Вопрос был в том, как ей выбраться в город? Едва ли можно было доверить столь деликатное дело кому-то из слуг, даже дружелюбному Паскалю или милой Мариете. Была и другая забота — если хозяин отеля не доставил письмо к назначенному времени на площадь Гамбетты, а концерт не отменили, то мсье Констант — несомненно, человек принципов — наверняка счел связь оборванной.
Мысль, что он не знает, где ее искать, или что он счел ее дурно воспитанной, когда она не явилась на назначенное свидание, постоянно вертелась у нее в голове.
Глава 70
Случай ей выдался три дня спустя. В среду вечером Изольда настолько оправилась, что смогла поужинать с Анатолем и Леони в столовой. Ела она мало. Вернее, перепробовала много блюд, но все, казалось, было ей не по вкусу. Даже кофе, купленный Леони ей в подарок в Каркассоне, пить не стала.
Анатоль суетился вокруг нее, пытался угодить, но преуспел только в том, что уговорил съесть кусочек белого хлеба с маслом и капелькой меда.
— Ну, хоть что-нибудь? Скажи, чего тебе хочется, из-под земли достану!
Изольда улыбнулась.
— У всего как будто странный привкус.
— Тебе надо питаться, — твердо заявил он. — Ты должна восстановить силы, и…
Он осекся. Леони заметила, как они переглянулись, и в который раз задумалась, что же он хотел сказать.
— Могу завтра спуститься в Ренн-ле-Бен и купить, чего тебе захочется, — продолжал Анатоль.
Леони вдруг осенило:
— Я могу сходить, — предложила она, стараясь, чтобы голос звучал непринужденно. — Чем отрывать тебя, Анатоль, я бы сама с удовольствием прогулялась в город. — Она обратилась к Изольде: — Я хорошо знаю твои вкусы, тетя. А если пролетка завтра свободна, