Зайдя в трактир, городовой окинул зал взглядом и решительно направился к Федору.
— Добрый вечер! — поздоровался с ним мастеровой и отложил котлету. — Присаживайся, Семеныч! Водки выпьешь?
— А давай! — махнул рукой городовой и устроился напротив.
Федор наполнил стопку из графинчика. Городовой взял ее двумя пальцами, посмотрел на свет и опрокинул в рот. Крякнув, разгладил усы.
— Закусить желаете? — спросил мастеровой. — Сейчас полового кликну.
— Сыт, — покачал головой Семенович. — Лучше скажи, где шлялся целый день? Заходил в казарму, а твои и говорят: как ушел утром, так и не появлялся.
— По Москве гулял, — пожал плечами Федор. — В цирк зашел на клоунов посмотреть. Лошадки там ученые. В трактире посидел. Что не так, Семенович?
— Пристав[17] наказал за тобой смотреть, — вздохнул городовой. — Не нравишься ты его помощнику. Говорит: дерзкий. А мне, понимаешь, делать нечего, как за тобой ходить. Сам-то знаю, что человек справный, ни в чем дурном не замечен, но начальству не прикажешь. Съехал бы ты, что ли?
— Эт куда? — удивился Федор.
— На другой участок. Я бы так и доложил: объект более не проживает. Пусть у других голова болит.
— Соглашайся! — раздался в голове Федора голос Друга. — Это выход. Здесь оставаться нельзя, но съезжать было подозрительно. Тут же сами предлагают. На заводе так и скажешь: полиция велела.
— Съеду, — сказал Федор городовому. — Сам думал взять расчет — мало платят. Добрый токарь на заводе сто рублев может получать, коли мастерством владеет.
— Вот и ладно, — обрадовался Семеныч. — Прощай, Федор! Благодарствую за угощение.
Он встал и пошел к выходу. Федор проводил его взглядом, после чего доел остывшую котлету и кашу. Расплатился и вышел из трактира.
— И куда поедем? — спросил Друга за порогом.
— В Тулу, — сообщил тот.
— Почему туда? — удивился Федор.
— Там Императорский оружейный завод, — объяснил Друг. — У меня есть, что им предложить. Мастеровых оттуда призывать не будут — в войну понадобится оружие.
— А возьмут? — засомневался Федор.
— Если правильно себя подать, — успокоил Друг. — Слушайся меня, и мы заставим это мир вздрогнуть!
Глава 3
Паровоз, пыхтя дымом из трубы, подкатил к Московско-Курскому вокзалу. Встал, лязгнув сцепками. Открылись двери вагонов, и на перрон стали выходить пассажиры. Из синих и желтых[18] — купцы, офицеры, чиновники и помещики. Шли дамы в шелковых платьях и шляпках. Из зеленых вагонов валил простой люд — мастеровые, крестьяне, женщины в платочках. На перроне стало суетно. Засновали носильщики с бляхами на груди, громко предлагая свои услуги, вопили разносчики, рекламируя немудреный товар: булки, пряники, леденцы. В толкотне и гаме никто не обратил внимания на мужчину, вышедшего из зеленого вагона. На нем был легкий бумажный[19] костюм без жилетки, косоворотка и кепка. На ногах — ботинки коричневой кожи. В руках он нес такого же цвета саквояж и чемодан. Пройдя перроном, Федор, а это был он, выбрался на привокзальную площадь и подошел к извозчику, грустившему на облучке. Причина грусти читалась без труда: денежных пассажиров расхватали конкуренты.
— Свободен, шеф? — спросил мужчина, ставя чемодан на землю. — Или ждешь кого?
Что такое «шеф» извозчик не знал, но вопрос понял. Опытным взглядом окинул вопрошавшего. Одет как мастеровой, но во все новое, саквояж и чемодан дорогие. Деньги явно есть.
— Двугривенный в любой конец, — буркнул хмуро.
— Дам три, если отвезешь к дому, где сдают квартиры, — пообещал потенциальный седок. — Только, чтобы дом хороший: водопровод, электричество, ванна и теплый клозет. И неподалеку от оружейного завода. Есть такой?
— Разве что на Миллионной, — почесал в затылке извозчик. — Доходный дом советницы Хвостовой[20]. Но там дорого.
— Ничего, — сказал мастеровой и забросил чемодан в коляску. Следом впрыгнул сам. — Трогай, шеф!
Дорогой они обгоняли пассажиров, решивших сэкономить на извозчике. Навьюченные сумками и узлами, они брели к городу[21], заняв всю дорогу. Извозчику приходилось покрикивать, чтобы расступились. Наконец, дорога освободилась, и коляска въехала в город. Седок молчал, хотя было видно, что в Туле он впервые. Такие обычно пристают с вопросами. Отвечать извозчик не любил — был из неразговорчивых. Если бы он слышал диалог, который шел в голове седока, то сильно удивился бы.
— Зачем гривенник переплатил! — возмущался Федор. — Он бы и за два отвез, а то и менее. Следовало торговаться. Все так делают.
— Успокойся, Федя! — отвечал Друг. — Привыкай жить по-новому. Мы с тобой не босяки с Привоза. Уважаемые люди, и должны вести себя соответствующе.
— А еще чемоданы эти, ботинки, костюм из чесучи, — продолжал ворчать Федор. — Ладно полотняный, в нем по летнему времени не жарко. Чесуча-то зачем? Шерстяной дешевле стоит. И какой! Из бостона.
— В шерстяном запаришься, — возражал Друг. — Чесуча легкая, пропускает воздух. Ваша нынешняя мода — телу смерть. Выходной костюм обязательно с жилеткой независимо от погоды. А коли жара? Да еще белье дебильное — кальсоны и рубаха. Взмокнешь. Маек и трусов нет.
— Это что? — удивился Федор.
— Легкое белье. Сорочка без рукавов и подштанники выше колена.
— Кожа от штанин зудеть будет, — не одобрил Федор.
— Если ткань шерстяная, — возразил Друг, — ну, а ноги потные. В чесуче не запаришься.
— Дом захотел дорогой, — не отстал Федор. — На хрена нам квартира? Ночевать можно и в гостинице. У нас места нет. Неизвестно примут ли и какое жалованье положат. Может, зря ехали.
— Предоставь это мне, — успокоил Друг. — На завод сразу не попремся. Оглядимся, знания подтянем. Для того и квартира. Ну, а деньги… Сколько из-под камня достал?
— Шесть сотенных.
— Твое жалованье за год.
— Больше ста уже потратили, — буркнул Федор.
— Ну, и хрен с ними! Не жалей. Лучше посмотри вокруг. Нравится? Нам тут жить…
Пока длилась эта перепалка коляска миновала мост через Упу и стала подниматься по Миллионной. Возле длинного кирпичного здания извозчик остановился.
— Доходный дом Хвостовой, — объявил, указав кнутом. — С вас три гривенника.
— Свободные квартиры здесь имеются? — поинтересовался седок.
— Сами спросите, — буркнул извозчик и протянул ладонь. — Деньги!
Седок