Читать интересную книгу Быт русской армии XVIII - начала XX века - Карпущенко Сергей Васильевич

Едва лазарет был построен, как его сразу же обеспечили необходимым инвентарем и посудой, приобретенными у «купецких людей»: ушатами, ведрами, корытами, чашками, кадками, чанами, кружками, ложками, ножами.

Внутренняя жизнь госпиталя определялась специальными регламентами, регулировавшими с дотошной мелочностью больничный быт. Предлагалось, например, для ухода за больными и для стирки их белья иметь по одной работнице на 20 трудных «поносных», к 30 поносным «средним» назначалась одна работница, и одна «баба» обслуживала 50 легкобольных. В регламенте говорилось, что «для надзирания над бельем и над работницами иметь во всяком госпитале по одной надзирательнице и по одной помощнице из старых вдов или добрых замужних жен, которые похвалу на себе носят, доброго состояния. И помянутых работниц держать в крепком призрении, чтоб ни единая из них не могла сходства иметь и разговаривать с молодыми холостыми лекарями и учениками, тако ж и с больными или с караульными солдатами, или с надзирателями, и накрепко смотреть, чтоб, кроме помянутых, другия женщины, какого б звания ни были, в госпиталь не входили». Уборку помещений госпиталя, протапливание печей, ношение воды осуществляли работники-мужчины, помогавшие женщинам выполнять самые тяжелые работы.

Регламент предлагал и следующий ассортимент спальных принадлежностей: «…постель в госпиталях для больных иметь по болезням, а именно: трудным и средним — волосяные матрацы и подушки круглые, обшитые тиком, а для поносных болезней на верх сей постели тонкие камышовые класть. Легким — камышовые, вязаные, в четыре или пять дюймов толстотою, и на них войлок обшить хрящом (сорт полотна. — С. К.)». Подушки у больных были набиты конским волосом и обшиты полотном, заменявшим наволочки. Одеяла делались из серого, то есть некрашеного, сукна с подшитыми «на живую нить белыми простынями». Постели всех категорий больных застилали холщовыми простынями. На каждого «поносного» имелся запас в три перемены белья, а для прочих больных — по две. Регламентом предписывалось заменять на «поносных» белье «по вся дни», на других же — один раз в неделю, а венерологическим больным белье менялось по особому распоряжению доктора или лекаря. Для освежения воздуха в госпиталях жгли «курительные вещи». Как видим, регламент, изданный в 1735 году, хоть и являлся отражением уровня медицинской науки той поры, но, по крайней мере, стремился обеспечить больных солдат довольно сносными условиями жизни.

Чистота тела исстари считалась на Руси одним из условий, обеспечивающих здоровье человека, отсюда и страстная любовь русских к баням, не утерянная и военнослужащими «регулярного» периода. Понятно, что обзавестись своими полковыми банями можно было лишь в слободах, и Семеновский полк выстроил свои первые бани сразу по переезде в свои казармы, в 1742 году. Сначала, правда, они считались госпитальными, но вскоре банное строительство развернулось, и появилась даже возможность предоставлять полковые бани для петербуржцев, которые могли пользоваться ими, заплатив за вход одну копейку. И уже в 1750 году было замечено, что доходы от бань поступают в полковую казну немалые. Для надзора за банями определили особого сержанта, имевшего помощниками несколько старослужащих солдат или инвалидов, неспособных к строевой службе. Во второй половине века банный промысел принял в Семеновском полку такой оборот, что наблюдение за банями поручили смотрителю госпиталя, а потом и полковому квартирмейстеру.

Бани строились во всех полках. По сути дела, они были общественными, потому что ни один из полков не собирался отказываться от значительной статьи дохода и широко открывал двери для всех желающих помыться. Прибыток от бань, к примеру, лейб-гвардии Конного полка доходил до 1100 рублей. И не о полковых ли банях тоже говорилось в указе уже пожилой царицы Елизаветы, когда в 1760 году она строго потребовала выполнять прежние распоряжения, запрещающие людям «мужеска и женска пола» париться в общественных банях вместе?

