не можешь оставить их в таком виде.
Злорадство в его глазах тотчас сменяется раздражением. На секунду он исчезает, а появившись вновь, оказывается рядом со мной и прижимает свою булаву к нижней стороне моего подбородка:
– Сколько еще раз мне говорить тебе, что я могу делать все, что хочу? И чем быстрее ты это поймешь, тем для тебя будет лучше. Ты меня поняла?
Мне трудно глотать, когда его булава прижата к моим подбородку и горлу, и еще труднее говорить. Но поскольку с каждой секундой булава врезается в мою плоть еще глубже – я наконец ухитряюсь пропищать:
– Да.
– Вот и хорошо. – Он невесело улыбается и, убрав от меня оружие, прислоняется к одной из колонн беседки. – Потому что я долго ждал тебя.
– Меня? – недоумеваю я.
– Не тебя конкретно. – Он машет рукой, будто говоря мне, чтобы я не слишком зазнавалась. Как будто я зазнаюсь. – Но я давал убежище чужеземцам и собирал их в Адари много столетий, ожидая, когда в пространственно-временном континууме образуется достаточно большая прореха – и когда явится дракон времени.
– Значит, вы действительно…
Он бросает на меня предостерегающий взгляд, и я затыкаюсь. Этот малый и так уже достаточно заведен и готов к насилию. Так что думаю, не стоит раздражать его еще больше, тем более что Хадсон и наши друзья не могут сейчас себя защитить.
– Поначалу мне было сложно привлекать сюда людей. Но после слухов о том, что Королева Теней охотится за чужеземцами, а этот город представляет собой безопасное убежище, дело пошло легче.
– Выходит, ваша роль мэра и все связанное с ней было всего лишь уловкой для привлечения дракона времени, который будет убивать людей, которые поверили вам? – Меня охватывает ужас, хотя я и не понимаю почему. После всех его откровений я думала, что больше не испытаю ужаса, но нет, он накатывает на меня снова.
– Если они достаточно глупы, чтобы верить мне, то я достаточно умен, чтобы пользоваться этим, – отвечает он рассудительным тоном. – К тому же на что им жаловаться? Я сделал их жалкую жизнь интересной, яркой. Только посмотри на этот город – на то, что я им дал!
– Вряд ли это можно брать в расчет, если вы готовы приносить их в жертву всякий раз, когда того захотите.
– Не когда я захочу, – кричит он, а затем снова понижает голос: – Я прожил здесь тысячу лет и все это время ждал – ждал достаточно крупного дракона. И это продолжалось так долго, что я едва не сдался, едва не смирился с тем, что мне придется застрять здесь навсегда. Но затем я услышал о двух чужеземцах, болтающих о драконах, и понял, что долгое ожидание наконец подошло к концу. И, черт возьми, ты, Грейс, в самом деле была на высоте.
На этот раз его улыбка полна веселья – что делает всю ситуацию еще более жуткой и зловещей. Кем надо быть, чтобы так улыбаться всего через несколько минут после того, как ты жестоко убил ни в чем не повинного человека?
– Знаешь, в чем проблема таких, как ты – людей, готовых принести себя в жертву? – говорит он, задумчиво потирая подбородок. – Вы готовы умереть, чтобы защитить других, но не готовы согласиться с предложением, которое спасло бы вам жизнь.
Он подается вперед, щелкает пальцами и запросто размораживает Хадсона и остальных. Затем так тихо, что мы едва можем расслышать его, продолжает:
– В кои-то веки поведите себя по уму. В кои-то веки забудьте о самопожертвовании и позаботьтесь о себе. В кои-то веки примите предложение, которое я собираюсь вам сделать, и порадуйтесь ему.
Глава 121
Вот как все испортить
– Хадсон –
Какого хрена?
Я сбит с толку – совершенно сбит с толку. Как будто я вдруг начисто забыл, о чем только что говорил, или как будто все вокруг вдруг сделалось каким-то не таким.
Я поворачиваюсь к Грейс, которая стоит не там, где я помню, что еще больше сбивает меня с толку. Что-то тут не так.
– Он заморозил тебя, – шепчет она.
