Кожа словно обожженная, болезненно воспринимала даже слабый ветер, и от движения воздуха рядом Тайтелин едва не подпрыгнула.
Во двор выходила очередная компания «подышать».
Среди них мелькнула знакомая сутулая фигура.
Тайтелин спрятала лицо в ладонях и глубоко вздохнула, успокаиваясь. Потом незаметно вытащила спрятанную за обшлагом кофты капсулу и положила поближе в карман.
Пружинисто вскочила и словно бы невзначай подошла к группе.
— Здрасьте, — сказала Тайтелин, глядя в прозрачные, очень светлые глаза. — А можно с вами поговорить?
— Мы… знакомы? — немного растерянно спросил Гвейле.
Голос у него был глухой, и «з» была больше похожа на «ш».
— Мне кажется, да, — буркнула Тайтелин. — Вроде мы где-то виделись, вот бы вспомнить. Я жуть как хотела бы встретить хоть кого-то знакомого.
— Иди, Гвей, — хохотнув, сказал один из его коллег, несуразный здоровяк с круглым животом и красными щеками. — В кои-то веки к тебе девушка подходит, не теряй случай.
Тайтелин смерила его равнодушным взглядом и подумала, что если придется сейчас драться, этого она срежет в первую очередь.
Ах, нет… косу-то она оставила через дорогу. Сбегать, что ли, сейчас и взять?
К черту, не надо. Следует собраться. Она уже сделала глупость, вот так подойдя, без плана, только желая побыстрее со всем развязаться.
— Как… вас зовут? — спросил Гвейле, нависая над ней слишком близко.
Он послушно прошел за ней в другой конец двора, там, где сквозь утоптанную почву пробивались у ограды серо-зеленые стебли горькушницы.
Тайтелин отстранилась и хмуро поглядела на него.
Вот она бы не поверила. Если бы кто-то подошел к ней в Доме-с-маятником и стал угрожать, она бы убила его. Но Гвейле не боец, она видела его личное дело. Врожденная анемия, слабая физическая подготовка.
Ей просто надо, чтобы он поверил сразу.
Хотя всегда есть еще два варианта — правда, один из них Байю запретил.
— Я обозналась, наверно, — нехотя сказала она. — Теперь вижу, что обозналась. П… Простите.
— Ничего страшного, — растерянно ответил Гвейле.
Тайтелин перестроилась на ходу, с запозданием понимая, что глупо было бы сейчас пугать его и заставлять прямо у всех на виду выходить за территорию.
Тем более, что солдаты закрывали ворота на ночь.
Гвейле проследил за ее взглядом и мягко сказал:
— Они не говорят, но новеньким нельзя выходить наружу первые три месяца. Это для безопасности. И еще…
Он запнулся, прикусив губу.
— И еще за мной кто-нибудь следит? — спросила Тайтелин. — Ну это хотя бы логично. А камеры работают? Я видела, что везде стоят «паутинки».
Круглые «глаза» видеокамер гроздью крепились на проволочных распорках, похожих на паутину. Тайтелин давно не видела их, но сразу узнала.
Гвейле рассеянно кивнул. Потом спохватился.
— Так как вас зовут? Пусть даже мы и не знакомы, но ведь можем познакомиться.
Тут ему крикнули, поторапливая, и Тайтелин в порыве вдохновения сказала:
— Меня зовут Лин, и если можно, давайте поговорим позже. Мне не с кем говорить, я была одна очень долго, и мне страшно.
Услышь это Диэди, он бы хохотал своим идиотским смехом еще долго. Но его не было, а был только Гвейле, ученый слабак из укрепленной крепости умников, которые считали, что старый мир еще можно спасти.
Он на миг прикрыл глаза, потом кивнул.
— Да, — сказал он. — Я не против.
— Сегодня вечером, — настойчиво произнесла Тайтелин. — Вот где тут у вас в холле сухие палки в горшках.
— Это не палки, а крузалии, очень красивые… были, — поправил ее Гвейле. — Хорошо, давайте там. После отбоя еще полтора часа есть освещение, можно будет… поговорить.
— После отбоя, — кивнула Тайтелин, резко развернулась и ушла.
Она снова начинала сердиться, в этот раз на себя — разговор вышел таким… простым. Будто они не первый раз болтали ни о чем.
