Она держалась на ногах, пока у нее хватало сил бороться с понемногу подтачивавшим ее недугом.
Однажды утром маленькая Юберта, дочь Пьера Майяра, стала звать бабушку. Луизон хотела встать, но ноги отказывались ее слушаться; превозмогая себя, она сошла с постели и упала в обморок у колыбели девочки.
Видя, что бабушка лежит на полу, малышка заплакала; жена паромщика услышала детский плач и поспешила в дом рыбака; подняв бедную Луизон, она отправилась за Франсуа Гишаром на реку.
Увидев бледное, бескровное лицо женщины, которую он так сильно любил, рыбак оцепенел от ужаса; он взял ледяную руку Луизон и воскликнул с нервным смехом:
— Уже пятая!
Внезапно Франсуа осенило, и он побежал в Шампиньи за врачом, хотя это противоречило всем его понятиям и привычкам; но, видя, что смерть хочет забрать последнее из сокровищ, некогда украшавших его венец счастливца, муж принял решение бороться за жену до конца.
И вот, представляя собой странное, но величественное явление, этот суровый человек с грубоватыми повадками превратился в сестру милосердия и стал нежно заботиться о больной, подобно этим святым созданиям. Жадно, с мучительным беспокойством Франсуа Гишар ловил каждое слово доктора и тщательно следовал всем его предписаниям — он скорее дал бы отсечь себе руку, чем забыл хотя бы одно из них. Он ухаживал за лежавшей в постели несчастной Луизон, и она благодарила его полными слез глазами; он ходил босиком, на цыпочках, чтобы не потревожить ее, и не знал покоя ни днем ни ночью.
Как-то раз, около пяти часов вечера, рыбак сидел у изголовья больной, держа маленькую Юберту на руках и молча играя с ней: он опасался, что, если девочку оставить одну, она станет резвиться и разбудит бабушку. Внезапно раздался громкий стук в дверь.
Франсуа Гишар пошел открывать, мысленно посылая незваного гостя ко всем чертям. Незнакомец был одет в скверно сшитый сюртук и черные брюки, на которых пыль прочертила серые полосы. Он вручил рыбаку какую-то бумагу, предварительно осведомившись, точно ли перед ним Франсуа Гишар.
Рыбак не умел ни читать, ни писать; он хотел было окликнуть пришельца, чтобы узнать, о чем же говорится в этом послании, но тот удалился с подозрительной быстротой. Франсуа Гишар швырнул бумагу на буфет, намереваясь дать прочесть ее жене, когда она почувствует себя лучше.
Однако утром и в последующие дни Луизон становилось все хуже и хуже, и рыбак забыл об этой бумажонке — у него и без того хватало забот.
Неделю спустя Луизон уже была при смерти. Франсуа Гишар сидел на деревянной скамейке на крыльце и всматривался в сторону Шампиньи, ожидая, не покажется ли вдали врач. Этот скептик, внезапно уверовавший в чудодейственную силу врачевания, собирался броситься к ногам этого знатока своего дела, чтобы умолять его спасти несчастную Луизон, и даже хотел предложить ему в обмен на жизнь больной собственную жизнь. Повернув голову в направлении переправы, рыбак заметил небольшую группу людей, направлявшихся в его сторону.
Впереди шел человек в черном, приносивший неделю назад бумагу; рядом с ним шагал управляющий; за ними следовали двое лесников и трое жандармов.
Наконец они подошли к рыбаку.
— Вы Франсуа Гишар? — спросил тот, кто возглавлял шествие.
— У вас, должно быть, такая же короткая память, как у уклейки, раз вы меня не узнаете? — промолвил рыбак. — Вы еще неделю назад задавали мне тот же самый вопрос, и я ответил вам тогда, что Франсуа Гишар — это я.
— Хорошо. Вы намерены подчиниться судебному решению, которое я вам вручил?
Рыбак пожал плечами.
