Игорь Серебрянский.
Кто бы сомневался…
Закусываю губу, думаю скинуть. Нас связывают исключительно деловые отношения, вот пусть и звонит в рабочее время! А потом вспоминаю, что он спас нашего сына от волка. Я же за эти дни так ни разу и не позвонила. Как будто мне всё равно, умрет он от бешенства или нет.
Но, положа руку на сердце, мне не хотелось бы, чтобы моя легенда про героически погибшего отца стала правдой в такой извращенный способ. Еще немного колеблюсь, брать ли, а потом вспоминаю, что к тому же Игорь еще и болеет. Решаю, что проигнорировать звонок будет бесчеловечно.
Тяну телефон к уху и тихо, но раздраженно произношу:
— Алло.
— Привет, Агата, — злюсь на себя, но не могу не вслушиваться в голос бывшего. За пару секунд успела придумать ужасы о предсмертном звонке с покаянием, но вопреки ожиданиям звучит он вполне бодро.
— Ты видел, который час?
— Видел. Но ты же не спала.
Это не вопрос, а утверждение, которое возмущает до трясучки. Фыркаю. Слышу в трубке усмешку.
— Не спала, значит…
— С такими бешеными заказчиками, как некоторые, сплю я мало, поэтому очень-очень-очень злая.
Вместо того, чтобы испугаться, Игорь наоборот смеется. Моя трясучка усиливается.
— Ты очень мило злишься, Агата. А шепотом, я так понимаю, потому что…
— Потому что, в отличие от некоторых у меня есть ребенок, Серебрянский. Семья. И если бы это всё было у тебя, а еще желательно совесть, то ты знал бы, что в такое время дети спят!
Откровенно хамлю, но стыда не испытываю. Игорь недолго молчит. Потом я то ли придумываю, то ли правда слышу тихое:
— Если бы это все было у меня… — И сердце сжимается. Игорь прокашливается. Мне кажется, ерзает (я слышу легкий скрип кожи) и произносит довольно бодро. — Как ты смотришь на то, чтобы встретиться по нашему проекту?
От слова «наш» передергивает. Не хочу иметь с ним ничего общего. Приходится напоминать себе, что профессионалы клиентов к черту не шлют.
— Ты можешь позвонить завтра с десяти до шести, я открою планер и посмотрю, есть ли у меня свободное время на этой неделе. Еще ты мог бы сначала писать, а потом уже звонить. Прости, но неприлично за столько лет в бизнесе не научиться элементарным правилам этики коммуникации.
Хочу задеть его хотя бы такой мелочью, но и на нее Игорь тоже отвечает усмешкой.
— Иголки спрячь, Агата, я же тебя как облупленную знаю.
— Ничего ты обо мне не знаешь! — Шиплю обиженно, но вряд ли сильно впечатляю.
— Поверь, я знаю тебя лучше, чем ты думаешь. Помню всё… — Не хочу к нему чувствовать ничего, но тело отзывается на тембр. Кожу покалывает. Низ живота тяжелеет. Мотаю головой, чтобы не поддаваться. — К примеру, я прекрасно понимаю, что если позвоню тебе с десяти до шести — ты запланируешь меня на следующий год. А это меня не устраивает. Поэтому у меня встречное предложение. К окну подойди.
Я сначала цепенею, а потом на ватных ногах подчиняюсь. Отодвигаю занавеску и смотрю вниз. По глазам бьет несколько вспышек — это внедорожник мигает фарами.
— Спустишься или мне подняться?
— Ты с ума сошел, Серебрянский?! — Я настолько поражена, что даже злиться не могу.
— Это всё последствия укуса бешеного зверя. Я теперь тоже капельку бешеный, — его шутка мне совсем не нравится. Как и произнесенное серьезно, даже настойчиво: — Спускайся, Агата. Я ненадолго.
Глава 11
Я всего лишь спускаюсь на короткую деловую встречу, а адреналин выплескивается в кровь в такой дозировке, что сложно мыслить связно.
Чувствую себя ужасной матерью, замыкая сына в квартире. Не успокаивает даже то, что больше десяти минут я Игорю не уделю, а у Тимурки есть мобильный. Он умный мальчик, первым делом позвонит, но я надеюсь на то, что не проснется до моего возвращения.
Пока еду вниз в лифте, меня переполняет злость на Игоря. Каким надо быть самоуверенным и наглым, чтобы думать, что взрослая женщина сорвется к тебе на встречу в первом часу ночи?
