— Жалостливый ты, Горыня, — сказал другой голос. — Какой прок, чтобы он в отключке помер? Весь его род мучить надо медленно, с оттяжечкою...
— Да за что? — удивился первый.
— Как за что? Ты забыл уже, что стряслось? Кошки вообще нам первейшие враги, сам Кощей сказал. Так его в Авалоне учили.
— В королевствах все не как у людей. Кошка тварь мелкая, я их и не замечаю.
— Вот то-то Дубыня тоже не замечал!
— Ну и что? — простодушно сказал Горыня. — Это ж его разделали, а не меня.
Баюн открыл глаза. Он был в лесу, и уже давно опустилась ночь. Над ним стояли двое великанов с палицами. Поотдаль горел костер. Кот встал, что-то звякнуло, и он понял, что шею охватывает цепь, а другой конец ее привязан к могучему дубу.
— Сиди, сиди, — сказал второй великан. — Отбегался. Можешь нам сказку пока рассказать, или там песенку спеть. Ну, чтобы хоть запомнили! — Он гулко хохотнул.
— Где Кощей? — прохрипел кот. Все тело ломило.
— Ускакал, — ответил великан. — Тебя постановил казнить за измену и за смерть нашего брата Дубыни.
— К-какого Дубыни?
Великаны переглянулись и заржали, как лошади.
Оказалось, они прикрывали Кощею отход. Дубыня отшвырнул Баюна, и кошачья армия бросилась не на Кощея, а на великана. Его братья, Усыня с Горыней, отбить Дубыню живым не сумели, но много котов убили и еще больше покалечили. Остальные бросились наутек, а Кощей к тому времени уже выбрался из Лукоморья живым и невредимым.
— Царем себя Соловей объявил, — сказал Усыня. — Царь он поганый, ну да это не беда. Мы с ушкуйниками уже сговорились — как соловейские всех несогласных перевешают, мы их самих на колья насадим.
— А Горох? А Черномор?
— Гороха казнить не успели как следует, жалко. Он из терема бросился сдуру через главные ворота, там его насмерть и затоптали. Богатыри черноморовские почти все подохли — тел двадцать, что ли, валялось. А самому Черномору Соловей руку покалечил да глаз вынул — так тот и утек. Ну да недолго ему бегать.
«Все кончено», подумал Баюн и залился слезами. «Это я виноват. Я всех погубил. Будь ты проклят, Финист! Почему я не послушал Скимена? Навь ты и навью остался!»
— Мы сейчас маслице подогреем, — продолжал Усыня. — Это быстро, дрова хорошие. Или ты молоко любишь больше? Ты же кот?
— В молоке только баалы пустынные делают, — заспорил Горыня.
— Ну и что? Тебе-то кто запрещает?
— Может, вертел все-таки?
— Да ну, возиться с ним! А так и шкура сама слезет.
Усыня направился к костру, а Горыня остался с Баюном.
— Слушай, — вкрадчиво сказал кот, — чего это ты ему позволяешь собой помыкать?
— Ну, позволяю, — ответил Горыня. — Так он ведь брат мой. Как иначе-то?
— Я же тебе не враг, — понизил голос Баюн. — И Дубыню я не убивал.
— Знаю. Да не кипешись ты, все быстро кончится. Масло лучше воды. Жарче. Я ж тебе тоже зла не желаю. Ты с Кощеем ходил, а не с Горохом.
— Так может ты меня отпустишь, Горыня? Я ведь просто кот. Какой от меня вред?
Горыня задумался.
— Нет, — сказал он. — Извини, брат. У меня с утра маковой росинки во рту не было.
Масло закипело быстро. С Баюна сняли цепь. Кот рванулся изо всех сил, но в могучих руках Усыни не получилось даже шевельнуться.
— Ишь, — оскалил зубы великан, — разбежался!
Увидев бурлящий и шкворчащий котел, почувствовав жар, Баюн в ужасе закричал. Он снова забился, но великан держал его крепко.
— Дубыне привет! — было его последним напутствием. После этого мир превратился в одну чудовищную, невообразимую боль. Когти кота скрежетали по чугуну, безумно ища выход и не находя. Котел ходил ходуном, но великаны не давали ему опрокинуться, для верности придавив крышку. Первые несколько мгновений в ушах Баюна звенели его собственные истошные вопли, а потом у него не стало ни ушей, ни рта. Он был комом агонизирующего мяса, затам исчезло и это.
Боль ушла. Баюн плавал в белом прохладном свете, отрешенно и даже с любопытством глядя, как далеко внизу два великана сливают масло, ставшее грязно-серым, а потом с аппетитом что-то поедают. Он позволил свету унести себя, и вскоре земля исчезла. Полупрозрачный Баюн плыл вверх, и в то же время ему казалось, что он на что-то опускается. Тут перед ним появился зеленый луг, и призрачные лапы кота утонули в сочной траве.
Луг был полон диковинных цветов. Журчал белый ручей, в котором вместо воды текли чистые сливки. Понюхав цветы, Баюн с удивлением понял, что они пахнут как свежайшая рыба или парное мясо, а на вкус от них и вовсе неотличимы.
— Баюн! Друже!
К нему бежал Серый Волк — тоже полупрозрачный и почти такой же, как был в жизни. Только на лбу появилась красная точка, да за спиной теперь росли крылья, как у Симаргла.
— Волк! Неужели ты тоже умер?
— Да, разорвала меня нечисть. Но бился я храбро и многих уложил.
Баюн опять заплакал.
— Прости меня, Волк! Я не должен был верить Финисту. Я предал вас всех, я предал Тридевятое!
— Нет, — сказал Серый, — не предал. Не кори себя. Они и так бы устроили то, что устроили. А мы их славно потрепали. Народ теперь уже никогда Кощею не поверит, а уж Соловья и подавно долго терпеть не станут.
— Да что толку, — вздохнул Баюн. — Было у нас одно зло, а стало их два. Где же Светлый Князь, про помощь которого Финист мне уши заливал?
— А вот Светлый Князь, — сказал Волк, — тебя как раз хочет видеть. Пошли.
Сколько Баюн слышал про небесный град Ирий, но и вообразить не мог, что там настолько красиво. Его глазам предстали тенистые рощи и цветущие сады, белоснежные ажурные мосты через теплые реки, башни из разноцветного мрамора, залитые солнцем побережья, заснеженные горы, терема, висящие в воздухе. У людей здесь во лбу был цветок или звезда, а многие звери щеголяли крыльями.
— А где боги Прави? — спросил Баюн.
— Боги выше. Еще выше терем Светлого Князя. Еще выше ангельские чертоги, а потом Небесный Престол. Нам подниматься нельзя. Князь сам спустится.
У каждого человека есть добрый дух-помощник, что предупреждает о беде, дает советы или выручает в тяжелую минуту. Есть такие духи и у народов. Человек своего духа не чувствует, как не чувствует своего здоровья, пока его не лишится. Не чувствует и страна. Но без народоводителя она рассыпется, истлеет, подобно мертвому телу.
Они встретились со Светлым Князем в просторных, богато убранных палатах. Истинный облик Князя, как и любого высшего небожителя, могли видеть лишь боги и ангелы. Для Серого он предстал Белым Волком — царем всех волков. Для Баюна — русобородым человеком, одетым просто, но с алмазным венцом в волосах.
— Спасибо, Серый Волк, — кивнул Князь. — Можешь идти.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});