Тем временем Марсель Ренодье, размышляя обо всем этом, оделся. Тщательно умытый, хорошо выбритый, он посмотрел на себя в зеркало. И в самом деле, здоровье его поправлялось. К нему вернулись и аппетит, и сон. Загорелые щеки округлялись. Как, неужели этот Марсель Ренодье был тем самым, что и несколько месяцев тому назад? Неужели это лицо было тем лицом, которое орошалось слезами отчаяния? Неужели эти шаги, которыми он тихо бродил по аллеям рощицы в Онэ, были теми же шагами, что попирали жирную почву Холма Усопших? Внезапно он омрачился. Он снова увидел перед собой могилу отца, длинную белую плиту, словно страницу, вырванную из книги, вырезанное на ней имя, печальную дату… Ах, отец никогда не покидал его мыслей! Даже тогда, когда они, казалось, были отвлечены от него, они оставались все же втайне привязанными к памяти того, кто был их вдохновителем. Он не последовал жестокому совету Сириля Бютелэ. Воля, дорогая для него и чтимая им, постоянно направляла его волю. Его связывала с умершим боль утраты, которую он ощущал в глубине души так же остро, так же нестерпимо, как в первый день.
Он тихо притворил дверь своей комнаты и спустился по лестнице. Ему хотелось быть одному. Он не желал бы встретить ни г-на Руасси, ни Жюльетты. Он слышал ее голос в столовой: она предупреждала кухарку, что г-н Руасси будет завтракать сегодня ровно в полдень, так как днем ему предстояла поездка. Марсель, не показываясь, ускорил шаги и вышел. Очутившись на воле, он поспешил добраться до рощи. Сумрак тенистых аллей и шепот листвы успокоили его мало-помалу. Он стал ходить, наблюдая колеблющиеся листья. Он следил взглядом за прямой линией стволов до разделения их на ветви. Он вдыхал разные запахи и старался различить, исходят ли они от земли или от растительности, он видел цвета и отмечал их оттенки, он узнавал звуки. Бессознательная деятельность чувств мало-помалу заменила в нем определенные мысли. Так дошел он до старого моста. Расширение реки образовывало здесь водоем, в котором м-ль Руасси любила купаться. У воды был сооружен шалаш из кругляков и моха, где укрывалась молодая девушка, сбросив с себя Одежды. Сколько радости доставила бы такая хижина ему и Жюльетте в те времена, когда они строили дома из стульев в саду Тюильри! Он лег на траву в виду прозрачной воды. Одна из картин Сириля Бютелэ, некогда вызвавшая общее восхищение на выставке, изображала купальщиц резвящихся в таких же струях. Марсель покраснел и спросил себя: не было ли то хитростью его ума, чтобы свободнее думать о Жюльетте? Эти таимые мечты показались ему нескромными и грубыми, и он продолжал испытывать за них легкий стыд, когда за завтраком очутился рядом с молодой девушкой, в обществе г-на Руасси.
Г-н Руасси был шумно весел в это утро, кушал с аппетитом и торопливо опустошал свой стакан. Внезапно он поперхнулся. Жюльетта не могла удержаться от смеха. Г-н Руасси спросил, чему она смеется.
— Тому, что ты особенно волнуешься сегодня. Сразу видно, что ты после завтрака едешь в Корратри.
— Жюльетта, ты просто дурочка!
Он весело пожал плечами. Он казался еще молодым, несмотря на седеющую бороду. Жюльетта продолжала:
— Нисколько!.. Это повторяется каждый раз, когда ты едешь к госпоже де Бруань… Марсель, разве вы не замечаете, что папа разоделся в пух и прах?
В самом деле, г-н Руасси принарядился: изящный пиджак, новый галстук, цветок в петлице.
— Надо же время от времени проветривать свое тряпье… А потом, мне надо переговорить с госпожою де Бруань по поводу отца ее смотрителя охоты.
Г-н Руасси, смущенный и в то же время фатоватый, сиял своей манишкой. М-ль Руасси улыбнулась:
— Ну да, ну да… все знают, что ты влюблен в госпожу де Бруань… Впрочем, ты прав: она очень умна и еще очень красива.
— Это, пожалуй, правда… А какое меткое ружье! Никогда не промахнется. Это будет настоящий партнер для Валантона, когда он приедет в сентябре… Вы не знаете моего друга, графа де Валантона, мой юный Марсель: это — очаровательный человек. Он вам понравится. Он большой поклонник произведений вашего отца… Ах, бедняга Ренодье!
Наступило молчание, которое было прервано м-ль Руасси:
— Пустяки! Господин де Валантон каждый год обещает к тебе приехать. Это закоренелый парижанин. Он довольствуется стрельбой по голубям.
Она в сомнении покачала головой. Г-н Руасси с лукавым выражением поглаживал свою седую бороду и сказал:
— Та-та-та! На этот раз Валантон приедет, я в этом уверен.
М-ль Руасси небрежно положила локоть на скатерть и притянула к себе вазу с фруктами. Она выбрала персик и подбросила его в руке с деловитым видом, причем сдвинулись ее прекрасные брови и сжались алые и свежие губы.
Завтрак подходил к концу.
— Итак, папа, ты отказываешься от коляски?
Г-н Руасси предпочитал ехать в Корратри на велосипеде.
— Тебе будет жарко.
— Да нет же!
— Нет, будет!.. Ты предпочитаешь велосипед, потому что это тебя молодит.
Г-н Руасси выпрямился:
— Но ведь я еще не старик, черт побери!.. К тому же мне необходимо немного тренироваться. Недалеко уже открытие охоты, а у Валантона железные ноги: он способен загнать Бернара д'Аржимеля, а этот житель гор ведь не мокрая курица!
И г-н Руасси, стоя, выгибал грудь и напрягал икры, закуривая сигару.
— А вы, дети мои, что будете делать?
— Я хочу разрешить себе сегодня полениться, поваляться на траве. Купанье в зелени после речного купанья утром… Что вы на это скажете, Марсель?
М-ль Руасси обернулась к Марселю Ренодье:
— Я приглашаю и вас. Я хочу посвятить вас в прелесть послеобеденного отдыха на лугу. Это вас не манит? Тогда захватите с собой книгу. Вы будете охранять мой сон!.. Да, да, именно так, и вы меня разбудите, если увидите на мне муравьев… До свиданья, папа.
Она поцеловала г-на Руасси в обе щеки, подтолкнула дружески Марселя и вышла с ним из столовой, меж тем как г-н Руасси покусывал зубочистку, глядя внимательно на конус пепла своей сигары.
VI
Пройдя мостик, перекинутый через канал, Жюльетта Руасси и Марсель Ренодье срезали угол огорода и вышли в решетчатую калитку, которая вела в луга. Трава здесь была густая, и по берегу канала, где они шли, она становилась все гуще и выше. Они уходили в нее почти по колена. Она смыкалась за ними с шелестом, и задеваемые ими зонтичные растения качались на гибких стеблях. На противоположном берегу канала деревья рощи склонялись, простирали свои ветви и рисовали в воде линию тени, неровную и зубчатую. Некоторые из них разрушили своими корнями штукатурку каменной набережной, они сплелись с волокнистыми водорослями, тянувшимися со дна и образовавшими на поверхности воды острова зелени. По воде плавали большие ярко-зеленые круги водорослей — нитчаток. Между ними вода была черная и прозрачная.