людей.
— Привезите обоз! — крикнул Сэгин, выходя из храма с дочерью.
Немного погодя, по приказу его подъехали мулы и весь багаж.
— Отберите по домам все, что найдете съестного, и уложите поскорее.
Что только попадалось под руку: сушеное мясо — тазахо, сушеные плоды, кожи и орехи — все было собрано и уложено.
— Это все, что у нас есть, и я боюсь — не хватит на обратный путь. Теперь, Рубе, выбери пленных. Всех мы не можем захватить. Возьми человек двадцать, но выбери таких, которым цена выше и которых обменять будет выгоднее.
Сэгин направился к обозу, чтобы на одном из мулов устроить свою дочь.
Рубе исполнил возложенное на него поручение: он отобрал двадцать молодых индейцев, девушек и мужчин, одежда которых доказывала их принадлежность к высшим слоям общества.
— Ах, — воскликнул один из самых свирепых охотников — Киркер, — ведь навагой берут же в рабство наших белых! Отчего бы и нам не взять из их племени несколько молодых женщин? Они бы нам служили на бивуаках. Право, так!
— Эх, ты! — возразил ему Гарей. — А чем мы их кормить будем?
— Ну, мяса у нас много запасено, — возразил Киркер, — а если не хватит провизии, мы бросим индейцев, — конечно, сняв с них предварительно то, что поценнее…
При этом он многозначительно провел рукой вокруг головы — жест для всех понятный.
Многие товарищи поддержали предложение Киркера и по его примеру хватали молодых индианок и привязывали их к своим мулам. Раздался плач и вой похищаемых женщин.
Конечно, среди охотников были и такие, которые не одобряли дикого насилия и оставались в стороне, немало было и таких, которые, не принимая личного участия в этом разбое, тем не менее добродушно посмеивались, глядя на подвиги своих товарищей.
Сэгин в это время находился с другой стороны храма, где устраивал свою дочь. Но шум, крики и вопли, раздававшиеся по ту сторону, обратили на себя его внимание. Он поручил свою дочь попечению Эль-Соля и Луны и побежал на шум.
Увидав множество женщин, привязанных к спинам мулов, он вдруг понял, что произошло тут без него. Ему захотелось пристыдить охотников.
— Рубе, — сказал он зверолову, — что же это? Это те пленные, которых я приказал тебе отобрать? Их тут как будто слишком много?
— Нет, — ответил Рубе, — вот те, которых выбрал Младенец. Тут ровно двадцать человек, они еще не садились.
— В таком случае пусть снимут всех женщин с мулов и посадят выбранных тобою пленных. Нам предстоит перейти пустыню: мы едва найдем чем прокормить эти лишние двадцать ртов.
Не обращая внимания на ропот Киркера и его друзей, Сэгин и Рубе принялись отвязывать индейских женщин, кое-кто из охотников стал им помогать, но зато те, которые задумали это похищение, открыто возмутились капитаном.
— Клянусь небом! — вскричал один из них. — Я или увезу мою индианку, или сниму с нее скальп!
— В самом деле, — подхватил другой, — зачем нам возиться с этими женщинами? Ведь ни одна из них не стоит больше своего скальпа. Скальпируем их — и вся недолга.
— Отлично! — прибавил третий.
— На что лучше! — раздались голоса.
Сэгин обратился к бунтовщикам и с твердостью сказал им:
— Товарищи, вспомните ваши обещания. Посчитайте ваших невольниц. Я отвечаю и плачу вам за всех.
— Можете вы заплатить нам сейчас? — спросил кто-то.
— Вы знаете, что «сейчас» — дело невозможное.
— Платите сейчас, а не то…
— Деньги или скальпы — вот наше последнее слово…
— И откуда капитан достанет денег, придя домой? — спросил один из мексиканцев. — Он не жид, не банкир, и хотя я денег его не считал, но все-таки не понимаю, откуда он возьмет такую кучу, чтобы заплатить нам за всех невольниц.
— Во всяком случае не из казны, которая платит за скальпы, так как скальпов у него в руках не будет. Стало быть, ему денег не дадут, как и нам. А если у нас будут в руках скальпы, мы денежки сейчас получим.
— И то сказать, очень ему надо заботиться о нас, когда он сам нашел то, чего искал. А нас он обещаниями кормит, надуть хочет.
— Смеется он над нами, точно над толпой безмозглых негров. Отчего он не хотел вести нас на Приэто, где мы могли бы набрать золота полные карманы? Отчего?
— А теперь хочет нас лишить последнего заработка на скальпах, да не на таковских напал!
Генрих нашел, что пора ему вмешаться в дело. Деньги — вот единственный повод к возмущению, по крайней мере, этим они оправдывают свое упорство. Он решил пожертвовать всем своим состоянием, лишь бы помочь Сэгину и выручить его из критического положения.
— Господа! — закричал он так громко, что покрыл все голоса и шум. — Если вы верите моему слову, слушайте, что я хочу вам предложить. Я отправил в Чигуагуа с последним караваном свой товар. Когда мы приедем в Эль-Пазо, мы застанем там возвращающихся купцов. Мне придется получить с них сумму вдвое больше той, какая может следовать всем вам. Если вы верите моему слову, я обещаю всех удовлетворить.
— Все это отлично, да беда в том, что мы не знаем ни вас, ни вашего товара.
— Не сули журавля в небе, а дай синицу в руки, — заметил один из охотников.
— Ну его к черту! Разве можно верить торгашу? Сейчас давай нам деньги или — скальпы, вот и весь разговор. Мы можем снять скальпы, можем и не снимать их. Но только верьте мне, товарищи, что это наш единственный верный заработок.
Видно было, что люди эти уже понюхали крови и не могли отрезвиться. Глаза их блестели, лица выражали животную ярость: они жаждали крови. Дисциплина, державшая до сих пор орду в повиновении, исчезла. Власть начальника потеряла свое значение.
Индейские женщины дрожали и