из печи горшок с капустой, шкварками заправил, добавил гороху и давай уплетать за обе щеки.
Тут крестьянка струхнула не на шутку, руками всплеснула и побежала за соседкой.
Воротились обе, видят — в горшках уже на донышке осталось, а он всё сопит да уплетает.
Съел капусту, съел горох, поскрёб ложкой по дну, наклонил сковородку, вылизал, задвинул горшки в печь и стал, как хозяин, по избе расхаживать, во все уголки заглядывать.
Крестьянка даже зубами заскрипела. А он себе похаживает, глазами шарит. Нашёл яйцо под кошёлкой, смотрит, как на невидаль, головой огромной качает.
— Семьдесят семь лет живу на свете, — бормочет, — а бочки без обручей не видывал!
Тут соседка сразу смекнула, что это гном.
— Что ж, — говорит, — сорви ветку берёзовую да угости его хорошенько и на помойку выкинь. Как начнёт он там голосить, принесут тебе гномы Ясека, а этого урода назад заберут.
Крестьянке этот совет по душе пришёлся. Кинулась она в березняк, сломила ветку, прибежала домой, схватила подкидыша за шиворот и давай стегать.
— Вот тебе, получай: за мои харчи, за Ясека, за обиду мою!
Тот орёт — за версту слышно, а баба знай лупит его без устали.
Через хату от неё жила вдова Кукули́на с маленькой дочкой Марысей.
На ту пору шла она как раз с дочкой на руках господское поле полоть. Услыхала, что у соседки вопит кто-то не своим голосом, остановилась и думает: «Не иначе, бьют кого-то. Надо идти выручать».
Тут и дочка её, которая ещё говорить не умела, заплакала жалобно: поняла, видно, что кого-то обижают.
Глянула Кукулина на дорогу, глянула на солнышко — а оно уже высоко поднялось. Женщина она была работящая, жалко ей было время терять, но ведь сердце не камень. И она завернула к соседке, но дверь оказалась заперта.
— Соседка! — крикнула она. — Кто это у вас так кричит?
А мать Ясека в ответ:
— Не твоё дело! Ступай своей дорогой!
Но Кукулина не сдавалась.
— Соседка, — говорит, — никак, вы своего сыночка бьёте? Пожалейте его, ведь он ещё совсем маленький!
— Такой же он мне сыночек, этот оборотень, как злой ветер, что по полю гуляет.
— Сын он вам или нет, всё равно не бейте! Сердце надрывается от этого крика!
Тут и Марыся заплакала в три ручья.
Обозлилась крестьянка и крикнула:
— Ишь добрая какая! Нашлась заступница! Проваливай, откуда пришла, да не суй нос не в своё дело, а то как бы тебе самой не попало!
Не очень приятно было вдове выслушать такую отповедь; но в хате стало тише, и она подумала:
«Ладно, лишь бы угомонилась баба. Мало ли чего в сердцах не наговорит человек, нельзя на него за это обижаться».
И пошла своей дорогой.
А гномы тоже услыхали крики Хвоща.
— Плохо дело! — говорят. — Надо на выручку идти.
И пошли в избе чудеса. Вылезли из подпечья карлики в жёлтых и зелёных плащах; у каждого красный колпачок в руке, все низко кланяются бабе и просят отпустить дружка, а взамен обещают полный фартук талеров насыпать.
Растаяла крестьянка, как про талеры услышала, но соседка ей на ухо шепчет:
— Не отпускай его, кума, а то без Ясека останешься. Талеры-то их — просто светящиеся гнилушки!
Как напустится на гномов крестьянка:
— Вон отсюда! Не нужны мне ваши талеры! Ясека моего отдайте! Убирайтесь, покуда целы, не то вам несдобровать!
Повесили гномы носы, и шмыг под печь! А хозяйка схватила Хвоща за шиворот и выкинула на помойку.
Заорал Хвощ, как котёнок, но больше от страха, чем от боли, потому что не знал, что теперь с ним будет.
Вдова оглянулась, видит — лежит бедняга на помойке и плачет. Не раздумывая, она вернулась, утёрла ему слёзы, приласкала, кусочек хлеба в руку сунула, потом сорвала пучок травы, подстелила, чтобы лежать было чисто и сухо. А так как солнышко уже припекало, сорвала большой лопух в канаве и заслонила его, как зонтиком.
Гном с благодарностью посмотрел на вдову и улыбнулся Марысе, и она даже в ладошки захлопала от радости, глядя, как он на травке под лопухом лежит.
«Дай срок, отплачу добром», — сказал про себя Хвощ, когда вдова с девочкой на руках отошла от него.
Кукулина и с собой бы его взяла, да не посмела. Ведь у него своя мать есть, а родная мать, хоть и выбранит и розгой отстегает, но потом всё равно приласкает, приголубит.
Так рассуждала вдова, не зная, что гномы обманули крестьянку и это вовсе не её ребёнок.
Под вечер вышла баба посмотреть, что с гномом, а его и след простыл. Зато у порога лежит её Ясек: волосы как лён, глаза — василёчки, губы — малинка.
Это гномы принесли его матери, а Хвоща забрали.
То-то было радости и веселья! Поджарила крестьянка яичницу чуть ли не из дюжины яиц, пышки испекла и соседку пригласила — не знала, как её и благодарить.
…Прошли годы. Вырос Ясек крепким парнем, но людей дичился. Любил бродить один по горам, по лесам и всё рассказывал, какие чудеса, какие сокровища видел под землёй у гномов. Но в деревне ему не верили и считали дурачком.
А Хвощ попав