*Мы ссоримся как родственники, а трахаемся, как чемпионы
Variant. Глава 8.
…представьте, что менять то, что предначертано,
— это и есть то, что вам предначертано
«Ты ничего не будешь помнить ни об этой ночи, ни обо мне, ни об Арне. Как-будто мы никогда не встречались. И ты проживешь свою жизнь, как и должна была прожить — в солнечном свете, с такими же как ты. С людьми».
В темноте бокса заброшенного госпиталя, держа ее лицо в своих ладонях, Спенсер повторял это как мантру. Это была вовсе не игра в «зачаровывание», чтобы убедить вампирский спецназ оставить ее в живых. Это было что-то намного, намного большее. И сейчас Олив понимала, что Спенсер уже тогда знал, что поставлено на карту, и какой ценой им придется оплатить этот счет.
Она помнила его истерзанное, изорванное, изломанное тело, залитое кровью и ошметками внутренностей его безумного Создателя Рахиль. Тело, которое дарило ей столько ласки и, как ни странно — тепла…
И как, попытавшись вдохнуть в это тело жизнь, Олив практически потеряла свою…
И теперь девушке до смерти не забыть дикую боль в раздираемом клыками горле и мерзкие чавкающие звуки, которые издавал зверь, кормящийся ею. Зверь, которым от вампирской жажды стал Максимилиан Спенсер — ее Макс. Уже тогда Олив впервые пережила шок этого жуткого превращения.
Как не сошла с ума, она не знала. Но чувствовала, что ее восприятие действительности было за гранью человеческого. И, хотя женщина в ней все еще кричала от боли, плакала и надеялась, ледяные слова ее первого мужчины и любовника заморозили ее душу: «Все, что я делал, пока был с тобой, я делал ради конкретной просчитанной цели»…
Олив утерла слезы.
В голове неоном вспыхнули чужие слова: «окончательная трансформация». В недавней, прошлой жизни Спенсер к ней возвращался, поил своей кровью, пытался исправить ошибки и не дать умереть. Чьими эмоциями и надеждами она тогда выживала? Не похоже, что только своими собственными. Но в прошлом Спенсер хотя бы не желал ей зла сознательно. Сегодня он сам и его кровь, скорее всего, и есть Смерть.
Девушка помнила, как после выпитой крови ПраМатери, за секунду до кровавого фейерверка, на лице Спенсера отразились растерянность, отчаяние и сожаление. Они смотрели друг другу в глаза — ей никогда уже не забыть этого. Как и того, что случилось потом: вырастающую из кровавой лужи фигуру свирепого Зверя, яростный огонь его уже нечеловеческих глаз, и дикий вопль Северянина, ураганом выбросивший ее в пространство…
Олив не была откровенна с Арном — не смела быть.
Она не знала, как быть откровенной, когда приходится признать, что так же, как и Кристин, она — заряженное оружие, прямая угроза. Потому что, возможно, что к ней Максимилиан Спенсер был привязан даже крепче, чем к своей обращенной. Ведь Кристин Ревнители сделали его наказанием за убийство себе подобного, и вечным напоминанием о проступке — унизительным, с точки зрения ее бывшего…
Как только Олив начала работать с Крисси, кровь Спенсера проснулась в ней самой, набирая силу. И надо признать, что даже древняя вампа Северянина не могла перебить этот зов. Разве только в случае немедленного обращения.
Это повергло Олив в такое смятение, что весь путь до Далласа она в прямом смысле выжигала в себе память перерожденных клеток своего экс. Сказать, что это было больно — не сказать ничего. Если бы не поддержка брата и помощь медиков GSR, скорее всего, Олив действительно пришла бы к Северянину за обращением, повторив судьбу Эмбер. Причем, это в лучшем случае. А в худшем — … Лучше не думать.
Девушка глубоко вздохнула и тряхнула головой, приходя в себя и успокаиваясь. Сутки — всего сутки! — прошли с ночи в бункере. Сейчас Арн приведет сестру, и если ничего не получится, Одри придется составить компанию Кристин. Если же повезет, и в ее теле удастся нейтрализовать субстанцию, которую вампиры называют кровью Лилит, тогда…
А тогда надо будет отпустить их с Северянином в Апт. А самой в это время наконец-то съесть огромный стейк и выпить с братом чего-нибудь покрепче. И хоть ненадолго снова представить себя прежней Олив Кук — простушкой из луизианского захолустья…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Variant. Глава 9.