— Моя бедная жена умирает, — ответил он, — и у меня нет времени заниматься всякой чепухой. Приходите через неделю; когда ей станет лучше, мы поговорим.
Представитель закона в свою очередь пожал плечами.
— Все не так просто, как вы полагаете, дружище; вам дали неделю, чтобы вы подготовили ответы и возражения для своей зашиты, но вы этого не сделали, и вам придется сегодня же убираться отсюда.
— Убираться отсюда?! — воскликнул рыбак, в голосе которого прозвенела угроза.
— Да, и если вы не захотите уехать по доброй воле, мы заставим вас это сделать.
— Черт побери! — вскричал Франсуа Гишар. — Не смейте входить в мой дом, не то я раскрою вам голову топором!.. Ах, негодяи! Они сейчас разбудят мою бедную жену.
— Не пытайтесь сопротивляться, это бесполезно, — заявил судебный исполнитель, — вы же видите, что сила на нашей стороне.
— Не церемоньтесь с этим бездельником, — вмешался один из лесников, — если он будет сопротивляться, за нами дело не станет.
Лесники взвели курки своих ружей. Франсуа Гишар собрался было броситься на них, но вспомнил о Луизон — если бы его убили, ей непременно пришел бы конец. Поэтому он сдержал гнев и принялся рвать на себе седые волосы.
— Боже мой! Боже мой! — причитал он. — Разве вы не слышали, что там, в доме, умирает женщина.
— Ну и что же! — ответил один из лесников. — Дьявол — искусный лекарь, он не бросает в беде своих слуг.
Рыбак не обратил внимания на это язвительное замечание.
— Позвольте мне остаться в моей лачуге еще неделю, — попросил он, — через неделю судьба Луизон будет решена. Если Господь призовет ее к себе, я с большой охотой покину эти старые стены, а если он не заберет у меня жену, я, по крайней мере, успею подыскать для нее другое пристанище.
В голосе рыбака было столько затаенных, с трудом сдерживаемых слез, что судебный исполнитель, казалось привыкший к подобным сценам, невольно почувствовал жалость к нему; он повернулся к сопровождавшим его лесникам, как бы спрашивая, не предоставить ли этому несчастному небольшую отсрочку, о которой он просит.
— Нет! — резко возразил их предводитель. — Его светлость приезжает завтра в Ла-Варенну на охоту, и надо очистить это место от всякого сброда! Исполняйте решение суда!
— Я повторяю, вы сюда не войдете! — вскричал Франсуа Гишар.
— А это мы сейчас увидим, — ответил тот же человек. И тут из дома донесся голос проснувшейся Луизон.
— Франсуа! Франсуа! Что там происходит? — спрашивала она. — Почему ты споришь с этими господами? Иди сюда, ко мне, не оставляй меня одну, мне так страшно!
От этих жалобных слов у бедного рыбака помутился разум; в его ушах зазвенело, множество сверкающих искорок поплыло у него перед глазами, и он окончательно потерял голову.
— Ах вы подлые трусы! — взревел Франсуа. — Вы хотите убить мою жену, и всемером нападаете на одного! А я вам говорю, что вы все равно сюда не войдете! Если кто-нибудь сделает хотя бы шаг, это будет последний шаг в его жизни.
С этими словами рыбак загородил дверь, потрясая топориком, которым он обычно рубил дрова. Самые решительные отступили назад. Один лишь Симонно, подстрекаемый наследственной ненавистью к Гишарам, устремился вперед. Занесенный топор обрушился не на лесника, а на ружье, которым тот пытался нанести удар противнику, и разрубил его пополам чуть пониже приклада, так что оружие выпало из рук Симонно. Всеобщее смятение было так велико, что две лаявшие собаки умолкли и разом грянули два выстрела; свинцовые пули, пролетев мимо рыбака, оставили две вмятины на створке двери, перед которой он стоял.