Читать интересную книгу Чертов ангел (СИ) - Максимовская Инга

— Знаешь, я не думал, что ты настолько слабачка, — голос Синоптика прозвучал прямо над самым моим ухом. Вот блин, у них это семейная традиция, что ли, подкрадываться к размечтавшимся красивым женщинам? Красивым, задумчиво гшлядящим на дождь, философиням. Философкам. Философшам, тьфу ты черт, идиотский феминитив.

— Зато я всегда знала, что ты придурок, — рыкнула я, в душе очень даже радуясь, что мой пациент скорее жив, чем мертв. Ну да, Антон сейчас выглядел вполне себе ничего. Вот только я не люблю настолько красивых мужиков. Я им не верю.

— Может займешься чем? Ужин например приготовишь. Это прекрасно, конечно, что ты релаксируешь. Но иногда кроме пищи духовной, хочется мяса, и желательно с салатиком. Соня еще ребенок…

Нет, ну надо же нахал. Я аж замычала коровой от такой наглости. Это что еще за стереотипы? Я кухаркой не нанималась.

— А у тебя руки растут из того места, которым ты думаешь, — ощерилась я. Хотя, надо сказать, что мне тоже надоел сухпаек и рагу из банок. Только вот ездить на себе нельзя позволять, этой семейке «хищных крокодилов» я не накмерена. Им только палец покажи — оттяпают по локоть, отрыгнут и дожрут несчастную Анфиску. Я уже поняла их. Потому и сказала, — женщины созданы не для кухни, если ты еще не успел этого осознать. Эгалитарность никто еще не отменял. В Женеве даже билль о равенстве полов написан и утвержден. Так что иди ты в пень, Погодский. С места не сдвинусь, пока ты мне не расскажешь, какого черта ты искал в моем доме и чего это Аллесгуту так захотелось твоей кровушки. Уж точно не потому, что ты не сошелся с ним во мнениях по поводу способа лазания по крышам домов, постороенных по приказу горластого любителя кукурузы, любщего колотить сандалией по трибуне

— Ничего не искал, — на голубом глазу соврал этот мерзавец. Ни одним движением не выдал своего вранья. Черт, зря я столько времени убила за прочтением умнющих книг по психологии. — Тебе просто так повезло.

— Ну да, я вообще везучая, — с сомнением протянула я, не поверив красавчику ни на одно мгновение. А он занервничал. Не выдержала душа чертова ангелочка. — И всем, кто со мной связался, приношу только радость и счастье, и мешок добра.

— Мне не нужен мешок, — взревел Погодский, — только если для того. чтобы запихнуть в него одну невероятно бесячую, болтливую бабу. Я не хочу твоей гадской удачи. Я хочу, чтобы ты приготовила обед, пока меня не будет.

— Эй. А ты куда это намылился? — с подозрением спросила я, наблюдая, как мой пленитель пытается с размаху запихнуть руку в рукав, невесть откуда появившейся ветровки. Плохо у него получалось. надо сказать. Бабуля в таких случаях говорила "сорвясь, задницу не вытрешь". Мудрая была женщина. Интеллегентка. — Без меня не пойдешь. Слышал, что я тебе сказала.

— Лучше молчи. — Погодский подскочил ко мне, и судя по тому, что его лицо цветом стало похоже на переваренную свеклу — бордовое с красными прожилками, я поняла, что выбесила его окончательно. Надо же. Нервный какой. — Если не хочешь, чтобы я тебя убил.

— И съел. — поддержала Тоху Сонечка. Эта девчонка исчадье ада, я давно уже это поняла. Хлопая ресничками, похожими ена крылышки мотылька, она способна вырубить вражескую армию идущую в бой, —Наша Анфиса не умеет просто готовить. Ты еще не понял, что такое притащил в дом, папочка?

— Имейте уважение, юная леди, — выставив вперед перст, я замерла на месте. Это я то не умею? Да я, да у меня…. Ну да, я не умею. Шмойлов говорил, что мою стряпню нельзя даже свиньям давать, во избежании несварения и падежа скота. Мой буайбесс пострашнее будет африканской чумы свиней. Вот только сейчас в своей несостоятельности я призналась бы только под страхом смерти.

— Давайте ваши чертовы продукты, — прорычала я, напугав до смерти крутого Погодского. По крайней мере в глазах его отразился ужас. А вот малышка и глазом не моргнула. Ах. Ну да, я все время забываю о ее глухоте. — Обед у вас будет — закачаетесь.

— Это не страшно, качаться, Тох. Главное не отдуплиться молодыми, — хихикнула мелкая паразитка. — Только вот харчи у нас закончились. Придется нам с моей новой мамулей в сельпо сходить.

