Читать интересную книгу Камчатка - Марсело Фигерас

22. Я нахожу сокровище

Окна нашей с Гномом спальни, затянутые противомоскитной сеткой, выходили на задворки участка. Из окон были видны столбы с веревкой для белья и сарайчик, где хранился садовый инвентарь. Между деревьев бродил папа, собирая ветки, – наверно, решил приготовить асадо.[25] Не приоткрывая окна, прямо через сетку я спросил:

– А у человека, который разрешил нам пожить на даче, есть сын по имени Педрито?

Папа помотал головой, а потом добавил, что вообще ни одного Педрито не знает.

В комнате было две разномастных кровати да тумбочка. И больше ничегошеньки. Встроенный шкаф – без дверец, ящики даже не оклеены пленкой. Спрятав открытку в тумбочку, я сел на кровать. Приподнял покрывало – под ним только голый матрас.

Обыскав комнату, я решил напоследок заглянуть в шкаф. Влез на ящики, заглянул на верхнюю полку… Нет, похоже, и тут пусто. Мне вздумалось сдуть с полки пыль. Взвилось такое облако, что я чуть не ослеп. Тер глаза, пока слезы не полились. Зато, когда ко мне вернулось зрение, я заметил на полке цветное пятно, которого раньше вроде как не было.

Педрито забыл в доме книгу. Она вся заросла пылью. Я вытер книгу о покрывало, раскрыл… Ключевая улика оказалась прямо на заглавной странице: надпись «Педро-75» неподдельными детскими каракулями.

Книжка была тонкая, но большущая, в яркой обложке. Называлась она «Гарри Гудини – мастер эскейпизма». В середине была вкладка – глянцевые листы с огромными, во всю страницу, картинками, и под каждой – подпись. Под первой: «Гарри с помощью своего брата Тео начинает практиковаться в эскейпизме». Или «В сумасшедшем доме»: Гудини в смирительной рубашке сидит в палате с обитыми войлоком стенами. Еще там была «Китайская пытка водой»: стеклянный ящик, доверху наполненный водой, а внутри – закованный в цепи Гудини с гирями на ногах.

Кто такой Гудини, я уже знал, но все мои представления были почерпнуты из увиденного по телевизору фильма. Гудини играл Тони Кертис. Гудини был волшебник или вроде того: куда бы его ни запирали, он сбегал. Помнится, его сажали в ящик и швыряли в замерзшее озеро, и Гудини выбирался из ящика, но все равно еле избегал смерти – ведь озеро было покрыто сплошной ледяной коркой, попробуй-ка вылези! Он заранее тренировался у себя дома в ванне, наполненной льдом. («Гудини свежемороженый».)

Я раскрыл книгу, начал читать и все читал и читал, пока не замерз; тогда я оделся, снова уткнулся в книгу и оторвался от нее, только чтобы зажечь свет: надо же, уже стемнело.

23. Откуда только не сбегал Гудини!

Вот что я узнал в тот вечер о Гудини.

Что родился он в Будапеште 24 марта 1874 года. Сто два года тому назад!

Что на самом деле его фамилия была не Гудини, а Вайс. Эрик Вайс. Отец у него был раввин (раввины – это которые големов оживляют) Мейер Шмуэль Вайс. Мать звали Цецилия.

Что его семья эмигрировала в Соединенные Штаты, когда ему было четыре года. Жили они бедно, и Эрик поневоле работал с самого детства: чистил ботинки, продавал газеты. В Нью-Йорке был курьером, а потом закройщиком на швейной фабрике «Рихтер и сыновья». Но лучше всего ему давалась работа курьера. Маленький Эрик отличался не только проворством, но и необыкновенной, не по возрасту, выносливостью: мог бегать чуть ли не весь день напролет! А весной, как только на Гудзоне вскрывался лед, он одним из первых прыгал в воду; плавание было его страстью.

Что в начале артистической карьеры он называл себя Эрик Великий, но затем, восхищенный мастерством знаменитого французского иллюзиониста Робера Гудэна, переименовал себя в Гарри Гудини.

Что поначалу ему ассистировал на сцене младший брат Тео.

Что в 1894 году Гарри Гудини познакомился с Вильгельминой Беатрис Реннер и через две недели они поженились. С тех пор она стала его ассистенткой. (В фильме Вильгельмину сыграла Дженет Ли, которая в жизни, между прочим, была женой Тони Кертиса.)

Что он предлагал вознаграждение всякому, кому удастся успешно заковать его в ножные кандалы, надеть на него смирительную рубашку или наручники, запереть его в клетке или в тюрьме, заточить в заколоченный гроб или, обвязав цепями, бросить в воду; но всякий раз он освобождался и сбегал – вот именно сбегал и никогда не должен был платить вознаграждение. Часто он вырывался на свободу из настоящих, бдительно охраняемых тюрем на глазах изумленной толпы журналистов и с молчаливого одобрения заключенных, которые смотрели и мотали на ус оказывается, побег-то возможен!

