За прошедшие столетия эти методы совершенно не утратили своей привлекательности для народов Индии. Есть небольшое число индусов, которые выполняют их ежедневно — хотя бы в ограниченной форме задержки дыхания во время быстрого повторения мантры в ходе утренней молитвы; намного большее число людей тайно просит научить их этим методам.
Соответственно есть много гуру. Индусы, не колеблясь, вступают в ученичество, но почти с той же скоростью они готовы попробовать себя в качестве мастера. Изобретательность, которую они выказывают в обеих ролях, часто бывает просто забавной. Я видела множество подобных случаев и теперь расскажу о двух из них.
Однажды вечером в Калькутте, в индийском квартале, где я остановилась с друзьями, я посмотрела в окно и увидела, как двое мужчин сидят один напротив другого со скрещенными ногами под навесом перед моим жилищем. На одном не было никакой одежды, только монокль в глазу; другой, совсем юнец, также был одет с эдемской простотой.
Человек с моноклем был гуру; он давал своему внимательному ученику урок дыхательных упражнений. Я видела, как он зажал одну ноздрю и делал выдох, резко или медленно, и задерживал дыхание, демонстрируя с видом превосходства набухшие вены на шее и на висках.
После различных акробатических трюков мастер и ученик, сидящие со скрещенными ногами, начали прыгать, подобно лягушкам, пиная себя пятками. Первый вынул монокль. Теперь он держал его в руке, как кондуктор держит свой жезл, и, отбивая такт, поощрял новичка голосом и жестом.
Эта сцена освещалась свечой, закрепленной на земле, и урок длился до тех пор, пока она полностью не сгорела.
Несколько дней спустя, утром, я увидела местного уроженца, одетого по-европейски, который приехал в дом напротив. Меня сразу же привлекло его лицо, поскольку у него тоже был монокль. Я узнала нагого гуру и спросила себя, какова его профессия в то время, пока он ходит в обычной одежде. Наведя справки, я обнаружила, что он был продавцом в магазине тканей.
В другом случае, когда я жила в Бенаресе, один человек в одежде отшельника вышел в сад, где в то время я отдыхала, сидя на балконе. «Мадам, не оказали бы вы мне любезность, дав мне восемь анн (половина рупии)?» — сказал он на прекрасном английском языке.
Его поведение не было поведением нищего; он выражался вежливо, но не зажато. Он сам установил величину милостыни, которую просил, и теперь, спокойно глядя мне в глаза, ждал моего ответа.
«Вы не похожи на нищего, свами [96], — сказала я, — мне кажется, вы настоящий джентльмен. Я хорошо знаю, что отшельник должен просить только пищу, но эта древняя традиция теперь очень редко выполняется представительными членами вашего ордена».
«Я получил высшее образование в английском университете, — ответил он. — Когда я возвращался к себе на родину, вспыхнула эпидемия чумы; мои отец, мать и жена — все умерли. Мной овладело отчаяние; я попросил посвящения в отшельники и сразу же начал свои странствия. Я прибыл сюда вчера вечером…»
Трагическая история, рассказанная мне этим человеком, могла быть подлинной. Недавно чума собрала страшную жатву и в Бенаресе.
«Что вы можете сделать с восьмью аннами? — спросила я. — Я с удовольствием дам вам несколько рупий на самое необходимое».
«Спасибо, — ответил мне мой собеседник. — Восемь анн будет вполне достаточно на сегодня. Завтра мне больше не потребуется помощь».
Я настаивала, но безрезультатно. Спустившись в сад, я вручила ему сумму, которую он просил. С вежливым поклоном он взял деньги.
Спустя три дня после этого случая я пошла на могилу известного отшельника Башкарананды, которую я иногда посещала в память о старом святом, ученицей которого я была в годы моей юности. Когда я подошла близко к этому месту, я натолкнулась на группу людей, возглавляемую моим отшельником — джентльменом. На лице его последователей я увидела выражение невероятного усердия, столь свойственного индусским ученикам, сопровождающим своего мастера.
Он двигался со спокойной уверенностью. Бамбуковый шест с завязанным тройным узлом и оранжево-розовым бантом из марли, символом отказа от трех миров [97], в его тонкой коричневой руке уверенно упирался в землю, напоминая пастуший шест. Он узнал меня, скромно улыбнулся и почти незаметным жестом указал своим украшенным лентами шестом на небольшую группку своих приверженцев.
«Вы видите, — говорил его жест, — я гуру, и мои преданные ученики — число которых растет — выполнят любое мое желание. Ваших восьми анн было вполне достаточно».
Можно ли сказать, что этот человек был самозванцем? Несомненно, он не был таким же, как многие другие «мастера». Он был ученым человеком и, я уверена, способным читать лекции на многие философские темы. Может быть, преподавая другим, он сам смог познать великие индусские доктрины; его повлекло к очаровательной аскетической жизни на берегах Ганга, и он стал таким же восторженным почитателем философии, как и любой из его учеников. Индия — земля самых удивительных чудес.
Пока импровизированные гуру с удовольствием обсуждают философские идеи, подвергается опасности только мозг ученика, но когда они начинают обучать физическим упражнениям, появляется опасность для здоровья их тела.
Это особенно верно для всего, что касается дыхательной гимнастики. У тех, кто невнимательно относится к подобным упражнениям, могут возникать различные проблемы — кровохарканье, разрыв барабанных перепонок и прочие неприятности.
Это разумно — научиться хорошо регулировать естественные функции тела, но абсурдно применять к ним насилие. Никакой подлинный мастер мистики никогда не будет рекомендовать своим ученикам использовать методы, которые могли бы оказаться вредными для них.
Действительно, дыхательные упражнения, выполняемые в местах, где воздух идеально чист, могут быть весьма полезными, но это всего лишь методы, изобретенные для того, чтобы обеспечить ментальное спокойствие.
Будда, который отверг физические методы брахманистов — после того, как полностью опробовал их, — не придавал в своем духовном методе особого значения дыхательным упражнениям, возможно, он даже полностью отказался от них. Использование буддистами некоторых из этих методов может происходить из-за того, что некоторые ученики возвратились к ним после смерти Мастера. Поскольку Будда никогда ничего не писал сам и поскольку легенды о его беседах появились в письменной форме только после его смерти, мы не можем сказать ничего определенного по этому вопросу.
Однако канонические Священные писания примитивного буддизма просто упоминают «рассуждения о вдохах и выдохах» как способ взрастить внимательность, и, естественно, такие упражнения входят в состав методов ментального обучения.