Я буду идти за тобой до скончания времен.
— Одри…
Какой знакомый голос. Она, кажется, задремала… но этого же не может быть! Она же вампир, и сейчас ночь — ее время!
— Дитя, ты мне не рада? — на кровати сидел Создатель.
Одри растерялась. У нее глюки? Продолжается ломка от крови Темной Матери? Не хватало еще начать разговаривать с самой собой, как Арн.
Она искоса взглянула на Цинну — тот только молча улыбался, разглядывая свое Дитя.
— Создатель? — осторожно спросила она.
— Да, Одри. Я твой Создатель. Как долго длится твое удивление!
— Но ты… Тебя нет! Ты — галлюцинация?
Цинна засмеялся:
— Какая разница? Что ты разлеглась? — он вскочил на ноги и подошел к изголовью. — Забыла, зачем просила меня об обращении? Я разочарован: упиваться пустым человеческим чувством, когда на кону власть над вампирами целого континента!
— Ну, власть, скорее всего, узурпирована Спенсером, — машинально ответила Одри.
— «Скорее всего»?! Канцлер Кавендиш, ты была в Совете лучшим и самым амбициозным аналитиком. Поднимай свою задницу, тащи ее к Интернету и начинай работать!
— Создатель… — Одри обрадовано попыталась поцеловать его руку, но он отстранился.
*
Одри рывком села в кровати и открыла глаза — в ногах стоял Северянин.
— Ты что — спала? — недоверчиво поинтересовался он.
— Даже не знаю, — она растерянно оглянулась вокруг, — головой, наверно, крепко треснулась. Слу-ушай, Арн, — она соскочила с кровати и подошла к нему вплотную, — ты больше не видишь снов… или видений, как после причастия кровью Лилит?
Вампир обнял ее и заглянул в глаза:
— Нет. Почему ты спрашиваешь?
Но она уже взяла себя в руки:
— Это я так… Думаю, что такой невыдержанной стала из-за «побочки». Плюс аромат твоей феи — это ж отвал башки!. И… я не привыкла к трублад. Свежей крови хочу.
— Именно — «моей феи». Ключевое слово — «моей». О’кей? — игнорируя ее последнюю фразу, холодно осведомился Северянин.
— Да поняла уже! Только и ты тоже… мозги из штанов достань. А то фланируешь здесь… «с дымящимся наперевес», словно мы здесь на курорте!
Арн прервал сестру, крепко ухватив за горло и вцепившись в ее зрачки своими глазами:
— Я обещал Цинне защищать тебя, как свою кровь. Но ты — не единственная, в ком моя кровь! И оставь ты уже эту херню с Лилит. Не корчи из себя юродивую — не перед кем: твои игры во власти меня не интересуют. Я знаю тебя, я чувствую тебя. Всегда. Не лги мне, Одри. А то…
— А то — что? — прохрипела Одри. — Оковы и серебро? Ты банален, братец.
— Повторяю, не лги мне! — шепотом, полным ледяного холода, ответил Арн. Затем убрал руку и, слегка отступив, ровно произнес: — Сейчас мы поднимемся к Олив, и ты пообещаешь быть лояльной к ней и ее правилам. Потом мы с тобой отправимся в ближайший город и приобретем все необходимое.
— Альтернатива?
— Ты уже ее озвучила, детка.
Одри взглянула на брата: склонившись к ней, он напоминал знак вопроса. Злой знак вопроса. Она усмехнулась и произнесла своим чистым певучим голосом:
- Я сделаю, как ты хочешь.
Они уже практически подошли к двери в дом, как Одри, словно внезапно вспомнив что-то, поинтересовалась:
— Скажи, а своей фее ты уже рассказал о том, почему в бытность конунгом тебя прозвали Эйрикер Кровавая Секира?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Викинг окаменел и медленно повернулся к сестре. Глаза вампира смотрели сквозь нее, зрачок стал с булавочную головку, несмотря на темноту. Взяв Одри двумя пальцами за лацкан куртки и не меняя выражения лица, Северянин дернул ее на себя так, что она ударилась лицом о его грудь. Из разбитого носа закапало красным, но сестра смолчала. Значит, злила его намеренно.