Хотя черт… Я же сорвалась…
Выхожу из подъезда, смотрю по сторонам и быстро пересекаю парковку. Салон машины Игоря горит уютным, теплым светом, но одновременно с этим пугает. Особенно — пристальный направленный на меня взгляд.
Ненавижу его. Особенно сильно — потому что до сих пор люблю.
Поднимаюсь на подножку и не слишком элегантно плюхаюсь на место пассажира. Хлопаю дверью. Кривлюсь и меняю позу, делая вид, что в машине не очень-то удобно. Хотя на самом деле претензий к салону быть не может, я всего лишь оттягиваю момент встречи глаз.
Серебрянский прокашливается. Я краем глаза вижу, что пытается справиться с улыбкой. Ну что за козел! Смешно ему!
Переполненная праведным гневом, поворачиваюсь к нему туловищем и вздергиваю подбородок.
— У меня для тебя есть семь минут. Озвучивай свои пожелания и уматывай.
Дерзко взмахиваю рукой, показывая пальцем в сторону выезда. Мне и самой неловко от тона и подбора слов. У Серебрянского тоже брови ползут вверх.
— Грубовато, не находишь?
Конечно, нахожу! Но в жизни не признаюсь.
Блещу глазами и сжимаю губы.
— Я очень вежлива в рабочее время, господин Серебрянский. А в двенадцать ночи, уж простите, когда вы выдернули меня из постели, я буду разговаривать так, как…
— Тепло тебе было в постели, значит?
Игорь перебивает, а к моим щекам приливает краска.
Бывший муж стреляет взглядов вверх. Я еле сдерживаюсь от того, чтобы не ляпнуть: да! В постели у меня всё замечательно! Пусть тоже представляет меня с другим. Я до сих пор не могу забыть картину, которую увидела в нашей спальне.
Но момент я упускаю. Игорь возвращается взглядом к моим глазам. Смотрит так внимательно, что я трушу.
Фыркаю, передергиваю плечами.
— Не ваше дело, господин Серебрянский.
— А сын как?
Хочу огрызнуться: и это тоже не ваше, но торможу. Сердце меня предает. Болит. Сложно не думать, что эгоистично с моей стороны решать за них, что они друг другу не нужны.
— С ним всё хорошо.
— Как отошел от передряги? — Голос Игоря звучит неожиданно для меня мягко. И взгляд тоже не несет в себе угрозы. Он склоняет голову. Я почему-то фокусируюсь на мужской руке, которая лежит на руле.
Когда Тимурка только родился, у него уже были длинные, как мне тогда казалось, пальчики. Мне было одновременно больно и радостно, что у сына скорее всего будут настолько же красивые и чуткие руки, как у его отца.
Тело вспоминает их прикосновения. Мне становится зябко. С нажимом веду ладонями по плечам, заставляя себя избавиться от видения и посмотреть на Игоря.
— Отошел, спасибо. И спасибо, что спас его…
Благодарность дается тяжело. Игорь в ответ мимолетно улыбается. А я только сейчас, кажется, осознаю, от какой опасности он уберег нашего сына.
А еще молчу о том, что с тех пор Тимур несколько раз вспоминал своего спасителя. Спрашивал у меня, как там укротитель волков. Ну и когда мы съездим навестить его в больницу.
Тимур решил, что спасая его, герой-укротитель получил чуть ли не смертельную травму.
Мой взгляд соскальзывает на плечо Игоря. Внешне оно выглядит совершенно здоровым.
— А ты как?
Я спрашиваю, перешагивая через гордость. Сейчас она кажется неуместной.
Игорь прижимает ладонь к плечу и прокручивает.
— Буду жить. Наложили швы. Сказали являться на перевязку. Но волчьи зубы — не острей ножа. А я привыкший…
Его слова звучат страшно. В горле сохнет. Я хмурюсь и прокашливаюсь. Спросить, с каких пор это он привыкший? Нет. Страшно. Да и зачем? Мы же посторонние люди.
— Он правда был бешеный?
Игорь улыбается. Замечаю лучики-морщинки вокруг глаз. Чувствую себя пойманной в ловушку. Нужно оторвать взгляд, а как?
— Нет. Хотя бы в чем-то я оказался счастливчиком. Просто агрессивный. Был.
Практически отдираю себя от лица бывшего мужа. Опускаю взгляд и киваю.
В салоне становится тихо.