Что самым поразительным из его трюков была «Китайская пытка водой»: погруженный под воду, он четыре минуты обходился без воздуха, одновременно освобождаясь от пут и оков на глазах восторженной публики.

Что в 1913 году его мать, Цецилия Вайс, умерла, и он очень горевал.

Но все равно продолжал оттачивать свое искусство, пока не стал самым знаменитым эскейпистом всех времен и народов, великим мастером своего дела. На афишах писали: «Человек, который всегда вырывается на свободу». Свобода стала его профессией.

В книге подчеркивалось (для меня это стало откровением), что между иллюзионистами и эскейпистами есть огромная разница. Иллюзионисты только делают вид, что наделены сверхъестественными способностями. Гудини иллюзионистов терпеть не мог: ведь они компрометировали его искусство, изображая из себя волшебников, хотя даже самое завалящее чудо было им не под силу. Эскейписты – совсем другое дело: они ставят себе задачу и добиваются ее взаправду, по-честному, только благодаря своей отличной физической форме и умению владеть своим телом. Гудини очень волновала эта проблема, и он прилагал массу усилий для разоблачения шарлатанов. Иллюзионисты обманывают. Эскейписты, наоборот, служат истине.

В тот момент я не обратил внимания, что о многом в книге умалчивается. Но со временем мне безумно захотелось выяснить некоторые подробности, оставшиеся за пределами текста. Например, что заставило семью Вайс покинуть Будапешт и отправиться за океан. Или при каких обстоятельствах маленький Эрик впервые рискнул попробовать себя в эскейпизме. И наконец, самое главное. То, что мне хотелось узнать больше всего на свете, вожделенная тайна, повергавшая меня в отчаяние своей непостижимостью: как он это делал, черт подери?

24. В подполье

Вздумав пожарить асадо, папа совершил двойную оплошность. Поскольку уголь он забыл купить, то решил обойтись сучьями и щепками. В результате огонь погас слишком быстро, и нам не только пришлось ужинать полусырым мясом, но и выслушать мамину лекцию о том, почему процесс горения дров и древесного угля протекает по-разному.

В полном отчаянии мы с Гномом набросились на фрукты. Вообще-то мы любили мандарины и бананы, потому что с них можно обдирать кожуру руками, а также виноград (его кожуру организм переваривает сам); наша мама, в отличие от других – мамы Бертуччо, к примеру, – даже один несчастный апельсин не могла нам очистить. Но в тот вечер мы так проголодались, что – не будь других вариантов – могли бы и кокосовый орех очистить зубами.

Из того, что имелось, мы выбрали яблоки. Гном начал кромсать ножом свое. Мама закурила, откашлялась…

Тогда-то она и заговорила с нами о новых правилах. Призналась, что не знает, сколько времени мы проживем на даче. Может быть, три дня, неделю или еще дольше. В школу мы пока ходить не будем. В понедельник ей надо в лабораторию, но с нами будет сидеть папа – он-то может несколько дней не работать.

Теперь нам придется жить по-новому. Например, никогда не залезать в бассейн, не предупредив взрослых. Никогда не открывать холодильник и никогда не включать телевизор, пока мы еще мокрые или босые. Поскольку настоящего водопровода на даче нет, а есть бак с ограниченным запасом воды, строго запрещается пить из-под крана, больше десяти минут мыться под душем и оставлять кран незавернутым, потому что без воды – как без рук. (В этой связи на меня, старшего, возлагалась дополнительная ответственность; мама пообещала показать мне, какие вентили надо поворачивать, чтобы опустевший бак вновь наполнился.)

Но была и другая группа правил, обусловленных необычностью нашего положения – мы ведь скрываемся. Например, мама запретила нам пользоваться телефоном. Даже подходить к нему не дозволялось, а уж звонить кому-то по собственной инициативе – тем более. Ни Ане, ни бабушке Матильде, ни в Доррего звонить нельзя. И Бертуччо тоже нельзя. Никогда. Что бы ни случилось (произнесла мама суровым голосом, пристально глядя на меня). Мы должны вообразить, что проводим каникулы на очень далеком и совершенно безлюдном острове, где из туристов только мы одни, где нет ни почты, ни телефона. И покинем мы этот остров только тогда – ни минутой раньше, ни минутой позже, – когда за нами вернется корабль, на котором мы приплыли.

Гном спросил, есть ли на острове телевизор. Мама сказала: «Есть», и Гном торжествующе вскинул руки, размахивая в воздухе ножом, на котором еще оставались кусочки растерзанного яблока.