— К слову о пропащих, а где Джон?
— Смылся. Трус.
Абрахам резко повернулся к Хантингу:
— Джон не способен на трусость. Это не в его характере. И его жизнь значит для меня больше, чем твоя. Потому я тебе советую его отыскать.
Хантинг опустил взгляд и кивнул. Интересно, почему Джон Брид так важен для Абрахама, которому, по-видимому, ни до кого нет дела?
Мэйкон внимательно наблюдал за Абрахамом:
— Трогательно видеть, как ты беспокоишься о своём мальчике. Я искренне надеюсь, что ты сможешь его найти. Я знаю, как это больно — потерять ребёнка.
Пещеру снова затрясло, и камни полетели к нашим ногам.
— Что ты сделал с Джоном? — в гневе Абрахам уже меньше казался безобидным стариком и больше походил на демона, каковым он в действительности и являлся.
— Что я с ним сделал? Думаю, вопрос в том, что ты с ним сделал? — чёрные глаза Абрахама сощурились, но Мэйкон лишь улыбнулся. — Инкуб, который может выходить на солнечный свет и сохранять силу без питания… потребовалось бы весьма специфичное наследование двух признаков одновременно, чтобы создать у ребёнка эти способности. Согласен? Говоря научно, тебе нужны были бы признаки смертного, но всё же этот мальчик, Джон, обладает способностями Мага. У него не может быть троих родителей, что означает, его мать была…
Лия ахнула:
— Кукловодом.
Каждый присутствующий Маг отреагировал на это слово. Удивление разнеслось словно рябь, воздух будто стал еще холоднее. Только Амма выглядела невозмутимой. Она сложила руки на груди и впилась взглядом в Абрахама Равенвуда, словно он был ещё одним цыплёнком, которого она собиралась ощипать, освежевать и сварить в своей помятой кастрюле.
Я попытался вспомнить, что Лена рассказывала мне о Кукловодах. Это метаморфы, наделённые способностью принимать чей-то человеческий облик. Они не просто вселяются в тело смертного, как Сарафина. Кукловоды могут по-настоящему становиться этими смертными на непродолжительные периоды времени.
Мэйкон улыбнулся:
— Точно. Магом, который может становиться человеком на время, достаточное для зачатия ребёнка с ДНК смертного и Мага с одной стороны и инкуба с другой. Ты немало потрудился, верно, дед? Я и не представлял, что в свободное время ты занимаешься селекцией.
Глаза Абрахама почернели:
— Ты единственный, кто запятнал собой Порядок вещей. Сначала своей безрассудной страстью к Смертной, а затем изменением своей собственной природы ради защиты этой девчонки, — Абрахам покачал головой, как будто Мэйкон был не более чем импульсивным подростком. — И к чему это привело? Теперь дитя Дюкейн раскололо луну. Знаешь ли ты, что это значит? Угроза, которую она навлекла на всех нас?
— Судьба моей племянницы тебя не касается. У тебя, кажется, и так хлопот полон рот с твоим научным экспериментом. Хотя я не могу не интересоваться, зачем он тебе нужен, — зеленые глаза Мэйкона вспыхнули, когда он это сказал.
— Будь осторожнее со словами, — Хантинг шагнул вперёд, но Абрахам взмахнул рукой, и тот остановился. — Убив однажды, убью тебя и дважды.
Мэйкон покачал головой:
— Детский лепет, Хантинг. Если планируешь свой жизненный путь в качестве подхалима деда, тебе придётся поработать над подачей текста, — Мэйкон вздохнул. — А теперь спрячь свой хвост промеж ног и следуй за хозяином словно верный пёс.
Выражение лица Хантинга ожесточилось.
Мэйкон перевел взгляд на Абрахама:
— И да, дед, как бы ни хотелось мне ознакомиться с твоими лабораторными записями, думаю, тебе пора уходить.
Старик засмеялся. Холодный ветер закружил вокруг него, со свистом проносясь меж скал.
— Думаешь, ты можешь помыкать мной как мальчиком на побегушках? Ты не будешь произносить моё имя, Мэйкон Равенвуд. Ты будешь выкрикивать его. Ты напишешь его кровью, — ветер вокруг Абрахама усилился, его галстук хлестал его по телу. — А когда ты умрёшь, к моему имени по-прежнему будут относиться с почтением, а твоё будет забыто.
Мэйкон посмотрел ему в глаза без малейшего намёка на страх:
— Как разъяснил мой математически одарённый брат, однажды я уже умер. Придётся тебе придумать что-нибудь новое, старик. А то это становится скучным. Позволь посмотреть, как ты исчезнешь.
Мэйкон щёлкнул пальцами, и я услышал рвущийся звук, когда за Абрахамом распахнулась ночь. Старик смешался, а потом улыбнулся:
— Возраст, должно быть, влияет на меня. Я едва не забыл собрать свои вещи перед уходом, — он вытянул руку, и из одной из расщелин в скале появилось нечто. Исчезнув, оно вновь появилось у него в руке. На мгновение у меня перехватило дыхание, когда я увидел её.
Книгу Лун.
Книгу, которая, как мы думали, сгорела дотла на полях Гринбрайера. Книгу, которая сама по себе была проклятьем.
Лицо Мэйкона потемнело, и он протянул руку:
— Это принадлежит не тебе, дед.
Книга дёрнулась в руке Абрахама, но окружавшая его тьма сгустилась, и старик с улыбкой передёрнул плечами. Через мгновение рвущийся звук прокатился эхом по пещере, когда он исчез, забрав с собой Книгу, Хантинга и Сарафину. Когда эхо смолкло, мелкие волны смыли даже отпечаток тела Сарафины на песке.
На звуке разрывающегося воздуха, Лена побежала. К тому времени, как Абрахам исчез, она уже была на другой стороне каменистого пола пещеры, на полпути к Мэйкону. Он опирался о шершавую стену, когда Лена бросилась ему на грудь, и покачнулся, будто мог упасть.
— Ты умер, — пробормотала Лена в его грязную рваную рубашку.
— Нет, милая. Я вполне живой, — он поднял её лицо, чтобы Лена взглянула на него. — Посмотри на меня. Я по-прежнему здесь.
— Твои глаза. Они зелёные, — потрясённая она коснулась его лица.
— А твои — нет, — он печально дотронулся до её щеки. — Но они прекрасны. Оба, и зелёный, и золотой.
Лена недоверчиво покачала головой:
— Я убила тебя. Я воспользовалась Книгой, и она убила тебя.
Мэйкон погладил её по волосам:
— Лайла Джейн спасла меня прежде, чем я пересёк грань. Она заключила меня в Светоч, а Итан освободил меня. Это была не твоя вина, Лена. Ты не могла знать, что произойдет, — Лена начала всхлипывать. Он погладил её растрёпанные чёрные кудри. — Тихо-тихо. Теперь всё в порядке. Всё закончилось.
Мэйкон лгал. Я видел по его глазам. Чёрные омуты, хранившие его тайны, исчезли. Я понял не всё, что сказал Абрахам, но знал, что в этом есть правда. Что бы ни случилось, когда Лена сама выбрала себе Призвание, это было не решением наших проблем, а само по себе новой проблемой.
Лена отстранилась от Мэйкона:
— Дядя Мэйкон, я не знала, что так случится. В одну минуту я думала о Тьме и Свете — о том, чего я действительно хочу. Но всё, о чём я могла думать, — что я не принадлежу ни к чему. После всего, через что я прошла, я не Светлая и не Тёмная. Я и та, и другая.