Если бани способствовали чистоте телесной, то полковые церкви были призваны стоять на страже чистоты духовной. В походный период Северной войны в каждом полку были священники, но своей церкви ввиду постоянных перемещений заводить никто не мог. Лишь в 1729 году семеновцы устроили полковую походную церковь, а соорудить постоянную смогли лишь в слободе. Полковые храмы имелись и в артиллерийской слободе, и в Измайловском, и в Преображенском, и в других полках.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Полковое командование внимательно следило за соблюдением нижними чинами всех обрядов православной церкви. Еще в до-слободской период солдаты были обязаны выбрать себе духовника из приходских священников, чтобы регулярно исповедоваться ему, бывать у Святого причастия, говеть. Но с постройкой полкового храма солдат обязывают пользоваться услугами лишь полковых священников. Ротными командирами составлялись ведомости, в которых отмечалось пофамильно исполнение необходимых обрядов. Как показывают такие ведомости 1747 года по артиллерийскому полку, на исповеди побывали абсолютно все нижние чины, но у Святого причастия лишь шестая часть. Рапорты об этом подавались потом командиром полка в высшие инстанции.

Полковые храмы были не только местом совершения обрядов — они являлись еще и средоточием реликвий войсковой части, трофеев. Можно с уверенностью сказать, что они были духовными центрами полка, хранителями традиций, воспитателями у солдат преданности Родине, любви к своей второй матери — армейской части.

«В показаниях нижних чинов, под судом состоящих, встречается, — говорилось в указе Военной коллегии 1796 года, — что иные из них весьма редко, другие же и во всю службу свою у исповеди не бывали, а поелику сию развратность Коллегия поставляет в число главных поводов ко всем прочим от них происходящих злодеяний…» И далее следовало указание командирам строго следить за исполнением нижними чинами церковной обрядности, установленной военным законом.

Но никто не пытался тогда объяснить правонарушения солдат лишь тем, что они подчас уклонялись от исповеди и причастия. Часто причиной солдатской преступности становился их низкий культурный уровень, неумение занять досуг, который зачастую посвящался пьянству. Военное законодательство постоянно боролось с этим бедствием. «И понеже от пьянства и злобного бражничества всякое бедствие приключается, — обращались к солдатам, — и того ради хощем мы при сем, чтоб всяк трезвое и мирное житие имети тщился, и никто б друг друга к чрезестественному и безмерному питию не принуждал, наипаче же за то, если бы кто против кого выпить не похотел и не мог, ссоры с тем ненадобным за то не чинить. А буде кто начальный человек в непрестанном скотском пьянстве изобрящется, и у того безо всякого пространного рассуждения чин его отнять, и иному достойному отдан да будет» (из «Устава прежних лет», 1700–1705 гг.).

Однако, несмотря на положения устава, некоторые солдаты все же злоупотребляли спиртным, и тогда командование жестоко наказывало провинившихся. В 1747 году был публично наказан кнутом бомбардир Алексей Лебедев, учинивший «в пьянстве от команды пятидневную отлучку, також за потеряние мундирных новых суконных штанов, и за порезание себя, в том пьянстве будучи, по горлу ножом».

Большой вред дисциплине наносила система постоя, когда военнослужащие находились в постоянном непосредственном общении с гражданским населением. Командирам часто было просто невозможно уследить за подчиненными, и на квартирах обывателей оставленные без присмотра нижние чины играли в карты, в зернь, за небольшое вознаграждение договаривались с хозяевами о покупке вина. Нередки были ссоры постояльцев с домовладельцами, которые часто сами провоцировали солдат, стремясь как можно сильнее дискредитировать армию и опостылевшую систему постоя. Солдаты же в свободное от службы время слонялись по городу в поисках незамысловатых развлечений: кулачных боев, народных гуляний и прочего.

Организации солдатского досуга с успехом могло помочь образование. По ведомости 1741 года, в полку полевой артиллерии на 330 человек неграмотных нижних чинов нашлось лишь 62 человека тех, кто «грамоте и писать умеют». Скорее всего, в пехотных полках, где солдаты не имели дела с «техникой», с грамотностью дело обстояло еще хуже.