Читать интересную книгу За час до рассвета - Яков Кривенок

Бросив на стол деньги, он взял Ружу за руку, и они вышли из казино.

Чуть подождав, на улицу выбежали Сашко и Витя. На углу Энно и Ружа расстались.

Опустив голову, не замечая прохожих, цыганка медленно вошла в городской парк с ажурной чугунной оградой.

Сашко шепнул другу:

— Карауль у входа.

— Угу.

Парк находился в запустении, буйно пахло прелыми листьями, в голых ветках тоскливо свистел ветер, каркали вороны.

Ежик свернул на боковую дорожку, где гуще росли деревья. Цыганка обернулась, настороженно оглядела пустые аллеи. Ствол дуба спрятал Сашко. Уверившись в безопасности, она подошла к летней эстраде.

Мальчик, пригнувшись, перебегал от дерева к дереву, подкрался к эстраде с другой стороны, выглянул из-за угла: цыганки нигде не было.

Притаился у стены, ждал. Внезапно она вылезла из-под сцены с тяжелой корзиной. Когда Сашко высунулся вторично, она скрылась.

Ежик смекнул: направилась в дальнюю часть парка, туда, где растут черемуха и боярышник. Действительно, среди низких густых кустарников замелькал ее яркий платок.

Метров двести Ружа прошла вдоль ограды, потом пригнулась и вдруг очутилась по ту сторону забора.

Сашко быстро нашел лаз, которым она воспользовалась.

Парк выходил к самому морю. Берег был крутой, скалистый. Следуя дальше за Ружей, Сашко выбрался на Приморский бульвар, который тянулся вдоль длинного ряда старинных кирпичных домов.

Эту часть города, примыкавшую к порту, немцы подвергли массированной бомбежке. Почти вся улица была в развалинах. Мальчик не спускал глаз с Ружи.

В порту прозвучал орудийный выстрел. «Что это?» — удивился Сашко и невольно прижался к стене дома. Немного подождал. Выстрелов больше не было. Посмотрел вперед и обомлел — улица была пуста.

Подбежал к каменной высокой ограде, у которой только что была Ружа. Здесь помещался санаторий для больных костным туберкулезом. Раньше Ежик с дружком зарился на растущие там персики, яблоки, груши, редких сортов виноград. Как ни ухитрялись перемахнуть через ограду, не могли. Знал он и другое: в самом начале войны санаторий эвакуировался.

Сейчас тяжелые входные ворота были отброшены взрывом на улицу. Мальчик нерешительно вошел во двор.

Двухэтажный дом, построенный буквой «Т», окружали древние, покрытые мхом тополя и каштаны. Во все стороны разбегались асфальтированные дорожки, теряющиеся среди фруктовых деревьев. Бомба угодила в середину здания. Сохранились лишь наружные стены метровой толщины, выложенные из красного кирпича.

Парадные двери, сорванные с одной из петель, качались на ветру, скрипели. Ежик ткнулся в коридор — дорогу преградили потолочные балки. Влез в оконный проем. Со стен свешивались обрывки проводов, трубы, на полу лежали кучи битого кирпича, штукатурки. С трудом перебравшись через них, Сашко заглянул в дверной проем, ведущий, видимо, в кухню. Навстречу метнулась, громко хлопая крыльями, какая-то птица. Испугавшись, он отскочил в сторону, задел отвисшую трубу и чуть не погиб: со второго этажа рухнула кирпичная глыба.

Осторожно выбрался из развалин, обошел сад, подставил лестницу, залез на ограду, оглядел все вокруг.

Цыганка словно сквозь землю провалилась.

□

Выслушав рассказ Ежика, Ирина задумалась. Поведение цыганки более чем странно. Развлекается в казино, тащит куда-то тяжелую корзину и исчезает в развалинах.

— Ну чего о ней долго думать? — сказал Сашко. — Я не все слышал, а кое-что понял: фашисту жаловалась на Советскую власть. Она молдаванка, отец был крупным виноторговцем, раскулачили…

— Но тогда зачем она прячется от фашистов?

На миг Сашко задумался: «В самом деле — зачем?» Но это лишь на миг.

— Скрывается от нас, — нашелся он. — Шпионка она, я докажу… с Витькой. Мы завтра весь санаторий этот облазим.

— Нет, здесь что-то посложнее, Ежик.

— До революции там грек-миллионер жил, — вставила Надежда Илларионовна. — Разное о нем в народе плели. И контрабандой он промышлял, и фальшивые деньги печатал… Врали по-всякому. И будто прямо из дома к берегу тайный ход пробит, вроде бы тоннель, что ли. По нему-то и проносили контрабанду. Но ход этот, когда грек бежал от революции, взорвали или затопили. Не знаю, правда ли это, нет ли. А вот в подвалах еще долго находили всякую всячину: монеты какие-то не наши, посуду серебряную…

Ежика хлебом не корми — дай послушать истории.

— Ну а дальше что? — с любопытством спросил он.

