Читать интересную книгу "Оленья кавалерия. Очерки о русских первопроходцах - Алексей Николаевич Волынец"

эвенов на Охотский острог в январе 1679 года. Проведённое в Якутске следствие выяснило, что Крыжановский при сборе меховой дани «тунгусам чинил обиды и налоги великие».

«Сын боярский» не только брал лишних соболей себе в карман, но, как гласят материалы следствия, «имал у иноземцев жен и дочерей для блудного дела». Оказался не без греха и погибший в засаде на реке Юдоме воеводский сын Данила Бибиков. При сборе налога он повесил племянника одного из тунгусских «князцов», отрезал ухо шаману и нос одному из неплательщиков дани и, конечно же, собрал много соболей помимо «государева ясака»… Погибшего наказать было нельзя, а вот выжившего в бою сына «боярского» Юрия Крыжановского от имени царя велели в Якутске бить кнутом, конфисковать в казну все неправедно нажитые меха и сослать на Амур «в пешую казачью службу».

Одновременно власть нашла людей и средства, чтобы перестроить Охотский острог и увеличить его гарнизон почти до сотни казаков. На сей раз у берега Тихого океана построили уже основательные укрепления – не простой частокол, а знакомые нам по древнерусским городам настоящие деревянные стены, «рублённые в заплот», и две башни, в том числе одну высотою более 10 метров.

Однако главной причиной прекращения мятежей стали не мощные укрепления Охотска, не наказания коррупционеров и даже не освобождение пленников вкупе с обещанным прощением. В 1690–1692 годах по побережью Охотского моря прокатилась страшная эпидемия оспы, убившая минимум треть обитателей, и «тунгусов», и русских. Именно после этой эпидемии из драматической истории «Ламского окияна» навсегда исчезают имена мятежных «князцов» Зелемея и Некрунко.

Новые бревенчатые стены Охотского острога больше никогда не видели атак «немирных тунгусов». Войны первопроходцев с лучниками оленьей кавалерии навсегда ушли в прошлое. Однако еще долго «тунгусы-ламуты», уже не бунтовавшие против государства российского, продолжали втихаря ходить в грабительские набеги на своих древних противников – северные племена коряков.

Когда же в следующем XVIII веке русские власти столкнулись в жестокой схватке с воинственными чукчами (и об этом мы тоже расскажем в последующих главах), то значительную часть отрядов, уходивших на полярную войну за реку Анадырь в глубь Чукотки, составляли союзные царской власти «тунгусы»-эвены. Сам же Охотск к тому времени превратился из главного центра сбора соболиной дани в первый российский порт на Тихом океане.

Глава 5. Людоед с севера

Как русские первопроходцы нашли путь к берегам Амура

Путь на «хлебную реку», как звали наши предки Амур, первопроходцы искали шесть лет. Первое же их появление на берегах главной реки Дальнего Востока обернулось пугающей драмой, которая на столетия запомнилась даже китайцам, в ту эпоху весьма далёким от Приамурья.

«Есть за Алданским хребтом река хлебная…»

В августе 1638 года на берегах якутской реки Алдан казачий атаман Дмитрий Копылов услышал от шамана Томкони, «лалагирской земли князца», то есть главы одного из родов эвенков-кочевников, необычный рассказ о лежащей к югу большой полноводной реке. По словам шамана на её берегах жили оседлые люди, знавшие хлебопашество и обладавшие серебром. «А у тех сиделых людей во всех деревнях устроены пашни и лошадей и всякой животины много…» – рассказывал шаман казаку.

До этого русские первопроходцы к востоку от Лены никогда не встречались с племенами, знакомыми с хлебопашеством и драгметаллами. Казачий атаман не знал, что именно этот рассказ станет первым упоминанием Амура в русской истории, однако сразу понял всё значение слов шамана. «И тот Томкони шеман ему, Дмитрею, сказал: есть де блиско моря река…» – запишут вскоре писцы Якутского острога ценные сведения.

Сведения казались ценными в прямом смысле – первопроходцы с риском для жизни искали и осваивали новые земли ради добычи, драгоценных мехов соболей и лисиц. Но серебро стало бы не менее желанной поживой. Не менее ценными были и сведения про «пашни» – забравшиеся глубоко в дальневосточную тайгу и тундру русские первопроходцы страдали от дефицита и дороговизны хлеба, самой привычной и желанной пищи для русского человека той эпохи. Хлеб с большим трудом приходилось везти через всю Сибирь, а тут открывался шанс найти земли, где он в достатке родится сам.

Первопроходцы с ходу приступили к поискам, пытаясь добраться до загадочной реки сразу с нескольких направлений – от Алдана, с севера и с запада, со стороны озера Байкал. Но поросшие тайгой горы и огромные дальневосточные пространства требовали дорогой платы за раскрытие тайн своей географии. Четыре года казаки возвращались из таёжных походов ни с чем, да и возвращались не все – 36 «служилых людей» во главе с Семёном Скороходовым были перебиты в тайге «немирными тунгусами».

И всё же к 1643 году в Якутске, ставшем центром этих поисков, уже кое-что знали про далёкую реку. Знали, что «есть за Алданским хребтом река хлебная», что с севера в неё впадает река «Зия», до которой теоретически можно добраться из якутских земель от притоков Алдана. Информации добавило возвращение в Якутск Ивана Москвитина, первого из русских людей побывавшего на берегах Тихого океана. В 1640 году его отряд, двигаясь на лодках вдоль побережья Охотского моря, почти добрался до устья Амура. В районе островов, ныне называемых Шантарскими, местные «тунгусы»-эвенки рассказали ему о близости «усть Муры», великой «хлебной реки», впадающей в океан.

На основе этих, всё ещё смутных знаний к июлю 1643 года в Якутске, тогда главном центре всех русских владений на Дальнем Востоке, подготовили большую экспедицию к неизведанной реке.

«А немирных людей смирять ратным обычаем…»

Изготовившийся к поиску Амура отряд по меркам эпохи первопроходцев, действительно, был очень крупным – целая маленькая армия из 133 «служилых» и «охочих» людей. О значимости похода говорит тот факт, что его возглавил «письменный голова» Василий Поярков. «Письменным головой» тогда называли чиновника, назначавшегося в помощь сибирским и дальневосточным воеводам по приказу из самой Москвы.

Отряд Пояркова был прекрасно вооружён – 80 человек имели железные доспехи, почти все имели ружья, на шесть речных барок-дощаников погрузили большие запасы, в том числе «для угрозы немирных землиц пушку железную, да на 100 выстрелов полуфунтовых ядер». С собою отряд Пояркова вёз внушительный запас пороха – «для службы 8 пуд и 16 гривенок зелья», то есть более 130 кг.

Про самого Василия Пояркова до его амурского похода мы не знаем практически ничего – известно, что он был уроженцем города Кашина под Тверью, но много лет провёл на государевой службе в Сибири. Одним из переводчиков-«толмачей» в отряде Пояркова стал эвенк, крещённый именем Семён Петров, недавний участник плавания Ивана Москвитина по берегам Охотского моря