На прощание с этим удивительным городом мы решили полакомиться сочными бифштексами. Ввалились в первый приглянувшийся небольшой уютный паб. Английский паб, pub (сокращенно от Public house, «публичный дом», в смысле «место сбора населения»), – небольшой кабачок или таверна. Одновременно это своеобразный клуб проживающих в округе. За кружкой эля и пива они коротают свободное время. Англия без пабов так же немыслима, как достопочтенная семья без четвероногого преданного друга.
Пресытившись бифштексами, которые таяли во рту, мы вышли на одну из самых длинных и оживленных улиц – Оксфорд-стрит. Это торговая Мекка Лондона, в которой магазинная лихорадка не затихает ни днем ни ночью. Был конец июня – период сезонного снижения цен. Толпы покупателей буквально осаждали огромный торговый пассаж и бесчисленные бутики. Оксфорд-стрит переходит в Бонд-стрит и затем в улицу Бейсуотер-роуд в начале Гайд-парка. Здесь находятся две достопримечательности – мраморная арка Марбл Арк и «уголок ораторов». Арка была задумана как парадные ворота на пути к Букингемскому дворцу. «Уголок ораторов» является подтверждающим символом свободы собраний и выступлений для любого желающего излить наболевшую душу. Непозволительны лишь выпады в адрес королевы. Недалеко от этих достопримечательностей, примерно в середине Бейсуотер-роуд с односторонней застройкой, размещался и наш скромный отель.
В те годы еще существовал истинно английский архаичный комфорт: нам пришлось познакомиться с неотапливаемыми спальными комнатами. В мае и июне в Лондоне неустойчивая погода и бывает очень холодно. Мы судорожно заползали под пуховые перины. В качестве дополнительного согрева нам под бок укладывали горячие «биг ботлс» (большие бутылки). По желанию предлагались головные чепчики с кружевными обрамлениями. Кстати, прохладный воздух под пуховой периной способствовал здоровому и глубокому сну. Впоследствии нечто похожее я испытал в Германии, в необыкновенно красивом и опрятном Регенсбурге.
После традиционного английского завтрака (яичница с беконом) осталось свободное время до отъезда в аэропорт Хитроу. Было решено совершить небольшую прогулку. Мы пересекли Гайд-парк вдоль озера Серпентайн с водоплавающими птицами и оказались в фешенебельном районе Сент-Джеймс. Он находился недалеко от Грин-парка, который входил в зеленое ожерелье вокруг Букингемского дворца.
У одного из богатых особняков толпилось множество людей. Они размахивали руками и скандировали «Вивьен», «Скарлетт» и другие незнакомые слова, которые сливались в единый звуковой камертон. На балконе второго этажа мы рассмотрели высокую, среднего возраста женщину. Она посылала воздушные поцелуи и прикладывала руку сердцу. Наш постоянный сопровождающий с грустным видом изрек:
– Здесь проживает, а скорее – доживает величайшая из актрис Вивьен Ли[116]. Она умирает от неизлечимой формы туберкулеза. Мы все молимся, чтобы дни ее по милости Всевышнего были, к всеобщей радости, продлены.
Уже в Москве, через несколько недель, в газетах проскользнуло скупое известие о ее кончине.
После выездов за пределы «железного занавеса» я стал ощущать на себе влияние мудрой истины, что все познается в сравнении. К сожалению, сравнение было далеко не в нашу пользу. Увиденное рассеяло многие иллюзии, которые вдалбливались в податливые головы моего поколения. Ощущение разочарования постепенно оттесняло ложь о превосходстве и гуманности социалистической системы…
Мне вспоминается любопытный эпизод. В первые же дни командировки нас, как это было принято, доставили на Хайгейтское кладбище в Лондоне. Мы возложили цветы к могильному постаменту, увенчанному огромной головой Карла Маркса. Не обошлось без конфуза: служители как раз оттирали ее от черной краски. Нам объяснили, что противники его учения, эмигранты или просто хулиганы с завидным постоянством глумятся над надгробием основателя марксизма[117]. Один из рабочих неожиданно на приличном русском языке изрек:
– Мы здесь, в Англии, к нему равнодушны. Но вот ваши бывшие соотечественники его очень сильно не любят. Видимо, есть за что…
Мы молча проглотили истину, которую опровергнуть невозможно.
Полтора месяца в кругу семьи
Когда мы вернулись из Англии, подошло время очередного отпуска. За годы работы, вследствие фанатической одержимости, я неоднократно нарушал право на отдых. Взамен брал денежную компенсацию, весьма ощутимую для семейного бюджета. Однако на сей раз я твердо решил воспользоваться отпуском. Угрызения совести все чаще стали напоминать о себе. Я чувствовал, что, создав стабильную материальную базу, недодаю семье и стареющей маме необходимого внимания и тепла. Общение с ними превратилось в отрывочные короткие семейные посиделки. Даже при этом происходило «раздвоение»: мы могли говорить на какую-то тему, а мои мысли лихорадочно переключались на работу.
Ощущался сдержанный протест жены. Правда, в силу глубокого, чуткого ума и терпения она открыто его не выражала. Тем не менее глубокий кризис и ссоры не обошли нас стороной. Подрастала и дочурка, в которой я души не чаял. Не по возрасту развитая и любознательная, она перешла свой первый десятилетний рубеж. Ее уже стали интересовать более серьезные темы, чем сказки. Духовный мир расширялся, и чувствовалось, что в этом закономерном процессе мое мужское, отцовское начало ей необходимо. Ласковая и нежная, дочь с грустным укором говорила мне:
– Папуля! Скоро я начну тебя путать с чужими дядями. Если бы знал, как я по тебе скучаю! А ты? Ведь другие папы с работы сразу приходят домой…
Я не знал, как правильно и правдиво ответить на эти слова. Ведь устами младенца глаголет истина. А дочка уже далеко не младенец… Если сошлюсь на стандартную, банальную причину занятости на работе, мой ответ для нее будет звучать, мягко говоря, неубедительно…
Основная работа в сочетании с преподавательской деятельностью безвозвратно поглощала драгоценные часы общения с семьей.
Союз архитекторов, с его яркой общественной многогранностью, притягивал как магнит. Я стал узнаваем и вхож на самый высокий уровень архитектурного олимпа. Закрепилась моя кандидатура в списках постоянных делегатов всесоюзных съездов архитекторов, конференций, симпозиумов и других общественных мероприятий. Сформировался также свой собственный стиль выступлений и участия в жарких дебатах.
Сценарий повседневности жены, в отличие от моего, не отличался большим разнообразием. Работа и дом, как у большинства семейных женщин, были основной составляющей незатейливого быта. Правда, в выходные дни монотонное течение жизни оживлялось выходами в театр, кино или на концерты. В те годы это был настоящий праздник для души. И в таких случаях одевались в лучшую одежду, как на праздник.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});