Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вот здесь, куда я только что шагнул.
И здесь.
И тут тоже.
Мы подошли к короткому пешеходному мостику, соединяющему Хакенсак с Нью-Милфордом; с обеих сторон подростки перекидывались снежками. Мы подошли ближе. Один из них поднял руки в воздух и воскликнул: «Перерыв!» Я узнал его: он ходил в мою школу. Роланд, кажется. Хотя все называли его какой-то странной кличкой, которую я сейчас не мог вспомнить. Роланд был обут в разноцветные ботинки, словно одевался в темноте. Он и его друзья принадлежали к особой касте учеников хакенсакской школы, которые просто не могли оставить меня в покое. (Это было главной целью моего существования в школе. Хотя я был не против, что со мной иногда здоровается президент ученического комитета Стефани Дон. Она была слишком милой, чтобы осознавать свою красоту, и слишком красивой, чтобы не карабкаться стремительно по социальной лестнице наверх. Ее приветствие в буквальном смысле позволяло мне пережить неделю поддразниваний.)
Пока мы переходили мост, я старался не поднимать лица и думать о войне, которая пришла на это место несколько столетий назад. От войск, марширующих навстречу кровавой гибели, к Бруно Виктору Бенуччи III, марширующему… а кто, собственно, знает.
Земля – странная штука. В отличие от людей, ей все равно, кто вытирает об нее ноги.
. .
И вот посредине моста оно началось. Даже не слова, а осы, что жалят в уязвимую мягкую плоть. Бззззззз.
Мне в спину ударил снежок.
Потом в ногу. Потом в лицо.
– В яблочко! – завопил один из ребят.
Из рюкзака послышался папин голос: «Думай сердцем, Вик».
Я соскреб с лица снег, глядя вниз, чтобы они не увидели моих глаз. В этом был весь фокус: если они увидят глаза, то поймут, что мне не все равно. Я засунул руку в боковой карман рюкзака, нащупывая наушники: сердце просило парящих сопрано. Щелк, щелк, щелк, прокрутил вниз. Играй. Теперь я могу полностью исчезнуть в другом мире.
В том мире: все школьные клики оставили меня в покое. В том мире: я не был одним из семи миллиардов людей, населяющих землю.
В том мире: я был одним из четырех людей, населяющих землю. Папа, два сопрано и я.
В том мире: мы парили по небу, по облакам, над всем вот этим, беззаботные. Самая волшебная стая журавлей, что ловит души редкостных и прекрасных мыслителей сердцем.
В том мире: мое крыло срослось.
МЭДНе знаю, что там слушал Вик, но надеюсь, что он включил плеер на полную громкость.
ВИК– Полный назад! – Коко приподняла край ограждения из проволочной сетки.
Мэд уже проползла внизу и протягивала руку к сумке с продуктами, которую Нзази передавал ей поверху. На той стороне улицы я увидел свой старый насест: каменная стена, смоковница. Я почувствовал присутствие маленького кладбища по другую сторону сада. Интересно, сколько раз папа приходил туда? Останавливался ли у сада?
– Чувак, – сказала Коко. – С тобой все о’кей?
– Что?
Она указала под забор:
– Не хочешь срать, не мучай жопу.
Словарь у этой девочки был на удивление обширным.
– А лет тебе сколько?
– Мне одиннадцать. Но по исчислению Квинс это около двадцати шести.
– А. Ну ладно.
Я передал рюкзак через забор, поморщившись, когда Мэд небрежно бросила его на землю. Проползя под проволокой, я стряхнул снег с колен и груди, быстро заглянул в сумку (к счастью, крышка на урне держалась хорошо) и последовал за остальными по аллее с шипастыми и мертвыми розовыми кустами.
– Что у тебя там? – спросила Мэд. – Пушечное ядро?
Я оставил ее слова звенеть в воздухе.
– Ну ладно, надеюсь, – сказала она, показывая на мои окровавленные джинсы, – что смену одежды ты тоже взял.
Я как раз собирался спросить, кто вообще носит сменную одежду в рюкзаке, как вдруг понял, что у меня там как раз завалялись любимые треники. Зимой в школьном спортзале дули чудовищные сквозняки, и вследствие этого учитель физры разрешил нам носить нашу собственную одежду вместо форменных шорт.
– Да, кстати, взял.
– Круто. Когда войдем, покажу тебе, где можно переодеться и помыться.
Снег горами высился по обеим сторонам тропинки. Туда-сюда сновали неровные желобки: кто-то совсем недавно чистил снег. Странно было идти по саду, которым я раньше лишь восхищался издали. Я поднялся на деревянный мостик с прибитой к нему табличкой: «Канал “У золотой рыбки”». Между прямоугольными брусьями у меня под ногами огромные золотые рыбки лениво плыли по узкому ручью.
Канал «У золотой рыбки» получил свое имя от человека безо всякого воображения.
Перейдя мост, Нзази рванул к единственному зданию на участке: двухэтажному дому в колониальном стиле. Мы подождали на мосту, пока он положил сумку на крыльцо, постучал в дверь и трусцой прибежал обратно.
