— Чёго сразу Штыба? — принялся вспоминать свои косяки я.
Оказалось, ещё одно интервью надо дать, причем очень известному в будущем спортивному журналисту Льву Россошику. Тот сильно пытать не стал, лишь поинтересовался моим мнением относительно прогнозов предстоящих результатов советских спортсменов.
— Футболисты станут чемпионами, и баскетболисты, — уверенно пророчествую я.
— Сразу видно, вы в командных видах спорта не сильно разбираетесь, — улыбается журналист. — В баскетболе фавориты Югославы и США, а про футбол и говорить нечего!
— Жаль, нельзя поставить на результат! — прозрачно намекнул я, уставившись на Льва.
А что, чем черт не шутит? Может, предложит сделать ставку. У него свободный выход в город, не как у нас. Россошик — в будущем известный журналист и ни в чем постыдном вроде не замечен, так что я подставы не боялся. Но, видно, боялся Лев — он игнорировал мой намёк, хотя и понял, о чем идет речь. Да и шут с ним!
— Ещё наш знаменосец Карелин станет олимпийским чемпионом, — крикнул я уже в спину журналисту.
— Ещё Земля круглая, — пошутил тот, не оборачиваясь.
Ну да, чего это я? Карелин, хоть и почти мой ровесник, но не в пример именитее. Выиграл в этом году чемпионат Европы, например.
Церемония открытия на следующий день была намечена на десять тридцать местного времени, а проход советской делегации ожидался только через час после открытия. Но подняли нас ни свет ни заря. Витька уехал готовиться к поединку, а мы на местном корейском автобусе на стадион на церемонию открытия.
А белоснежный костюм, оказывается, мне к лицу, впрочем, как и остальным. У знаменосца Карелина костюм серого цвета. Единственной заметной деталью форменной одежды мужской части нашей делегации был ярко-красный галстук. Не пионерский, конечно. На женщинах белые блузки и юбки до колен, сверху накинут красный жакет. На головах красуются милые шляпки с красными, в тон жакету, лентами.
Сальвадор, Сенегал, Сент- Винсент и Гренадины, и потом мы.
Ожидая выхода, сидим внизу, около самого поля, и наблюдаем за церемонией, хотя отсюда её плохо видно. Вот на поле выбежал народ в национальных одеждах и начался сложный хореографический этюд из пары тысяч человек. Вот в воздух выпустили шарики. Участники на поле постоянно менялись, менялась и музыка, но была она, как по мне, нудновата. Мои вкусы попадание в тело одноклассника не изменило — рок, энергичная музыка, ну, и матершинщина разная. Застучали барабаны, по полю покатились, кружась при этом, сотни, если не тысячи, человек. Чего изображают — непонятно? Лучше это действо по телевизору смотреть, там хоть диктор поясняет, что происходит. Наконец, начало подошло к концу (простите за каламбур), и вместо иероглифов из людей из подтрибунных помещений выходит целый полк корейских красоток с флагами в белых гольфиках, белых шапках и белых платьях заметно выше колен.
«А ничего, ноги ровные», — отметил ценитель женской красоты в моём лице.
Первыми идут греки, в дань основателям олимпийского движения, наверное. Полсотни молодых лиц, все с улыбками. Мы так открыто пока улыбаться не умеем, да и не научимся, наверное. Поперли! Гана, Экваториальная Гвинея, Нигерия, причем, там и мужики, и бабы в длинных национальных платьях одного фасона! Потом Нидерланды с красными зонтиками. И нас отправили строиться.
— Непал какой-то, — бурчит недовольно Костя, которого зрелище увлекло, и он бы лучше остался смотреть его и дальше.
— Знаешь, кто имеет гражданство Непала? Тот, кто зачат непалкой и непальцем, — шучу я.
Дружный смех подсказал, что меня все услышали.
— Блин, Штыба, ты как что отмочишь, — смеётся мой знакомый хакас — Серёга Карамчаков.
У нас с ним номера, кстати, по соседству.
Сам проход для меня прошёл без волнения. Я старался улыбаться во все свои тридцать два зуба! А пусть видят, что и советские люди могут быть открытыми. Неудобно было то, что я шёл сразу за женской частью нашей делегации и вынужден был смотреть на упругую попку изменщицы Валентины. Не то чтобы зрелище мне не нравилось, но ведь нас снимают. Так что, улыбаемся и машем, Толя! Да, нам велели махать правой рукой. Машу.
