раны, убивают и т. д., и делают это вполне спокойно, без особых усилий над собой, иногда даже с удовольствием. Немало и таких, которые равнодушны к вопросу о насилии и убийстве: придется — они пойдут на это, а обойдется без этого — тем лучше, так как меньше риска подвергнуться большому наказанию.
Интересно отметить, что в сознании многих бандитов психическое насилие, т. е. угрозы, насилием не считается, и когда они описывают свое преступление, то настойчиво утверждают, что насилия не было и произвести его они неспособны. А те же угрозы, которые они адресовали потерпевшим без намерения привести их в исполнение или выражали самим фактом своего появления при определенной обстановке, они насилием не считали.
Банды в России существовали всегда, в том числе благодаря ее огромнейшим территориям и густым лесам. Некоторые банды орудовали годами и были чрезвычайно жестоки, ничего политического в них не было. С. В. Познышев рассказывает об одной такой банде — Василия Котова[14], которая занималась грабежами в Москве, Московской и Калужской губерниях, а также в Курске в период с 1917 по 1922 г. За это время ею было совершено 116 убийств. В деятельности банды Котов принимал самое активное участие. Преступления банды изложены в описаниях Познышева практически дословно.
Чего-либо особенного о детстве и юности Василия Котова сказать нельзя, потому что они, по-видимому, были бесцветны и после первого осуждения в 1904 г. в основном протекали в тюрьмах. Ничто никогда особенно его не интересовало, кроме разве торговли, которой он время от времени занимался (торговал он, впрочем, по-видимому, почти исключительно вещами крадеными или добытыми его разбойными нападениями), и только одно время — в 1917 г. — мешочничал. Но из легальных занятий торговля ему всего более по душе. Никаких умственных интересов и навыков в каком-либо полезном труде он с детства и юности не приобрел, а потом жизнь его стала прочно на колею борьбы с уголовным законом и по этой колее шла до последнего времени, когда он наконец предстал перед уголовным судом за длинный список своих кровавых дел.
В окружающей обстановке и условиях воспитания Котова не было ничего, что могло бы возбуждать и развивать в его душе какие-либо альтруистические чувства, и если у него были какие-либо зародыши этих чувств, они заглохли, атрофировались. От его кровавых преступлений веет таким бессердечием, такой спокойной и непоколебимой жестокостью, что с трудом верится, что это мог делать душевно здоровый человек. А между тем врачебное исследование не обнаружило у Котова никаких признаков нервных или душевных болезней. Он — не эпилептик и не сумасшедший. В его внешности нельзя уловить никаких признаков вырождения.
На вид этот человек ничем не отличался от обыкновенного прасола или мелкого лавочника, на которого он походил своей внешностью. Рост средний, лицо обыкновенное. Нос тонкий, с горбинкой, глаза холодные, серо-зеленые. Лицо спокойное, несклонное к улыбке, с выражением сдержанности и сосредоточенности. Оно не располагает к себе, но и не отталкивает. И вовсе не говорит о той поразительной жестокости, которой веет от его преступлений. Вот, например, как было совершено убийство 11 человек на хуторе гражданина Поздняка. Картину этого убийства можно воспроизвести с полнейшей точностью, потому что но счастливой случайности одна из намеченных жертв этого преступления — Христина Позняк — ускользнула от рук убийц.
По ее рассказу, 2 мая под вечер, когда было еще совсем светло, из леса вышли двое мужчин и одна женщина и пошли к их хутору. Войдя во двор, они объявили себя какими-то представителями административной власти, потребовали хозяина и сказали, что произведут обыск. При этом строго велели всем собраться в избу. Собравшимся, угрожая револьвером, крикнули «руки вверх» и поднятые руки перевязали. Связанные были отведены в чулан. Через некоторое время в этот же чулан были приведены три охотника со связанными руками. Они объяснили остальным, что проходили мимо хутора на охоту и обманно были завлечены в избу под предлогом, что они должны принять участие в обыске в качестве понятых. С наступлением вечера бандиты перевели всех из чулана в избу, поставили в один ряд у стены и скомандовали: «Садись». Все сели. Севшим связали ноги, а некоторым завязали глаза. Пришедшая с бандитами женщина (Винокурова) с револьвером в руках осталась сторожить связанных, а мужчины стали выбирать и увязывать вещи. После отбора вещей высокий рыжий мужчина вышел из избы и через несколько минут вернулся одетым в длинный серый армяк, что-то придерживая под полой, причем сказал товарищу: «Ну все готово». С этими словами он приблизился, рассказывает Христина, к моему отцу, сидевшему первым в ряду, и со всего размаха ударил его топором по голове. Все связанные в ужасе стали метаться, кричать и расползаться как могли, моля о пощаде. Особенно просил о пощаде один из молодых охотников, плакал и умолял оставить его в живых ради семи малолетних его детей, при больной матери. Все было бесполезно. Бандит продолжал рубить голову за головой, отвечая на все грубейшей плошадной бранью. Разбив череп матери семейства, сидевшей рядом с отцом, а затем братьям, убийца стал приближаться к Христине. В этот момент она неожиданно для себя, откинувшись назад, попала под стоявшую в комнате кровать с длинным пологом, дернула под себя ноги, заползла под провалившиеся под кроватью половицы, а затем с большим усилием — под стойки, на которых была сложена русская печь. Она смутно помнит, как кто-то из связанных пытался поползти за ней под кровать, но был отдернут убийцей назад. Вскоре крики и стоны утихли; очевидно, все были убиты. Скрывшаяся слышала и видела, как в противоположном от нее конце избы убийцы, вынув половицы и предварительно осветив подполье электрическим фонарем, стали бросать под пол трупы. В этом момент она потеряла сознание, а когда очнулась стояла уже полная тишина и было светло. С трудом освободившись от повязок, она выползла из своего убежища и направилась в соседнюю деревню, где все и рассказала. Она сообщила затем все виденное агентам уголовного розыска и, как могла, описала внешность и приметы убийц.
Через несколько дней, 15 мая, близ станции Нара Наро-Фоминского уезда при сходной обстановке была убита семья хуторянина Иванова из 13 лиц. В этом деле один из потерпевших — сын хуторянина Николай Иванов — каким-то чудом прожил с размозженным черепом некоторое время и иногда ненадолго приходил в сознание. Очень отрывочно, но он смог кое-что рассказать; из его сообщений можно было составить картину, сходную с той, о которой говорила Христина Поздняк: было двое мужчин, из которых один рыжий, высокий, и черненькая, молодая,