Те, кто, вспоминая Войну Копья, опасались поголовного истребления или обращения в рабство, с изумлением обнаружили, что рыцари правят завоеванными областями хотя и сурово, но справедливо. Были установлены точные законы, которые холодно и безжалостно, а иногда и просто жестоко проводились в жизнь. Школы, за исключением тех, где изучали заветы Владычицы Тьмы, закрыли. Любой маг, пойманный за пределами Вайретской Башни, подвергался серьезной опасности.
Нарушителей законов казнили, не принимая во внимание никаких оправданий. Буйный город Устричный, известный грубостью и задиристостью жителей, стал к концу месяца подавленным, тихим и мирным. Одним казалось, что наконец установившийся мир — это хорошо. Кругом царило спокойствие, и жизнь простых честных людей стала безопаснее. Другие же полагали, что цена этого мира — принесенного им вместо свободы — слишком высока. Тика Вейлан Маджере заперла дверь за последним посетителем и, задвинув тяжелый деревянный засов, тяжело вздохнула. Дел было еще много, и она позволила себе немного передохнуть. Предстояло еще вымыть и высушить кружки, очистить и отнести на кухню тарелки, вымыть столы. Тика стояла перед дверью гостиницы с поникшей головой, теребя в пальцах передник. Она молчала так долго, что Карамон бросил протирать стойку бара и подошел к жене.
Он попытался ее обнять, Тика уклонилась и взяла его руки в свои.
— Что случилось? — мягко спросил он. Ничего. Тика покачала головой и снова вздохнула. — Просто ужас какой-то. — Она вытерла глаза и продолжала. — Ой, Карамон,ты же знаешь, я никогда раньше не радовалась, когда надо было закрывать на ночь, мне становилось грустно, когда уходил последний посетитель. А теперь! Мне грустно, когда я открываю гостиницу поутру. Как все изменилось! Она спрятала лицо на груди мужа и разрыдалась. Карамон молчал и нежно гладил ее по рыжим волосам.
— Ты просто устала, дорогая. Забегалась. Пойдем сядем, оставим все до утра... Ничего с этими грязными тарелками не случится. Сядь здесь, посиди, я принесу тебе стакан холодной воды. Тика села. Ей вовсе не хотелось воды, которая к тому же могла быть в лучшем случае только прохладной. При такой жаре ничто не могло остаться холодным, даже эль. Посетителям приходилось привыкать к теплому пиву. Но Карамону нравилось заботиться о жене, и поэтому Тика послушно села и позволила ему суетиться: принести воды и ее любимого печенья, прогнать овражного гнома Рафа, рвавшегося «чистить» тарелки, как обычно поедая оставшуюся на них еду. Вот уж действительно: когда рядом овражный гном, мусорный бачок ни к чему. Тика слышала разочарованный скулеж Рафа на кухне.
Карамон с мрачной гримасой отрезал большущий кусок хлеба, бросил ему и вновь плотно прикрыл дверь. Скулеж затих. Тика надкусила печенье. Она совсем не хотела есть, но знала, что Карамон не успокоится, пока она не поест хоть чуть-чуть. И действительно, он широко улыбнулся, сел напротив и погладил ее по руке.
— Я так и знал, что печенье тебе понравится!
— Да, дорогой, оно очень вкусное, — соврала Тика. У печенья был вкус пыли.
Последние дни ей казалось, что все имеет вкус пыли. Карамон, глядя, как она ест, просветлел, и радость, отразившаяся на его лице, каким-то образом повлияла на вкус печенья. Тика с удивлением обнаружила, что ест уже третью штуку подряд.
— Ах, Карамон, — вздохнула она. — Что же мы будем делать?
— С чем делать?
— Со всем... Ну, со всем... этим. Тика неопределенно махнула рукой.
— Ты насчет Черных Рыцарей? Ну что мы можем с ними сделать, дорогая?начал Карамон. — Надо отдать им должное, при них дела пошли лучше. — Он на минуту замолчал, а потом продолжил, тихо и неуверенно. — Некоторые даже говорят, что их правление — не такая уж плохая вещь.
