В дверях стояли три девчонки, молча наблюдая за нами. Одна из них, миниатюрная, как Дюймовочка – будто сделанная в масштабе 1:2, – обернулась к подругам и что-то прошептала. Я взглянула на нее.
У нее были светлые короткие волосы и такая тонкая кожа, что она казалась совсем прозрачной.
– Как это вообще случилось? – строго спросил Джастин, но из-за насморка это прозвучало несколько комично.
– Э-э… ну, я вышла на веранду… здесь, у мамы – вы же соседи, да? Она живет… там, в красном доме.
Я наобум махнула рукой куда-то влево.
– И как тебя зовут?
– Майя. Майя Мюллер.
– Майя. Ты что же, носков не носишь?
– Почему? Ношу… Но в тот момент была без носков.
Он внимательно изучал мою ногу, а мне оставалось лишь молить бога о том, чтобы от нее не воняло. Мне вспомнилась мамина ненависть к носкам, ее вечные разглагольствования о том, как от них преют ноги, становясь потными и вонючими. Первым делом, придя домой, она стаскивала с себя носки – резким, почти агрессивным движением, как будто те нанесли ей смертельное оскорбление. При первых же признаках весны, как только позволяла погода, она переобувалась в босоножки и не вылезала из них до заморозков. Я всегда надеялась на ранние морозы, поскольку стыдилась ее голых ног в октябре. Дома она ходила исключительно босиком, непрестанно уговаривая меня следовать ее примеру, хотя я сто раз ей объясняла, что предпочитаю ходить в носках и что меня они не раздражают так, как ее. Она только качала головой – это не укладывалось в ее сознании. Не поддавалось пониманию.
– Пинцетом здесь не обойтись, – сурово констатировал Джастин и продолжил: – Слишком глубоко сидят.
Я сглотнула. Он выпустил мою ногу и потребовал у Дюймовочки, стоящей в дверях, булавку, которой была заколота ее кофта, выкроенная из одного куска.
– Полагаю, вы знаете, что сейчас апрель? – неожиданно спросил он, не сводя глаз с моей ступни.
Я посмотрела на девочек в дверях, но они молчали.
– Это ты со мной разговариваешь? – переспросила я.
– А с кем же еще? Так знаете или нет?
– Я… да, вообще-то, знаю. Апрель, – тихо ответила я и кивнула, не глядя на него.
Я не осмеливалась посмотреть ему в глаза. Он что, шутит?
– И вы считаете, ходить босиком в апреле – это разумно? – строго продолжал он.
Я осторожно покосилась на него.
– Ты шутишь?..
Она мельком взглянул на меня и насмешливо улыбнулся.
– Ага.
Светловолосая девочка-эльф проскользнула в ванную и протянула ему булавку одной рукой придерживая кофточку. Я посмотрела на нее, но она застенчиво потупила глаза. Сквозь полупрозрачную кожу просвечивали голубоватые вены, тончайшей сеточкой опутавшие веки. Казалось, от нее исходит светло-фиолетовое сияние.
Джастин ее даже не поблагодарил. Вместо этого он достал зажигалку и принялся прокаливать кончик булавки. Через пару секунд металл стал ярко-оранжевым. Я сглотнула. Он подул на острие.
– Ас пальцем у тебя что? – спросила подруга Дюймовочки, девица в огромных очках в черепаховой оправе. В ее речи проскальзывал провинциальный говор, хотя она изо всех сил старалась его скрыть.
– Я его отпилила.
– Что-что ты с ним сделала? – забывшись, ахнула она, и деревенский выговор тут же дал о себе знать.
– Отрезала. Электропилой.
– И зачем?
Она сделала шаг вперед, стараясь рассмотреть меня получше.
– Так, надоел.
Выдержав паузу, я снисходительно улыбнулась – чересчур поспешно, обычно мне удается выдержать паузу, с Энцо, при желании, я могу продержаться целую минуту, – и добавила:
– Да нет, шучу. Несчастный случай. Я книжную полку выпиливала.
– Ты что, в ремесленном учишься?
– Нет, это был урок скульптуры.
– А почему ты выпиливала полку на уроке скульптуры?
Она поправила очки на переносице.
– А полка что, не скульптура?
– Ну не знаю… Не уверена…
Нет, ну надо же, до чего народ консервативный пошел!
Джастин повысил голос:
– Так, сиди спокойно!
Я почувствовала резкий укол булавки. И еще один. И еще. Время от времени Джастин сменял булавку на пинцет. Я старалась не смотреть, но блестящие металлические орудия в его руках притягивали мой взгляд.
– Есть! Достал!
Он торжествующе продемонстрировал нам здоровенную занозу. Мне стало дурно. Девочки в дверях зааплодировали, а Дюймовочка ободряюще мне улыбнулась.
Через несколько минут он выудил из моей ноги вторую занозу, но подцепить третью никак не удавалось – она сломалась сразу в двух местах.
– Сейчас, сейчас, надо вот только кожу тут немного распороть…
Перед глазами у меня почернело. Всего на долю секунды, но поскольку на мне были синтетические штаны и пуховик, а сидела я на гладкой фарфоровой крышке, этого хватило, чтобы соскользнуть на пол, ударившись затылком об унитаз. Ровно тем же местом, которым стукнулась днем ранее. И ровно тем же местом, по которому мне заехал дебил Ларе несколько часов назад.
Я и правда увидела звезды. Или по крайней мере голубые искры, какие видишь, если сильно потереть глаза. Уж казалось бы, что значит лоскут кожи для человека, потерявшего кусок пальца, но, видимо, это стало последней каплей – исчезновение мамы, все дела. Признаться, у меня даже выкатилась скупая слеза. Больше всего меня раздражало, что они теперь наверняка решат, будто это из-за удара. Примут за слабачку.
– Может, принести воды? – заботливо спросил Джастин.
Дюймовочка подала голос.
– Ой, я знаю! Тебе надо выпить чего-нибудь крепкого и закусить жгут из какой-нибудь тряпки, пока он будет вытаскивать занозу.
– Она малолетка, – оборвал Джастин Дюймовочку, но та не ответила. Лишь быстро исчезла в дверях.
Я даже немного расстроилась – не тому, что мне не придется выпить, просто я раньше считала, что выгляжу старше. Ледяным тоном я ответила:
Конец ознакомительного фрагмента.
Примечания
1
Обезболивающее с содержанием парацетамола и кодеина. – Здесь и далее примеч. перев.
2
Чертова деревенщина (англ.)!
3
«Пять минут» (англ.).
4
«Спотифай» (англ. “Spotify”) – шведский сервис для прослушивания музыки онлайн.
5
«Джастин Кейс» – американский телевизионный фильм 1988 г.