– Пойдем, – дрожа, сказала Мэд и повела нас к ряду парников.
Во всем этом было что-то от «Волшебника страны Оз»: я словно ступил в портал и перенесся в причудливый мир с необъяснимым сводом правил и сворой безрассудных, диких детей без родителей (получается, это такая страна Оз с привкусом Нетландии). Хотя эти дети были, по сути, бездомными, они вели себя с каким-то достоинством, и я понимал почему. Как и страна Оз, сад был прекрасен и уютен в своей причудливости. Растения почти все стояли голые, но все равно здесь царил дух роскошного ботанического сада, словно внешность сада не могла передать его дух.
Вот что напоминал мне этот сад: старика с юным сердцем.
Мэд остановилась у самого маленького из парников, заткнутого в самый угол, как непрошеная мысль. Он был вдвое у́же своего соседа. Скорее примечание к парнику, чем парник. Не основное блюдо, а объедки с обеда.
Я полюбил его с первой секунды.
– Добро пожаловать домой, – сказала Мэд.
Она открыла дверь, и мне в лицо ударило теплой волной. Ребята побежали внутрь, сбросили куртки, повесили на вешалку и прошли в центральный ряд.
Я был не прав.
Это место было куда причудливее, чем Оз.
Переднюю сторону заполняли типичные парниковые штуки: ряды цветущей растительности на столах до пояса высотой, цветы в горшках, свисающие с прозрачных изогнутых стен… А вот сзади меня ждали декорации постапокалиптического фильма, который я когда-то увидел. В нем семья построила бомбоубежище и прожила в нем лет семь.
Для начала, в парнике были книжные полки – я насчитал пять, – заставленные консервированными фруктами и овощами, пакетами с орехами, чипсами, вяленой говядиной, бутылками воды, стопками книг и виниловых пластинок. Был там и проигрыватель. У задней стены гудел обогреватель; сразу перед ним располагались четыре спальных мешка: аккуратно заправленные, с подушками в головах. В противоположном углу стоял зеленый диван с кофейным столиком (словно это была совершенно обычная гостиная!) На столике – колода карт и лампа. Под калорифером я заметил розетку, от которой тянулись провода к лампе и проигрывателю.
– А хозяин не против? – спросил я. – Ну… Садовник, или кто там? Чувак, который живет в доме.
Мэд протянула руки к обогревателю:
– Гюнтер не возражает. Мы только должны приносить ему продукты и прочую всячину, чтобы ему не пришлось покидать территорию. Судя по всему, он много лет назад выиграл в лотерею и решил, что пора помахать ручкой работе с клиентами. Люди перестали заходить в его сад, а Гюнтер перестал из него выходить.
– А как же школа?
– Гюнтер слишком старый для школы, – расхохоталась Коко. – Ха! Отличная шутка. – Продолжая смеяться, она достала с полки яблочное пюре, запустила туда два пальца и облизнула. – А мы… Мэд уже закончила школу, Баз работает в кинотеатре, копит на службу такси, которую они откроют с Зазом. – Нзази, выбиравший пластинку, щелкнул пальцами. – Остаюсь я. А я сирота.
– И что?
– И то, что сироты не ходят в школу. Чтобы ходить в школу, нужно подписать всякое дерьмище, а для этого нужны родители. Ну и адрес. Мне что, писать, что я живу в Одиннадцатом Парнике Справа, Сад Мейвуд, Нью-Милфорд? Можно сразу добавить «в каморке под лестницей». Это обычная школа, а не Хогвартс. Меня там так засмеют, что я в первый еще день со свистом вылечу.
– А Хогвартс – это тема, кстати, – сказала Мэд.
Коко кивнула:
– Да, еще какая.
– Корнуэльские пирожки, торт с патокой…
– Я даже не в курсе, что это за хренотень такая, корнуэльский пирожок, но все равно хочу его.
Нзази щелкнул пальцами, вытащил пластинку с полки Маловероятных Вещей, поставил ее на проигрыватель и опустил иглу. Та пошипела, заиграла музыка, и Нзази пустился в пляс. Он двигался с поразительной гибкостью: втягивал локти, наклонял голову в сторону, щелкал пальцами в такт. Движения не были синхронизированы, но в них была гармония. Словно каждая часть тела разрешала остальным вместе сойти с ума. Нзази был королем джиги.
– «Don’t Stop Believin’», – прокомментировала Коко, доедая соус. – Его любимая. Эй, Заз, есть не хочешь?
Не прерывая танца, Нзази щелкнул пальцами. Коко схватила с полки пластиковый стаканчик с персиками и швырнула в него. Он поймал его, танцуя, оторвал крышку и опрокинул стакан в рот.
- Говорит Альберт Эйнштейн - Р. Дж. Гэдни - Современная зарубежная литература
- Ковентри возрождается - Таунсенд Сьюзан Сью - Современная зарубежная литература
- Куриный бульон для души. 101 рождественская история о вдохновении, любви и чуде - Хансен Марк Виктор - Современная зарубежная литература
- К югу от границы, на запад от солнца - Мураками Харуки - Современная зарубежная литература
- Дорога перемен - Йейтс Ричард - Современная зарубежная литература