— Карамон Маджере! вспыхнула Тика. — Да как ты можешь?!
— Я так не считаю, — уточнил Карамон. — Я сказал только, что некоторые так говорят. И у них есть основания для подобных утверждений. Дороги стали безопасны. Когда чертова жара спадет — а это, я уверен, вопрос нескольких дней, — люди снова начнут путешествовать. Рыцари благородны, это тебе не дракониды, захватившие город во время прошлой войны. Ариакан не посылает драконов сжигать все дотла. Его воины не грабят. Когда они что-либо берут, то платят за это. Они даже не напиваются и не буянят. Они...
— И не люди вовсе, — с горечью закончила Тика. — Они вроде жутких гномьих машин, которые решили, что они люди, и выглядят соответственно, а внутри как были машинами, так ими и остались! У этих твоих рыцарей нет ни души, ни сердца.
Да, они вежливы со мной, но я прекрасно знаю, что, если им прикажут во славу Владычицы Тьмы содрать с меня живьем кожу, они сделают это без колебания.
— Ну да, это, конечно, так, — допустил Карамон.
— А как насчет... Тика не на шутку разозлилась. — Как насчет людей, которые просто исчезли? Вроде Тодда Возчика.
— Тодд уже давно нарывался. Он всегда был скандалистом и грубияном, — помрачнев, заметил Карамон. — Я не раз вышвыривал его отсюда за хулиганство, да и выволакивать его, когда он напивался до бесчувствия, тоже приходилось. Ты же сама велела ему здесь больше не появляться.
— Это так, — согласилась Тика. Но воины Владычицы Тьмы увели Тодда вовсе не потому, что он пропойца, а потому, что он не вписывался в их великий план.
Потому, что он человек беспокойный и мятежный.
— Согласись, однако, что без него стало значительно спокойнее, — возразил Карамон. — Они поддерживают законность и порядок...
— Спокойствие! — возмутилась Тика. — Законность и порядок! Да, конечно, все это мы получили! У нас столько законов, что от них овражный гном и тот задохнется. А уж порядок! Некоторые люди просто боятся перемен, боятся всего отличающегося от привычного хода вещей. Они идут безопасным, хорошо наезженным путем, потому что им страшно с него сойти. Этот твой Ариакан выкопал на дороге уютную колею и хочет, чтобы все шли только по ней, а те, кто не соглашается, кто решает пойти по другой стороне или просто покинуть дорогу, — исчезают в ночи. Ты будешь жив и здоров в объятиях Тьмы, Карамон, но не думаю, что ты многого достигнешь. Карамон кивнул. На протяжении всей Тикиной тирады он молча резал хлеб, клал на него сыр и пододвигал к жене. Закончив с печеньем, она принялась за хлеб с сыром.
— Они прекратили эльфийские войны, — заметил Карамон. Тика вгрызлась в большой ломоть хлеба и принялась яростно его пережевывать, как будто перемалывала крепкими зубами ненавистных рыцарей.
— Да, и они же превратили сына нашего Таниса в безмозглую куклу! — проговорила она.
— Если верить Портиосу, холодно сказал Карамон. — Это он утверждал, что Гилтас собирался продаться рыцарям, чтобы спасти свою шкуру. Я встречал молодого Гила, и я о нем лучшего мнения! Он сын Таниса и Лораны, а это что-нибудь да значит! Черные рыцари убили его отца. Я не знаю, в какую игру он играет, но совершенно уверен, что не в ту, что предполагают рыцари! Квалинести, кстати, до сих пор держится! Тика покачала головой, но не возразила. Разговоры о Танисе до сих пор ее расстраивали. Та ночь, когда Лорана принесла печальную весть о его смерти, глубоко отпечаталась в ее памяти. Тогда они втроем сидели в темноте, опасаясь зажигать свет, сквозь слезы говорили о прошлом.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});