Я осведомился о нашем саде и узнал, что крысы все разорили, за исключением нескольких кореньев, которые хорошо успевали, пока не прибыла сюда большая крыса (так называл он Ламари) и, несмотря на их просьбы, не отняла у них все. Хотя я сожалел об уничтожении нашего нового заведения, однако надеялся, что семена наши имели лучший успех на прочих островах. Затем показал я им разных животных и растения, мною для них назначенные; они все весьма обрадовались, а Лагедиак не мог удержаться и обнял меня несколько раз. С помощью Каду я надеялся преподать им наставление в уходе и наблюдении за растениями, которые надлежало теперь же посадить; померанцевые деревья, привезенные в горшках, были в самом лучшем состоянии, а на виноградных лозах, как и на картофеле, на корнях таро и ямса уже показывались маленькие ростки. Оставленные здесь свиньи погибли, вероятно, потому, что их не поили как следует.
1 ноября. Поскольку время не позволяло оставаться здесь долго, то, перевезя сегодня корни и растения на берег, мы начали вновь обрабатывать заведенный нами прежде сад; Шамиссо посадил почти все собственными руками. Все островитяне должны были собраться для получения первого наставления, а Каду отправлял должность толмача. Но он не утруждал себя исполнением этого поручения, потому что ему на ум поминутно приходили его похождения, которые он считал необходимым рассказать, отвлекая тем самым внимание жителей от сада; я, наконец, был вынужден приказать оратору замолчать. Чтобы познакомить жителей Радака с вкусом различных кореньев, я привез с собой по нескольку штук уже сваренных; они нашли все весьма вкусным, особенно картофель, и каждый желал его иметь. Я разделил между ними большое его количество, а они приняли этот дар с величайшей благодарностью; я восхищался мыслью, что этот добродушный народ, нуждающийся в средствах пропитания, будет, может статься, со временем обязан мне своим благосостоянием. Когда эти острова будут доставлять своим обитателям таро, ямс и картофель в изобилии, тогда прекратится бесчеловечное обыкновение умерщвлять детей, да и войны будут по крайней мере гораздо реже, поскольку они происходят ныне единственно от недостатка в жизненных потребностях. Несколько арбузов, привезенных с Сандвичевых островов, показались им чрезвычайно вкусными, и они просили дать им и этих семян. Я охотно исполнил их просьбу, но в то же время описал опасность от крыс; для защиты от них Лагедиак мгновенно вознамерился устроить сад на столбах. После полудня были перевезены на берег пять коз и три кошки, и я поручил присмотр их Лагедиаку; островитяне особенно удивлялись кошкам; изумление возросло неимоверно, когда те при вступлении на берег тотчас поймали несколько крыс, которые, не зная опасности, совершенно не остерегались. Лагедиаку я подарил двух кур и одного петуха.
Намереваясь оставить Отдию через два дня, я провел вечер и ночь на берег) с Шамиссо и Каду. Окончив устройство сада, мы расположились на лужке перед домом Лагедиака; островитяне окружали нас и старались забавлять пением и барабанным боем. В наше отсутствие они сочинили похвальные песни, которые теперь пели; они начали с песни о Тотабу, потом следовали Тимаро, Тамиссо и некоторые другие; хотя я и не понимал смысла этих стихотворений, но они были приятны мне, так как, переходя от родителей к детям, эти песни могут быть услышаны будущими мореплавателями. Наш ужин был принесен на берег, и мы ели в присутствии наших приятелей, смотревших на нас с большим вниманием. Ужинавший с нами Каду объяснял дикарям употребление столового прибора и, вероятно, был весьма остроумен, ибо слушатели смеялись без меры. За девятимесячное пребывание у нас он до такой степени развился, что должен был чувствовать свое превосходство, но охотно проводил время со старыми друзьями, наставлял их, одаривал детей и старался всеми способами быть полезным. Как ни гордился он своей европейской одеждой, но немедленно снял ее здесь, особенно же башмаки и сапоги, которых здешние жители не могли терпеть; свои сокровища он раздарил очень скоро. За ужином Лагедиак сидел подле меня и ел с большим удовольствием. Мы послали тарелку с кушаньем в кружок зрителей, и каждый схватывал длинными ногтями по кусочку и лакомился. Всему собранию понравился вареный ямс и картофель; Каду при этом увещевал их стараться смотреть за привезенными нами кореньями, чтобы они могли их иметь впоследствии; его особенно рассмешил один из дикарей, который, показав вареный корень ямса, сказал, что не будет его есть, а посадит завтра в землю. По мнению Каду, жители Радака еще слишком глупы. Свинина также очень понравилась им, а вина не хотели пить; к обнесенному по кругу стакану вина прикасались они только губами. Каду назвал их дураками, не знающими, что хорошо; он советовал следовать его примеру, поскольку он человек с большой опытностью, и выпил целый стакан вина одним духом. После ужина дикари опять пели и били в барабан; когда Каду выступил на середину и стал плясать по-европейски, поднялся всеобщий смех, а Лагедиак сказал, что наши танцы имеют вид сумасшествия.
Перед сном я еще раз спросил Лагедиака, известна ли ему цепь Ралик, о которой он никогда не говорил ни слова; он отвечал, что часто там бывал; я вновь подумал, как трудно выведать такие известия у дикарей, не зная в совершенстве их язык. Они никогда сами ничего не рассказывают, а только отвечают на вопросы, предполагая, что мы гораздо умнее их и, следовательно, все знаем. Шамиссо часто также весьма трудно было выудить у Каду какие-либо сведения. Теперь Лагедиак рассказал мне, что если плыть от Эрегупа на юго-запад, то через несколько дней достигнешь группы Одья [25] которая превосходит все прочие не только величиной, но и населением. Здесь повествуют, что задолго перед этим к Одье приставал корабль, оставивший там много железа.
2 ноября посетил нас старый начальник острова Ормед и по-детски радовался новому свиданию с нами; он укорял меня за то, что я не пристал к его острову, поскольку он теперь начальник всей группы; добрый и всегда щедрый, старик привез хлебные плоды и кокосовые орехи, несмотря на причиненный хищничеством Ламари недостаток. Каду прежде долго жил на о. Ормед и пользовался отеческим попечением этого старца; их взаимная радость при этом новом свидании была действительно трогательна. Каду проводил с Шамиссо своего попечителя на о. Ормед, где они многое хотели посадить и возвратиться завтра. После полудня я прибил к кокосовому дереву у жилища Лагедиака медную доску, на которой были написаны год и название нашего корабля. Лагедиак чрезвычайно радовался этому знаку памяти и обещал беречь его, но не мог понять, как я теперь с «Рюриком» отправлюсь в море, когда его название прибито к дереву.