Про отбой, правила передвижения, безопасность и прочее Тайтелин выяснила в первый вечер у словоохотливой соседки, притворившись, что очень боится нападения подменышей. Соседка уверила ее, что днем и ночью весь периметр просматривается, что операторы перед камерами сменяются каждые полсуток и не успевают устать.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Да и ветер обещали южный, еще неделю.
Тайтелин рассеянно сказала, что ветер меняется с прошлого утра, и уже ей пришлось успокаивать всполошившуюся соседку.
Прямо перед отбоем Тайтелин снова отправилась якобы в уборную, а на самом деле пошла осматривать место встречи, по дороге пройдя по общежитию.
Гвейле еще не пришел.
С галереи, которая опоясывала весь главный холл, Тайтелин осмотрелась.
Множество кадок и красивых ящиков, полных сухих или умирающих цветов, которые образовывали полукружия у стен, укрывая группы столиков и диванчиков. Большая стойка для секретаря, за ней изящный пролет лестницы наверх. Три «паутинки», направленные на этот пролет, две — на вход в зал, который находился напротив.
Тайтелин пробралась дальше к небольшому холлу на втором этаже, который окнами смотрел на проходную.
Потом, снова поглядев на камеры сверху, оценила, где могут быть слепые зоны, спустилась не по лестнице, которая просматривалась, а перемахнула через перила, повисла на руках и спрыгнула на один из диванчиков. Тайтелин повозилась удобнее и прикрыла глаза, решив подремать.
— Снова… привет, — неуверенно сказал Гвейле, склоняясь над ней. — Долго ждали?
Тайтелин спокойно открыла глаза, встречая его взгляд.
— Садись, — сказала она и даже попыталась коротко улыбнуться.
Вышло криво.
Гвейле присел напротив, наклонился, опираясь локтями о низкий столик. Сцепил длинные худые пальцы в замок.
Тайтелин некоторое время смотрела на него, все еще раздумывая, и Гвейле ощутимо занервничал.
— Что-то не так? — спросил он, смотря исподлобья. Он мягко улыбнулся, уголком рта, но Тайтелин только отвела глаза.
Положила перед ним тихо звякнувшую ампулу. Лилейный экстракт жемчужно переливался внутри, и выцарапанный знак стилизованного цветка на стеклянной грани был хорошо виден. Глаза Гвейле расширились.
— Ты знаешь, что это, Гвейле Сон-Бейга? — негромко спросила Тайтелин.
— Я видел… такое, — запнувшись сказал он. — Откуда — и зачем?..
— Я подумала, что так сокращу время на представление и убеждение.
Тайтелин убрала ампулу в карман.
— Я не советую сейчас дергаться или привлекать чье-либо внимание.
Губы его дрогнули, будто он хотел сказать что-то. Гвейле потер лицо, потом пожал плечами.
— Ну… так кто вы? И почему мне нельзя сидеть беспокойно? Может быть, я всегда стою и машу руками, а если не буду, то все сразу подумают, что что-то не так. И…
— Тихо, — сказала Тайтелин, и Гвейле послушно замолчал.
— Здесь все равно никого нет, — сказала она, — и после окончания рабочего дня никто почти не ходит, я узнавала. Поэтому можно говорить спокойно. Эта ампула принадлежит мне. Я часть Пяти лепестков. Мне нужно совсем немного, Гвейле Сон-Бейга. Завтра на рассвете я ухожу, и ты пойдешь вместе со мной.
— Тебя не выпустят, — побледнев, сказал он. — Я ведь говорил…
— Это не твоя забота, — сказала Тайтелин, склонив голову к плечу. — Завтра на рассвете, в первую четверть после восхода мы встречаемся у ворот. До этих пор ты можешь собирать вещи, отдыхать, попрощаться или оставить записку, как пожелаешь.
— Ты совсем ничего не боишься, — отпрянув назад, произнес Гвейле, его живое лицо исказилось. — Я ведь могу позвать на помощь, выдать тебя тут же, я могу…
Тайтелин покачала головой.
— Я ведь буду с тобой, — сказала она. — И подумай, Гвейле Сон-Бейга, скольких жизней стоит твоя? Я из Пяти лепестков, и даже без лилейного экстракта я смогу забрать с собой дюжину ваших солдат… и не солдат. Думаю, что этому миру будет куда спокойнее, если я отправлю отдыхать твоих коллег, которые все никак не успокоятся со своими опытами. Вряд ли вас учат драться, верно?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})