— Я тебе не мамуля, — голосу, которым я это выкрикнула, позавидовала бы среднестатистическая годзила. Синоптик, подскочил на месте. Надо же, раньше я за ним таких припадков не наблюдала.

— Ну? А я думала очередная Тохина пассия, они все мне мамулями хотят стать. Прости, я ошиблась, ты даже тупей его предыдущих кур.

— Еще слово, и я тебя… — выдохнула я, схватившись за ремень на джинсах, выдернула его из шлиц, другой рукой ловя штаны, — ох, ешкин кот.

— Руки коротки, и кишка тонка, — показала мне язык мелкая нахалка и ломанулась в глубь дома. Я понеслась за ней, споткнулась об штанину и начала заваливаться на пол, понимая, что сейчас ухайдокаюсь мордой об кафель, и стану еще прекраснее, чем обычно. Закрыла глаза ожидая удара.

— И снова я спасаю твою высокоморальную задницу, — хихикнул Синоптик, крепко ухватив меня за шкирку прямо возле пола. Сильные руки подняли мое безвольное тельце, легко, словно пушинку. — Можешь уже «разжмуриваться».

Я приоткрыла один глаз, и уперлась ошалевшим взглядом в крепкую грудь, обтянутую белой футболкой. Он пах морем, мятой и солнечным днем. Ну, точнее одеколоном, зубной пастой и кремом для бритья, но что — то я совсем поплыла. Видимо сказывалась моя женская неопытность, ведь кроме Шмойлова я в своей жизни никого и не знала. Даже не представляла, что посторонние бандиты смогут так разволновать мое воображение. Погодский, кстати, тоже, как — то странно замолчал, и даже перестал скалиться. Сграбастал меня своими ручищами, как то слишком крепко. Через чур, я бы сказала, до боли и судя по всему не собирался разжимать своих пальцев.

— Я так и знала, — Сонечкин осуждающий голос прозвенел в воздухе, и явно ударил резонансом по вздрогнувшему Антону. Он словно протрезвев, оттолкнул меня от себя. И я этому была, кстати, очень рада. — Ты меня обманул. Снова соврал. Гад ты, Тоха.

— Соня, я… — Это не то, что ты подумала. Пожалуйста, — Антон бросился за убегающей, всхлипывающей девочкой, оставив меня совсем одну, в полнейшей растерянности.

Честно, меня поразила реакция малышки, могу поклясться — это была ревность. Я пошла на громкие голоса. Спорщики стояли в центре кухни и срывая горло орали друг на друга. Показалось даже, что между ними мелькают яростные молнии. Я моргнула, прогоняя морок.

— Она просто упала, а я поймал, — проорал Синоптик. — Это нормально, так бы любой адекватный человек сделал. Или ты считаешь, было бы правильно, смотреть. как она впивается в наш пол своими зубами?. А у тебя паранойя. Ты всегда видишь то, чего нет. И зачем ты врешь, про вереницу баб, которых я якобы вожу сюда? Соня, ты добьешься. Я займусь вплотную твоим воспитаниеми. Хорошего отношения ты не ценишь.

— Ага. И потому смотрел на эту чертову бабу, словно сожрать хотел. И почему ткебя так волнует, что эта мартыха подумает о твоем молральном облике? Ты обещал. Обещал, что кроме моей мамы никого не сможешь полюбить. Ты говорил, что мы будем только вдвоем. Ты просто гад. И Анфиска эта. Где ты ее нашел. Она же ее копия…Давай, воспитатель, розги вымачивая, я все равно тебя ненавижу, понял?

— Ты не можешь помнить, какая она была, — вдруг тихо сказал Синоптик, и я заметила, как в уголках его губ залегли скорбные морщинки. Они меня не видели, не знали, что я подслушиваю и подсматриваю. Ну да, я и не хотела скрываться, а потом решила, что некультурно вмешиваться в семейные разборки. Подслушивать тоже не очень то хорошо, бабуля говорила, что западло так делать, дословно. Но из двух зол надо было выбирать меньшее. Потому я затаилась в темном углу, откуда мне хорошо «простреливалась» вся кухня, но в то же время я была скрыта от взглядов спорщиков.

— Я помню, — всхлипнула девочка. — И как она меня по голове гладила, и улыбку — я помню. А еще я помню маки. Алые, расплывающиеся маки на ее цветастом платье. Я помню. А ты предатель. Она из — за тебя погибла. А ты шалав всяких тащишь. Топчешься по маминой памяти грязными кроссовками.