал. Совершенно.

– Обоснования?

– То, что сказал ефрейтор. Вот мы шли себе и шли. Нарвались, извините, на вас. И теперь делаем то, что вы говорите. Нарвемся на старшего чином – опять та же песня будет. Ну и чего бегать зря? Мне понравилось засады делать, так чем на бегу – уж лучше тут. Кроме того, если удастся сколотить достаточно большое э-э-э… партизанское соединение, то вполне можно и о связи вопрос решить. Даже и авиатранспорты получать.

– Аэродром в лесу сделать? – съехидничал Семенов.

– Легко, – спокойно сказал Леха.

Так уверенно, что Семенов опять растерялся – видел он аэродромы, хлопотное это дело. Но откуда потомку это знать – он же летчик только по петличкам! Но ведь уверенно говорит!

– Мнения разделились, – хмыкнул лейтенант. Махнул рукой, все поняли правильно и двинулись обратно.

– Слушай, а ты что говорил, что ты – солдат? Это же не по-нашенски, мы же – красноармейцы, – спросил пулеметчик у ефрейтора.

– Я, хлопец, родился в Австро-Венгрии. И променял убогое батрачество на солдатчину вполне добровольно. Тогда наших набирали в украинский легион сечевых стрельцов, за австрияков воевать[139]. Потом – русский плен. Оттуда удрал – был в Галицкой армии, с поляками махались. Пока в тифу валялся – браты сляпсили у меня и сапожки, и всю амуницию: вышел в обносках, словно неборак последний. Тут как раз попал к атаманше Марусе, от нее подался к Махно, немцев били, «петлюру», деникинцев. А потом красные появились, к ним пошел, так что воевать мне нравится, мое это.