Кооперация
Независимо от того, какой язык вы изучаете, существует прагматический принцип, из которого проистекает вся устная и письменная коммуникация: кооперация. Лингвист и философ Герберт Пол Грайс описывал в своей работе «Принцип кооперации» главенство этого принципа как важнейшую задачу диалога: «Ваш коммуникативный вклад на данном этапе диалога должен быть таким, какого требует совместно принятая цель или направление этого диалога»{39}. Теоретически для успеха диалога оба его участника должны стараться общаться как можно эффективнее. Но что происходит, если для одного из собеседников язык не будет родным? Принципы, описанные Грайсом, помогают ответить на этот вопрос.
Грайс предложил несколько правил, или максим, которым должны следовать говорящие и слушающие для полноценной кооперации. Первая – максима количества. В ней утверждается, что высказывание должно содержать не меньше и не больше информации, чем требуется для того, чтобы вас поняли. Иначе это не будет кооперацией. Согласно второй максиме – максиме качества, вы должны говорить правду. Таким образом, неправда также означает отсутствие кооперации. Третья – максима релевантности – очень прямолинейна: «Не отклоняйтесь от темы». И, наконец, четвертую максиму Грайс шутливо назвал максимой манеры, она гласит: «Будьте понятны», то есть выражайтесь ясно и упорядоченно, избегайте двусмысленностей.
К сожалению, во многих формализованных ситуациях изучения языка следование этим четырем максимам – все, что требуется от учителя и ученика: выражайся точно, ясно, прямо, по теме. Но в естественном языке, как вы можете догадаться, подобная речь скорее исключение, чем правило. Люди часто говорят слишком много или слишком мало, не по теме или намеренно выражаются туманно и уклончиво. Грайс называл это нарушением максим. Следует отметить, что в этом случае диалог носителей языка не рушится автоматически. Разговор поддерживается благодаря лежащему в его основе допущению кооперации. Следовательно, когда один собеседник нарушает максиму, говоря слишком много или мало, уклончиво, лживо или туманно, другой не впадает в отчаяние, а старается понять, почему тот говорит именно так.
Например, подумайте, какими могут быть ответы на вопрос: «Тебе нравится мой галстук?» Если строго следовать принципу кооперации, то ответы будут: «Да, нравится» или «Нет, не нравится». Это два прямолинейных ответа, которые могут дать в типичной учебной ситуации.
Но как оценить ответ «Он подходит к твоей рубашке»? Он не совсем по теме, потому что не отвечает на вопрос прямо. Но если оба собеседника считают, что они стараются сотрудничать, то эта фраза не только отвечает на вопрос, но и звучит необидно и с юмором. Таким образом, путем нарушения максимы релевантности говорящий добивается гораздо большего, чем просто ответив на вопрос «да» или «нет». Однако в этом случае говорящий рискует, что его неправильно поймут.
Приведем еще один пример, на этот раз нарушения максимы качества. В дождливый день вы встречаете на улице насквозь промокшего приятеля и говорите: «Сегодня чудесная погода». Ясно, что вы говорите неправду, но приятель может засмеяться или тяжело вздохнуть и согласиться с вами. В этом случае собеседник не назовет вас лжецом – он распознает в ваших словах то, что вы в них вложили, – сарказм. То есть вы не просто говорите, что погода плохая, но и стараетесь быть забавным, рассчитывая при этом на сочувствие. Тем не менее и в этом случае собеседник рискует, что его неправильно поймут.
Бывает ли так, что мы перестаем считать, что собеседник сотрудничает с нами? Да. Например, слушая шизофреника, можно прийти к заключению, что тот не способен на кооперацию{40}. В суде может возникнуть ситуация, когда враждебный настрой свидетеля нельзя считать кооперацией и при его допросе следует использовать другие тактики. Кооперация может отсутствовать и в споре между двумя людьми, где каждый будет притворяться, что чего-то не знает, лгать, неправильно истолковывать слова или использовать любые возможные способы победить. Но поскольку подобное случается относительно редко, кооперация в диалоге считается нормой.
К сожалению, в большинстве случаев взрослых не учат нарушать максимы способами, подходящими для осваиваемого языка и культуры. Это означает, что изучающие иностранный язык могут погрязнуть в искусственном мире полной и абсолютной кооперации, что и скучно, и неестественно. Или же они могут нечаянно нарушить максимы. Поэтому важно уметь нарушать их в соответствии с конкретной культурой. Хотя вероятность того, что неносителя языка поймут неправильно, когда он попытается нарушить разговорные максимы, невысока: часто лежащее в основе допущение кооперации достаточно сильно, чтобы разговор продолжался без особых трудностей. Иными словами, немного поступившись кооперацией, можно оказаться в выгодном положении.
