две недели после нападений похоронили Мэри Лоусон. Этого прощания Фэйми боялась больше всего. Она не была знакома с близкими остальных коллег, но с Мэри все было иначе. Она даже покупала подарки на дни рождения ее детей – Фредди и Эллы. Фэйми решила написать им письма об их матери.
Она надела свою «униформу»: черное платье до колен, черный берет. Заехала за Сэмом с Томми, и они отправились в деревню Эшби-Сент-Леджерс в графстве Нортгемптоншир.
– Население сто семьдесят три человека, – объявил Томми, поглядывая на экран телефона.
– Вот только сегодня людей в деревне будет во много раз больше, – сказал Сэм, глядя на пробку, в которую они только что въехали.
– И все они журналисты, – заметила Фэйми. – Повезло жителям Эшби-Сент-Леджерс.
Они ползли через деревню по извилистой узкой дороге, вдоль которой стояли сараи, коттеджи с соломенной крышей и «Лендроверы». Все машины двигались в сторону церкви. Парковку организовали на большом пустыре недалеко от церкви, и парень в оранжевой шапочке показывал, где есть свободные места. Фэйми прижала свой «Вольво Х40» к живой изгороди.
– Если бы не ужасный комок в животе, я бы подумала, что мы приехали на какой-то опен-эйр-фестиваль, – сказала Фэйми.
– Вряд ли нас ждут пивные палатки, – пробурчал Томми, выходя из машины.
Фэйми глянула на термометр на приборной панели:
– Жарища. Господи, это будет тяжело.
Они присоединились к потоку скорбящих, направлявшихся к церкви. За низким старым забором скрывалось небольшое кладбище, несколько надгробий были украшены цветами.
Микроавтобусы различных телеканалов выстроились плотным строем перед простыми деревянными воротами церкви. Фэйми заколебалась, узел в животе затянулся. Она глубоко вздохнула и вошла внутрь. Прохладный воздух принес облегчение, вездесущие церковные запахи сырого дерева и пыльных книг.
Серьезная женщина приветственно кивнула им и прошептала:
– Последние места на задней скамье. Текстов молитв и гимнов не осталось, простите.
Томми остался стоять, Сэм и Фэйми сели. В церкви стояла абсолютная тишина. Только скрипели скамейки пятнадцатого века, когда сидящие безуспешно пытались усесться поудобнее. Фэйми заставила себя поднять глаза. Гроб Мэри стоял на возвышении, украшенный розами, лилиями и плющом и лентой с надписью «Маме». Фредди и Элла сидели по обе стороны от отца, он положил руки им на плечи.
Вошел викарий. Еще один продавец. Они пели, молились, снова пели. Муж, вдовец, Мэри произнес небольшую речь, заканчивать которую пришлось его другу.
Сколько же слез, подумала Фэйми.
Захоронение проходило в дальней части церковного кладбища, вне поля зрения камер. Фэйми сдерживалась, не желая вмешиваться в горе семьи, но, когда одиннадцатилетняя Элла помахала ей рукой, она сдалась. Потянув за собой Сэма и Томми, Фэйми заставила себя идти к могиле. Большая часть гостей уже попрощались с Мэри, но человек тридцать продолжали стоять рядом с гробом. Горе здесь ощущалось еще сильнее: в каждом лице, в крепко стиснутых кулаках. Фэйми была потрясена. Наконец узел в ее животе развязался, и слезы хлынули потоком. Сэм и Томми подхватили ее под руки, помогая удержаться на ногах. Она сделала глубокий вдох и постаралась взять себя в руки. Скоро все закончится.
Священник, не прекращая, читал молитвы:
– …мы ничего не принесли в мир; явно, что ничего не можем и вынести из него. Господь дал, Господь и взял; да будет имя Господне благословенно!
Фэйми открыла глаза.
– …скажи мне, Господи, кончину мою и число дней моих, какое оно, дабы я знал, какой век мой…
Элла и Фредди стояли у края могилы, не решаясь бросить горсть земли на гроб матери. Их растерянный вид и искаженные горем лица стали последней каплей. Фэйми развернулась и побежала. Она бежала и рыдала, бежала и злилась, бежала и проклинала все на свете. Томми и Сэм смогли догнать ее только на парковке. И они знали, что сейчас ее лучше не трогать. Фэйми перешла на шаг, и они тоже замедлились. В молчании они приближались к машине.
Сэм первым заметил конверт:
– Кто-то оставил послание.
Под правый дворник был подсунут синий конверт. «Фэйми Мэдден».
– Это еще что за…
Сэм и Томми придвинулись ближе, когда она открыла конверт. Внутри оказался сложенный пополам лист бумаги. Весь текст состоял из двух строк, набранных на пишущей машинке.
Вам не нужен синоптик,
чтобы знать, в какую сторону дует ветер.
Фэйми посмотрела на Томми, затем на Сэма:
– Что скажете?
– Ну, по крайней мере, это не штраф за парковку, – пробормотал Сэм.
13
Обратный путь прошел легче. Три бургера с картошкой фри спасли их от голода, и когда Фэйми предложила друзьям зайти к ней пропустить по стаканчику, они согласились. Она достала бутылку джина, несколько банок с тоником и наполнила миску льдом.
Фэйми широко распахнула окна гостиной, впуская в комнату прохладный вечерний ветерок, спасавший от духоты квартиры. Она взяла ноутбук и устроилась на диване.
– Вам не нужен синоптик, чтобы знать, в какую сторону дует ветер, – произнесла она слова из записки. – О чем речь? Есть какие-то идеи? – Она посмотрела на Сэма и Томми, разливавших тоник по стаканам.
– Звучит смутно знакомо, – пробормотал Сэм. – Может быть, цитата из фильма?
Он протянул Фэйми коктейль.
– Может, из рекламы какой-то, – предположил Томми, наливая себе вторую порцию.
– Понятно, вы официально признаны бесполезными, – засмеялась Фэйми. – Посмотрим, что скажет «Гугл». – Через несколько секунд она развернула ноутбук так, чтобы всем был виден экран. – Ну, посмотрим.
Черно-белое видео. Молодой Боб Дилан в жилете стоит на обветшалой улочке, в руках у него листы белой бумаги.
– Что это? – спросил Томми.
Фэйми театрально закатила глаза.
– Что это? – спросила она. – Ты серьезно?
Томми пожал плечами.
– Это, – сказала Фэйми, – одни из самых культовых видеоклипов всех времен[2].
– Поверю тебе на слово.
– Напомни мне, чтобы я не поручала тебе никакие репортажи, связанные с культурой! – рассмеялась Фэйми.
Они смотрели, как певец показывает листки в камеру и бросает их на асфальт. На каждом было важное слово или фраза из песни.
– А это Аллен Гинзберг, на другой стороне улицы. – Томми открыл было рот, чтобы что-то сказать, но Фэйми продолжила: – А если ты спросишь, кто такой Аллен Гинзберг, уволю.
Томми вздохнул и ничего не сказал.
– Но к чему все это? Я не понимаю, – сказал Сэм.
– А вот я кое-что вспомнила! – воскликнула Фэйми. – Мой папа все время включал эту песню.
Дилан перешел ко второму куплету. Большие черные буквы. «Окружной прокурор». «Берегись». «Не важно». «На цыпочках». «Кофеиновые таблетки». «От тех». «Пожарный шланг». «На рожон». «Люди в штатском».
– Я все еще не понимаю.
– Заткнись, Томми, – прикрикнула Фэйми, поставив видео на паузу