спорить не стал, отсчитал ему монетки, взял чемодан с саквояжем и спрыгнул на мостовую. Извозчик проводил его взглядом.
«Ну, ну! — подумал злорадно. — Заждались вас здесь».
— Но, пошла! — прикрикнул на кобылку, шлепнув ту вожжой. Следовало уезжать как можно поскорее. У Хвостовой седоку дадут от ворот поворот, а скандала извозчик не хотел. Он свое дело сделал. Ну, а что не предупредил, так не спрашивали.
* * *
Аглая пребывала в дурном настроении. С одной стороны, радость — наконец освободил квартиру поручик, надоевший безобразиями. То пьянку шумную затеет, то непотребных девок приведет. А те скачут и орут, словно лошади в стойле. Жильцы жаловались и грозились полицией. Пришлось пообещать поручику сообщить о его художествах командиру полка. Офицер съехал, но не заплатил, задолжав за два месяца. Обещал вернуть, только перспективы виделись туманными. Денежки — тю-тю. Аглая этого не любила, потому и переживала.
Было время, когда такие заботы ее не волновали. В восемнадцать лет Аглаю выдали замуж за коллежского советника Хвостова. Жених был много старше, вдов, имел взрослых сыновей, зато служил по финансовому ведомству, где занимался акцизами. В Туле слыл завидной партией. А семья Аглаи была небогатой. Отец — учитель гимназии с невеликим жалованьем, двое сыновей и дочь, которая, считай, бесприданница. Кто ж такую замуж возьмет? И тут появился Хвостов. Красотой он, правда, не блистал и в принцы не годился. Не герой романа. Аглая поплакала и смирилась — лучше так, чем в девках оставаться. Скоро поняла, что горевала зря. Николай Гаврилович жену обожал. Не жалел денег на наряды и украшения. В женских собраниях Аглае отводили почетное место — госпожа коллежская советница[22]. В Москве или Петербурге таких, может, пруд пруди, а вот в Туле обыскаться. Дамы, годившиеся ей в матери, кланялись первыми. Глазками сверкали, но никуда не денешься — этикет.
Так прошло десять лет. Детей у пары не случилось, но Хвостов не переживал — у него имелись сыновья. Мачеху они не выносили, что Аглаю не тревожило — пасынки жили далеко. Один — в Вильно, а другой в Пензе. Муж дал им образование и пристроил на службу, после чего объявил:
— На мои деньги не рассчитывайте. Я начинал коллежским регистратором[23] и всего добился сам. Вот и вы старайтесь. Что делать, знаете. Я же поживу для себя — заслужил.
Любви к мачехе у детей такое заявление не добавило. Аглае было наплевать. Муж ее любил и заботился. Приобрел доходный дом на ее имя. Так поступали многие чиновники. Купишь сам, спросят: деньги-то откуда? Жалованье хоть приличное, но на дом не хватит. Ну, а так жена приданое вложила. Не беда, что у Аглаи его не было совсем: кто об этом знает?
Дом был новым и большим. Его начал строить купец, но не завершил — разорился. Банк выставил дом на торги, тут Хвостов и подсуетился. Чтобы довести дом до ума, взял кредит — опять-таки на ее имя.
— Не волнуйся, душенька! — успокоил жену. — При моих доходах мы ссуду быстро вернем. Выплатим — и заживем припеваючи. Мне скоро пенсион выйдет, срок подходит. Держать в должности не будут — много на нее желающих. Доходы упадут, а тут дом будет кормить.
Так бы и случилось, не срази советника удар. Молодой вдове после похорон пришлось окунуться в прозу жизни. Для начала разобраться с пасынками — те претендовали на наследство. Кое-что им перепало, но по мелочи. Разевали рот на дом, но не получилось — на ее имя оформлен. Она купила, ей и принадлежит. Но зато возвращать кредит пришлось тоже ей. А там выплаты — вспомнить больно. Как вдове чиновника ей оформили пенсион, но его и близко не хватало. Банк предлагал дом купить, но Аглая отказалась. Он же заселен, жильцы деньги платят. Кто же продает дойную корову?
— Лучше постоянный доход, чем деньги сразу, — учил ее муж. — Пусть даже их много. Они все равно кончатся, а тут все при тебе.
Выплаты банку забирали доход почти целиком, но Аглая не печалилась. Рассчитается, и все будет ее. Пришлось, правда, сократить расходы. Она переехала в собственный дом, где заняла квартиру из двух комнат. Скромно, но не нужно платить. С делами управлялась без управляющего: хлопотно, но опять-таки экономия. В собраниях почти не бывала — на наряды не хватало денег. Можно и во вдовьем, но срок траура кончается. Придешь в ношенном — поползет молва: советница обнищала. Не беда: пару лет можно потерпеть. Придет час, и она вновь станет блистать в обществе. А тут этот поручик… Тридцать рублей задолжал, скотина! Половина ее пенсиона. Ей ссуду выплачивать из него?
Стук в дверь оторвал ее от терзаний.
— Войдите! — отозвалась Аглая. Это кого принесло?
Дверь отворилась, в комнату заглянул швейцар. Аглае приходилось его держать — дом-то приличный. Тоже вот расход. Пусть всего пять рублей в месяц[24], но и это деньги. Аглая скривилась.
— Прощения просим, — поклонился швейцар, — там квартиру снять хочут. Мужчина, молодой.
— Кто таков? — спросила Аглая, оживившись. — Он представился?
— Говорит: мастеровой.
— Мы не сдаем квартиры рабочим! — рассердилась Аглая.
— Так и сказал, — поспешил швейцар. — Говорю: тут чистая публика обитает. Ну, а он в ответ: так и я не грязный. Да и деньги у меня есть.
— Цену называл?
— Да, госпожа советница. Ответил, что согласен. Попросил вас позвать.
Аглая задумалась. Можно, конечно, наглеца выставить, но деньги уплывут. Лето, желающих снять жилье в городе нет совсем. Состоятельные господа переселяются на дачи, чтобы жить на природе. Вывозят семейства и даже мебель. С квартир съезжают или оставляют за собой, но за сниженную плату. Чтобы не терять жильцов, приходится терпеть.
— Как он выглядит? — спросила.
— Как обычный мастеровой. Полотняный костюм и косоворотка. Но ботинки на ногах дорогие, как и чемодан с саквояжем.
— Я поговорю с ним, — сказала Аглая и встала из-за стола. Надо разобраться. В конце концов недолго отказать.
По лестнице она спустилась на первый этаж. Швейцар топал позади. Незнакомца Аглая увидела издали. У входных дверей топтался молодой человек в светлом полотняном костюме. Рядом стояли чемодан и саквояж. Швейцар не соврал — недешевые.
— Вы хотели