— И я, — отвечает Ваня.
Я разворачиваюсь к нему всем корпусом и своим натренированным боковым зрением окидываю его фигуру целиком. После школы он не переодевался. Легкая куртка, черная футболка, торчащая из-под пуловера. Голубые джинсы и гвоздь программы — черный фиксатор на ноге.
— Как дела? — говорю, лишь бы спросить хоть что-то.
— Нормально.
Мы все еще стоим слишком близко друг к другу, потому что он, очевидно, хотел меня напугать, а я не сделала шаг назад. Все мои рецепторы обостряются и в бешеном ритме поглощают непривычные ощущения.
— А у тебя? — спрашивает он и чуть хмурится.
Я вижу лишь намек морщинки между бровями, но мне и этого хватает, чтобы понять.
Поэтому внезапно признаюсь:
— Мне грустно.
Он смотрит на меня и молчит. Я не шелохнусь. Слишком желанна для меня эта близость. Аккуратно и очень тихо я вдыхаю. Слишком отдаленные нотки парфюма, которым он воспользовался с утра, легкий запах пота и густой аромат кожи Вани. Когда-нибудь он, возможно, меня убьет. Примерно через минуту, если Громов от меня не отойдет. Все это слишком для меня.
— Проводить? — спрашивает он, отступая наконец назад.
Я киваю и перевожу дух. Как хорошо, что я снова могу дышать.
Ваня оглядывается, засунув руки в карманы:
— Куда нам?
— На остановку. Не помнишь, где живет Бо?
— Помню. Сегодня пятница, подумал, вдруг ты не домой.
Я внутренне вся вспыхиваю. Ну что за дура! После видео с котом мне стоило сказать, что я еду на крутую тусовку или на свидание. Ну как я не догадалась?
Тут же решаю, что лучшая защита — это нападение, и едко интересуюсь:
— А тебе что, совсем нечем заняться? В пятницу вечером?
Вижу, как Ваня сжимает челюсти, и уводит взгляд в сторону:
— Не твое дело, Гелик.
Суровый тон режет мне слух, но я уже упала в чан с эйфорией, когда поняла, что Ваня собирается проводить меня домой. Тогда я давлю внутреннее сопротивление и безразлично бросаю:
— Окей, пойдем ловить автобус.
Иду вперед и маниакально прислушиваюсь к тому, как Ваня, прихрамывая, следует за мной. Боже мой! Боже мой! Громов Ваня сам предложил проводить меня! Это я с ума сошла или он?
Я бы совсем ошалела от счастья, если бы не его холодность по отношению ко мне. Я не совсем уж дура, кое-какие сигналы считывать умею. Не очень хорошо понимаю, почему вызвался довести меня до дома, точно не из-за внезапно вспыхнувшей симпатии. Может быть, просто не хочет домой?
Так же молча мы приходим на остановку, где неловко топчемся рядом друг с другом. У меня есть сто тысяч тем, которые я хотела бы с ним обсудить, но мой рот надежно запаян. Мне страшно, что он снова оттолкнет или проигнорирует. Поэтому, не проронив ни слова, мы заходим в автобус, садимся вместе около окна.
Я достаю телефон и начинаю листать ленту соц сетей, чтобы создать видимость хоть какой-то деятельности и куда-то деть руки.
— Любишь чужие фотки?
— Люблю, — отвечаю с вызовом.
Громов хмыкает и отворачивается обратно к окну.
Я едва успеваю отвести взгляд от его красивого лица, когда он говорит:
— Смотри-ка, бар. Сходим?
Глава 14
— С ума сошел? Нам по шестнадцать, какой бар?
Но Ваня уже подскакивает со своего места и за локоть поднимает меня. Не церемонясь, тащит к двери, и мы почти выпадаем на остановку. Я больно ударяюсь носом о его плечо, но смеюсь. Громов вторит мне своим низким смехом.
Он разжимает пальцы, но я как будто все еще их чувствую, даже через куртку. Смотрю на него, задрав голову. Красивый. Особенно когда смеется вот так искренне.
— Пойдем.
— Нам по шестнадцать, — упрямо повторяю я.
— Поэтому мы и идем именно сюда.