После прохода, очевидно, получив информацию из Дворца спорта, всех известили о том, что Артемьев свой бой выиграл. По очкам. Пять судей было за него. Мы с Костяном, обсуждая это, даже пропустили официальные речи по случаю открытия Олимпиады. Поднялся флаг, зажегся олимпийский огонь, вспорхнули голуби с чаши. Из дальнейшего мне понравилось только выступление каратистов, которые принимали воинственные позы и издавали страшные крики. Ничё, завтра я своему сопернику покажу, где раки зимуют! Он как раз боксёр из Японии, ну и каратист, как мне сказали.
— Хау-ха! — повторяет после церемонии увиденные движения каратека Цзю.
Видно, затронуты какие-то его корейские струны в душе. Была бы рядом деревяшка какая, уверен, мой друг попытался бы сломать её, как сотни артистов на стадионе делали это ногами, руками и бестолковыми головами. Вот не верю я, что не отразятся такие тренировки на содержимом котелка.
Долго ждём автобус обратно в гостиницу. Отпросился отлить в туалет. Сделав свои дела и моя руки, вдруг в зеркале замечаю своего старого знакомого. Ян Севелин!
— Всё ждал, когда ты в туалет захочешь, — улыбнулся он, приветствуя меня.
— Э… руки не подаю, мокрая, — несколько растерялся я.
Глава 9
Глава 9
— Видел тебя на параде. Ух, и злобная же у тебя была улыбка. Кровожадная, будто ты готов убить всех вокруг. Если какой корреспондент поймал момент — на первых страницах будешь, — не похоже, что шутит бывший профсоюзный лидер шахтеров из хорошей английской семьи.
Кровожадная??? И чего он меня всё время в сортире караулит? В Дании так же было.
— Никого не хотел пугать, улыбался дружелюбно, — парировал я.
— Сто тысяч долларов в том же банке, вот пароль и номер ячейки. Это за Турцию. Есть там золото, Толья-я-я! Отец сказал, отдать всё честно. А Ирландское месторождение ещё не начали разрабатывать по-серьёзному. Что ещё Толья?
— Остальные месторождения в СССР знаю. Ждите, когда Горбачёв откроет доступ, — обламываю я предприимчивого англичанина, читая пароль.
Пароль «тейбл»? Это «стол» на языке Шекспира. Ну, нет у людей ни ума ни фантазии.
— Бронь всего на три года, — предупреждает Ян.
— Это отличные новости, Ян! А ты как тут? Ради меня приехал, что ли? — уточняю я, хотя и так ясно.
— Я и в Москве был, открывали совместное предприятие. Ваш Горби ещё в прошлом году добро дал. Я даже пытался позвонить тебе в твой партаппарат, но приятный женский голос сказал что ты в Ленинграде.
— Турнир был отборочный, международный, — припомнил я. — А секретарше скажу про ваш комплимент, ей понравится. А что за предприятие?
— Лесодобыча. В Москве подписано соглашение между предприятием лесной промышленности «Архангельсклеспром» и нашей дочкой. Будем производить детали готовых домов, годовая мощность производства — под сто тысяч кубометров. От угля уходим, продали почти все шахты семейные. Только золото и только лес сейчас развиваем.
— Ничего себе! А откуда у вас лес на острове? — удивился я.
— Почти все наши предприятия в Канаде. Основа домов — бревна из сосны, канадского красного кедра и пихты Дугласа. Естественно, в дело идет только отборная древесина с прямым волокном и ровными стволами. Но и у вас леса много. Хороший сосновый лес, далеко, конечно, от транспортных путей, но двести долларов за куб досок — это хорошая цена на рынке!
Я про себя прикидываю объем продаж. А неплохо выходит у них! И нет ведь, чтобы производство какое развивать, сразу ресурсы наши вывозят. Ушлая семейка у Яна. Блин, надо идти! Без меня не уедут, начнут искать.
— Сейчас говорить не могу, но если в отель наш вход свободный, приходи, мой номер — триста пять, живу один. Обсудим всё, — прощаюсь я.
— Штыба, долго же ты там носик пудрил, — шутит Копцев.