Я сижу почти неподвижно, сцепив пальцы обеих рук в замок. Гостеприимный хозяин ощупывает нас цепким взглядом, его руки лежат на столе плашмя. Он, словно музицируя, чуть поигрывает пальцами, выстукивая какую-то одному ему известную мелодию. Наконец дверь распахивается и на пороге возникает младший «полицейский» с пачкой документов: я вижу свой паспорт, его ксерокопию и еще какие-то бумаги. Старший принимает это все в свои руки, как рождественский подарок, быстро пробегает глазами. Затем, удивленно посмотрев на своего подчиненного, переводит взгляд на меня. А вот интересно, что он сейчас спросит, основываясь на полученных данных? Начнет исполнять юридическую песню на правовой мотив или переведет разговор в иное русло?
Я чувствую себя мальчишкой. Во мне просыпается профессиональный азарт с неким налетом «хулиганства», характерный для подобных игр. Когда процесс захватывает и превращается в дуэль с множеством переходов и перестановок, каждая из которых может оказаться последней и решающей для того единственного выстрела, ради которого и задумывалась сама дуэль. Главное – не переиграть, не проскочить ту незримую черту, за которой все построенное ранее может быть разрушено в один миг. Но всего этого не происходит. Старший молча складывает мои документы в папку с какими-то бумагами и выжидающе смотрит на дверь, которая, словно по волшебству, открывается, впуская в комнату двух новых участников разговора: одного, высокого и плотного, и второго, он пониже и гораздо худосочнее.
Появление этой парочки остается для Алексея практически незамеченным. Он безучастно смотрит на вошедших, продолжая теребить свои пальцы. Зато для меня это многое меняет. Вошедшие в штатском заметно отличаются от аккуратных «полицейских» с их стандартной стрижкой и чопорнохоленым видом. В отличие от них, это молодые, разбитного вида парни в почти одинаковых коротких кожаных курточках и джинсах. Завершают их анархичный экстерьер разномастные прически и кроссовки.
Старший «полицейский» вскакивает, показывая на меня взглядом, молча передает папку с моими документами высокому парню. Тот молча принимает все мое имущество и, поджав губы, жестом предлагает мне выйти из комнаты. Я спрашиваю, кто будет мне переводить во время нашей беседы. Высокий мило улыбается и ласково объясняет мне, что моего знания второго родного языка вполне достаточно для общения и мы прекрасно поймем друг друга без перевода. Он в этом просто уверен.
– Пошли, – с легким акцентом безапелляционно добавляет он напоследок по-русски.
Я молча поднимаюсь и следую за ним. Худощавый напарник, прикрывая меня с тыла, замыкает процессию. Я просто спинным мозгом чувствую взгляд Алексея, отчетливо представляя его расширенные от недоумения глаза и состояние потерянности. Мне это несложно представить, когда-то я сам испытывал подобное, но это было уже так давно. Или это просто сейчас так кажется…
Мельком смотрю на часы – уже около часа дня. Мы поднимаемся на пол-этажа и, подойдя к шлюзовой двери, по очереди просачиваемся в смежный коридор соседнего корпуса. Здесь совсем иная обстановка – все зашито в пластик и дерево, на полу приятное ковровое покрытие, скрадывающее звук шагов. Такое впечатление, что мягкий свет струится из потолка. Мы идем по коридору, который слегка подсвечивается по мере нашего продвижения и снова погружается в полумрак у нас за спиной.
По обеим сторонам коридора одинаковые двери. Вопреки правилам пожарной безопасности, все они открываются внутрь помещений. Забавно и показательно. Наконец мы останавливаемся около одной из таких дверей. Высокий парень проводит электронной картой вдоль контрольной пластины датчика, и дверь автоматически открывается, впуская нас в темное помещение, в котором тут же вспыхивает свет. Так же автоматически включается кондиционер под потолком, нас обдает струей холодного воздуха. «Вот это техника! – думаю я. – Не хватает только хорошего дружеского застолья».
Но мои мысли сейчас никого не интересуют. Я усаживаюсь в предложенное немцем кресло из прозрачного пластика. Мои собеседники устраиваются на стульях напротив меня по разным углам стола. Бумаги появляются на столе одна за другой, словно карты в сложном пасьянсе. Теперь я начинаю узнавать некоторые из бумаг и понимаю, что ребята в полицейской форме уже нарыли для своих штатских коллег кое-какой материальчик и, заработав свои очки, передали нас с Алексеем дальше по инстанции.
Вновь начинается веселый и смешной, если смотреть со стороны, разговор глухого со слепыми. Один все время что-то вспоминает, а двое других все время что-то переспрашивают, хотя это что-то лежит перед ними и требует простого прочтения. Разговор крутится вокруг то одной, то другой, то третьей темы, ускользая и вновь возвращаясь к уже сказанному. Вопросы сыплются как из чудесного рога изобилия. Кто? Когда? Зачем? Как? По какой причине? В какое время? С кем? Для кого? А это когда? А это зачем? А это почему? Мы словно играем в бесконечное буриме, когда спонтанно брошенные рифмованные слова тут же соединяются в складное стихотворение на уже заданную и, что самое главное, проверенную невидимым учителем тему. Поэтому для моих собеседников итоговая оценка не является секретом, и игра идет попеременно, но все время у одних ворот. Вспотевшая спина прилипает к спинке кресла. Собеседники, разделенные углами достаточно большого стола, заставляют все время поворачиваться то к одному, то к другому.
В комнате не видно открытых видеокамер, но они тут есть, и их конечно же больше, чем в предыдущем помещении. Мои собеседники вообще ничего не помечают. Просто худощавый или высокий поочередно периодически выходят из комнаты и после возвращения обрушивают на меня новый запас вопросов, которые им заготавливает невидимый для меня режиссер. Время то тянется, то летит незаметно. Мне трудно сориентироваться во временном потоке. Разговор не оставляет времени для каких-то размышлений, потому что ведется практически без пауз и остановок. Под ложечкой начинает посасывать, маленький червячок голода постепенно вырастает в настоящего удава, готового сожрать себя самого. Но моих собеседников это совершенно не интересует, они заняты своим делом и не обращают внимания на мой разгорающийся аппетит.
Мы уже по десятому или по двадцатому кругу повторяем одни и те же темы, каждый раз стараясь углубиться в какой-либо отдельный вопрос или подробно разобрать не вполне понятный собеседникам эпизод. Поток собеседования уносит нас все дальше и дальше. Мне остается только лавировать между бурунами новых вопросов, намеков, уточнений. Все это уже порядком надоело, но ни в коем случае нельзя позволить себе взорваться или внезапно замкнуться. «Мир не любит пустоты, а природа не терпит резких скачков» – так, кажется, говорил Ломоносов. Ну, даже если не дословно, то по смыслу это верно. Играть по чужим правилам – хуже некуда. Но, начав играть, необходимо играть до конца.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});