— А дальше ничего. Санаторий в том доме разместили, а в подвалах — кладовки, наверное, разные…

РУЧЕЙКИ ТОЧАТ ЗЕМЛЮ

Больше месяца Юрий Маслов работает на одном паровозе с Петром Петровичем Луниным. За несколько совместных поездок Юрий привязался к степенному, скупому на слова Петровичу. Порой за всю дорогу не проронит ни слова, но Юрий все время чувствует на себе его заботливый взгляд, готовность прийти на помощь.

В пропахшей дымом и мазутом дежурке депо, куда Юрий зашел за путевым листом, примостившись у стен, на корточках сидели машинисты. Друг друга они знали не первый год и все же свое мнение о недавно полученных паровозах высказывали намеками. Один только дядя Митя был откровенен:

— Я от него, проклятого, скоро чахотку наживу. Капризный, как девчонка, и на деле хлипкий. Нашим, бывало, зацепишь столько вагонов — хвоста эшелона не видно, а он себе прет и в ус не дует… А эти…

Взяв путевку, Маслов поспешил на паровоз. Сегодня они ведут эшелоны с танками.

Справа от полотна простирается море, слева — бескрайние, унылые поля.

Холодный порывистый ветер поднимает клубы песка, бросает в лицо. Юрий не узнает знакомых мест: в каждом селении следы разрухи. Там, где кипела веселая пристанционная жизнь, — кучи щебня.

Юрий, поглядывая на машиниста, решил попробовать новый метод диверсии. Хитрого в нем ничего не было. Нужно поднять пар в котле паровоза выше допустимой нормы, и топка его неизбежно покоробится. Так и случилось. На небольшом подъеме паровоз запыхтел, а потом неожиданно затоптался на месте. Поезд потянуло назад. Как ни старался Лунин, а состава поднять не мог.

Машинист открыл дверцу и, глядя на, Юрия, покачал головой:

— Покоробило.

Сопровождавший эшелон офицер выхватил револьвер, ударил Лунина в грудь. Тот стоял на своем: «Нашего климата паровозы не выдерживают. Мороз — ничего не сделаешь».

Домой Юрий с Луниным возвращались на тормозной площадке товарного вагона. Машинист угрюмо молчал, непрерывно курил.

Показался Приазовск. Лунин подвинул железный сундучок ближе к помощнику, поудобнее уселся и, наклонившись, сказал:

— Паровозы новые, а дрянь. Заметил, трубы у них вальцованные. В топке всегда надо держать равномерный огонь. При больших колебаниях температуры в связках обязательно появятся зазоры. А там и…

Петрович явно подсказывал еще один путь к авариям.

В депо их ждали печальные известия.

— Дядю Митю взяли, — одними губами промолвил дежурный.

— Куда? — не понял Маслов.

— В гестапо. Приказано расследовать и твой, Петрович, случай… Ох, ох! Кто на очереди — трудно сказать.

Лунин развел руками:

— А что тут расследовать?.. Не по нашему климату их паровозы. Здесь не Африка.

Дежурный по депо, как на чудака, взглянул на Лунина:

— Попробуй потолкуй с ним, толстомордым. У него один ответ: партизан, диверсант — и крышка.

□

Не успел Маслов раздеться — на пороге Ирина Трубникова. Следом явился ее брат, Константин. Пришли разными дорогами.

— За мармеладом мы, — сообщил Константин.

— Угощать кого собираетесь? — спросил Маслов.

— Железку.

— Сейчас. — Юрий вышел. Вернулся с чемоданчиком. — Получай.

Девушка приподняла его:

— О, тяжелый мармелад.

— Фрицевский, — отозвался Маслов. — Остальной груз в карьере.

— Найду. Дай пару лимонок.

— Иждивенец ты, Трубников, с поповскими повадками: дай и дай, — пошутил он, — приучайся говорить — «возьми».

— Часа через два скажу фрицам… Не задерживай.

За Масловым снова закрылась дверь. На этот раз он принес три гранаты.

— Хватит? — И опередил просьбу Кости: — Товар дефицитный, на базаре не купишь, экономь.

Напившись пустого чая, брат и сестра Трубниковы поднялись.

— Возьмите меня, — взмолился Юрий, — пути тщательно охраняются. Втроем надежнее.

— Нас и так трое. У тебя — свое. — И обратился к сестре: — Сверим часы, я сразу — за «багажом»…

Юрий снял с вешалки фуфайку, шапку-ушанку, уговорил Ирину надеть. Брат и сестра поспешно покинули теплую квартиру.

□

Поджидая Ирину, Метелин снова и снова вспоминал последнюю встречу с Максимом Максимовичем. Прежде всего секретарь подпольного горкома партии устроил ему порядочную головомойку, назвал донкихотством его расклейку прокламаций. «Геройствуешь, сынок, себя показываешь, — жестко упрекнул он Семена. — Быть лично храбрым — чрезвычайно мало для руководителя. Сделать всю организацию неустрашимой, сплотить ее, как одно целое, поднять на врага — вот наша цель. Без особой надобности засовывать в петлю голову — всю организацию под удар ставить! Одна головешка костра не делает. Ручейки точат верхний слой земли — это хорошо. Но нам требуется мощный поток!