– Он что? – У меня закипает кровь, когда до меня доходит, о чем она говорит.
Я не люблю, когда из меня делают дурака. И не люблю, когда кто-то ни во что не ставит мою волю. И мне точно не нравится, когда какой-то мудак с манией величия решает, что его хотелки стоят гибели тех, кто мне дорог, и разрушения города, который я стал считать своим домом.
– О каком предложении вы говорите? – спрашиваю я, хотя мне хочется одного – сбить этого ублюдка с ног.
Я бросаю взгляд на Кауамхи и Грейс и вижу, что они настроены так же. По Луми видно, что он убит горем. Это разъяряет меня еще больше.
И это еще до того, как Суил отвечает:
– Все просто… – тянет он и улыбается улыбкой, от которой у меня холодеет кровь. Она полна злорадства, высокомерия и самодовольства – и очень, очень хорошо мне знакома. Я видел ее на лице моего отца столько раз, что и не счесть. И всякий раз, когда она появлялась, все заканчивалось плохо.
– Вам надо просто-напросто уйти, – продолжает он. – Возьми с собой свою подружку, своих жалких друзей-музыкантов и то, что осталось от той несчастной тени, и уходите – прямо сейчас.
Меня захлестывает ярость, когда я слышу, как пренебрежительно он говорит о Грейс, Дымке и остальных – особенно после того, что он сделал с Оребоном. Но я сжимаю зубы, чтобы не показать, как я его ненавижу. И просто позволяю ему говорить дальше.
Именно так я вел себя с отцом. Первый шаг – «почтительное молчание», пока он, захлебываясь, говорил о том, какой он великий.
Второй шаг состоял в том, чтобы сделать ему несколько комплиментов, чтобы потешить его нарциссическое самолюбие и создать у него впечатление, будто мы с ним в одной команде.
А третий шаг заключался в активной работе против него, но так, чтобы держаться за пределами зоны поражения. Иногда я проваливал второй шаг и не получал шанса перейти к третьему, потому что это было невозможно.
И сейчас, когда я смотрю в глаза Суила, в которых читается злобная сила, очень похожая на безумие, это напоминает мне те времена. И от этого у меня стынет кровь, потому я вдруг начинаю бояться, что, в чем бы ни состоял его великий план, мне не удастся его остановить. Грейс и Адари пострадают, потому что я вовремя не распознал зло. Оребон и Дымка – бедная милая Дымка – заплатили за это своими жизнями.
Я должен был распознать это зло, я должен, черт возьми, должен был это сделать! Я же наблюдал его всю мою жизнь – так как же я не увидел его теперь, когда это было жизненно важно?
Он не нравился мне с самого начала, я знал, что с ним что-то не так. Но я все равно попался на крючок – и увлек за собой всех, кто мне дорог. Как же я был глуп!
– Что будет, если мы сделаем это? – спрашивает Грейс, и я устремляю на нее взгляд. Но она не смотрит на меня – вместо этого она глядит на Суила, ни на мгновение не сводя с него глаз.
Значит, она тоже это понимает – понимает, что Суил это змея, и как только мы отведем от него глаза, все будет кончено. Он нанесет удар. И мы станем сопутствующим ущербом при осуществлении его гнусного плана, о котором он нам еще не рассказал.
– Если вы это сделаете? – Он смеется. – Ни о каких «если» не может быть и речи. Вы это сделаете – и вопрос заключается только в том, произойдет это добровольно или я вас заставлю это сделать.
– Одно дело прыгать сквозь время или замораживать нас, когда мы этого не ожидаем, – с презрением говорю я. – Но неужели ты и впрямь думаешь, будто тебе удастся заставить нас сделать то, чего мы не хотим?
– Ты хоть представляешь, какая сила сейчас во мне? – спрашивает он. – И что происходит, когда кто-то убивает дракона времени?
Прежде чем я или Грейс успеваем что-то ответить, он поворачивается, вытягивает руку, и часовая башня исчезает. Просто… исчезает.
Она не распадается. Не взрывается. Она просто перестает существовать.
– Бог времени, этот старый ублюдок, создал их, чтобы они уничтожали людей, которые посмели вклиниться в переплетение