Начинаю понимать, о чем он, только когда заходим в маленький темный барчик всего на четыре столика. За стойкой, уткнувшись в своей телефон, со скучающим видом сидит девушка с таким вырезом на кофте, что я вижу цвет ее бюстгалтера. Когда мы подходим, я понимаю, что при желании могла бы пересчитать и цветочки на ярком кружеве. Нацеливаю испытующий взгляд на Громова, но он смотрит девушке четко в глаза и обворожительно улыбается.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Здравствуйте!
— Добрый вечер, — она обреченно вздыхает.
Мы тут единственные посетители, и она явно не горит желанием работать.
— Нам стаут и вишневое, пожалуйста. Свежее?
— Обижаете, — она барабанит длинными ногтями по стойке, будто раздумывает, а потом все же говорит, — документы есть?
Громов зеркалит ее тон:
— Обижаете!
Он роется в рюкзаке очень убедительно, а потом разочарованно заключает:
— Забыл. Можно по фото?
— Вообще-то у нас так нельзя.
— Да бросьте. Нам с девушкой по девятнадцать, мы второй курс заканчиваем. Сегодня получили автомат за экзамен, хотели отметить. Неужели я похож на ребенка?
— Молодо выглядите, — бармен звучит уже не так уверенно, — а что за институт?
— Университет спорта, — брякаю я внезапно, — мы будущие физруки. Нам положено тренироваться. Тренироваться пить, в смысле.
За секунду молчания я успеваю испугаться, что влезла и все испортила, но потом девушка разражается таким громогласным хохотом, от чего ее грудь мягко колышется в вырезе кофты, и я сразу понимаю, что алкоголь нам продадут.
— Показывай фотку, — отсмеявшись, говорит она Ване.
Он открывает в телефоне какое-то изображение и демонстрирует барменше. Как, интересно, правильно? Бармен, барменша, барменка? Терпеть не могу феминитивы, если честно. Я бы скорее сказала «девушка бармен», если бы кому-то о ней рассказывала. И это тоже интересный момент. Раньше я бы уже строчила сообщения Арине, а сейчас мне хочется остаться тут, не отвлекаться ни на что, и совсем не думаю о том, чтобы разделить это с кем-то.
— А у вас фотография есть?
Я моргаю, возвращаясь из своих мыслей. И поправляю козырек кепки, улыбаясь:
— Я в паспорте отвратительно получилась, спрятала его в самый дальний угол.
Девушка заговорщицки подмигивает мне и берет бокал:
— Понимаю вас. У самой фото ужасное.
Когда мы с Громовым садимся за дальний столик, он говорит:
— Ну даешь. Врушка.
— А сам? — шепчу сдавленно. — Второй курс он заканчивает.
— Кто бы говорил, физручка!
Мы смеемся, склонившись над бокалами. И я делаю очередное открытие. Смех разбивает любую напряженность. Я чувствую себя как в детстве, когда нам с Громовым было просто весело вместе. Я была уже влюблена, но совсем не парилась, только смущалась из-за бесконечных шуточек наших родителей. В некоторой степени именно они привели нас в ту точку, где мы сегодня находимся.
— И, кстати, при таком раскладе ты бы заканчивал уже третий.
— Слишком долго объяснять, что я пошел в школу с шести и пропустил четвертый класс, — Громов закатывает глаза.
Я улыбаюсь и отпиваю вишневое пиво. Вкусно. С первых же глотков мне сразу кружит голову. Видимо, именно поэтому язык развязывается, и я спрашиваю:
— Ты подсматривал за тренировкой?
— А ты?
— А ты? Мы так долго по кругу можем ходить.
— Ну, подсматривал, — он опирается на спинку стула и прямо смотрит мне в глаза.
Кажется, мы еще никогда не были на этой ступени взаимоотношений. Что-то новое и, несомненно, интересное происходит. И даже если завтра мы вернемся в старую колею, я навсегда запомню этот вечер.
— Почему?
— Гелик, я уже говорил, что ты как бульдог?
— Кажется, что-то подобное я слышала, — саркастично изгибаю губы.
Ваня невесело усмехается:
— Ну зачем ты спрашиваешь. Должна же понимать.
— Просто кажется, что если ты скажешь это вслух, то станет как-то полегче.
— Окей. Мне тоже грустно. Довольна?
— Очень, — тяну я с улыбкой, — стало легче?
— Нифига.
— Слушай, я тебя понимаю, Вань, — я не так часто называю его по имени, поэтому сначала как будто пугаюсь этого звука из собственного рта, и чуть притормаживаю, — но…Но…
— Но? — передразнивает он меня.