Теория речевых актов
Чтобы лежащее в основе диалога допущение кооперации было не просто констатацией факта, все устные и письменные коммуникации следует анализировать на трех различных лингвистических уровнях. Все вместе эти уровни говорят нам «Как производить действия с помощью слов», что будет названием посмертно опубликованного сборника лекций философа языка Джона Лэнгшо Остина, прочитанных им в Гарварде в 1955 г. Эти лекции образуют ядро области прагматики, известной как теория речевых актов{41}.
Представьте себе следующую ситуацию. Вы пьете кофе в Starbucks, никого не трогаете. Вдруг к вам подходит незнакомый человек и спрашивает: «Часто здесь бываешь?» Вы отвечаете: «Отомри». На базовом, буквальном уровне эта фраза означает, что вы хотите, чтобы человек умер. Утверждение на наиболее буквальном уровне называется в теории речевых актов локутивным актом. Но на самом деле вы просто просите человека вас не беспокоить. То есть небуквальная интерпретация вашего высказывания (или его иллокутивная сила) означает «уходи», а не «умри». Для понимания иллокутивной силы требуется сотрудничество со стороны слушателя, чтобы он перешел от буквального значения к небуквальному (также называемому переносным). И, наконец, то, что в теории речевых актов называется перлокутивным эффектом высказывания, – действие или настроение, вызванное этим высказыванием, – будет зависеть от того, что случится дальше. Если ваш потенциальный ухажер уйдет, то это будет перлокутивным эффектом слова «отомри». Если человек рассмеется и сядет рядом, то это тоже будет перлокутивным эффектом.
Обратите внимание, что теория речевых актов не гарантирует конкретного перлокутивного результата определенного речевого акта. Теория речевых актов служит для того, чтобы напоминать нам следующее: слушатель должен поразмыслить над каждым высказыванием и понять, что сказано буквально, что в переносном смысле и что из этого следует. Для некоторых речевых актов эти три уровня очень похожи. Утверждение вроде «Небо голубое» может быть фактом в буквальном смысле, не иметь переносного значения и не вызывать у слушателя иного эффекта кроме согласия. Однако вопрос вроде «Небо голубое?» хотя и будет буквальным вопросом о цвете неба, может в переносном смысле быть риторическим, высмеивающим человека, говорящего очевидные вещи. Надеемся, говорящий правильно рассчитал и в результате услышал смех, а не получил удар в нос.
Образная речь
И принцип кооперации Грайса, и теория речевых актов иллюстрируют, как говорящие и слушающие делают выбор при коммуникации, из которых буквальный язык – лишь один из вариантов. К сожалению, поскольку буквального языка достаточно, чтобы передать значение, небуквальный, переносный смысл часто игнорируется при традиционном обучении языку. Если образной речи и учат, то рассматривают ее просто как интересное отступление или веселый компонент урока, то есть подразумевается, что это необязательная часть осваивания языка. Настоящее обучение образной речи не начинается, пока ученики как следует не освоят произношение, словарный запас и грамматику. Возможно, в этом есть своя логика. Что важнее с точки зрения лингвистики: уметь сказать, что пирог вкусный, или то, что он тает во рту? Однако при узком взгляде, подразумевающем, что буквальному языку нужно учить раньше образного, игнорируются исследования в данной области прагматики, которые показывают, что образная речь так же важна для языка, как его буквальная часть{42}.
Предвзятое отношение к образной речи при традиционном изучении языка может возникать и потому, что буквальный язык считается менее двусмысленным, чем образная речь. Например, будет гораздо понятнее, если вы скажете «Мне жарко», чем если начнете жаловаться «Я таю» (если только вы не Бастинда из «Волшебника Изумрудного города» – она говорила это буквально). При образной речи люди сильнее рискуют, что их не поймут, чем если выражаются буквально. Как мы уже отмечали, если Грайс прав в том, что участники диалога стараются выражаться как можно яснее, то потенциально двусмысленная образная речь должна встречаться редко. Однако это не так. Трудно представить себе язык, в котором не использовались бы образные выражения. В качестве фундаментального примера использования метафоры можно привести английский глагол to be («быть»), произошедший от того же корня, что глагол to breathe («дышать») на санскрите{43}. А это самый базовый уровень языка.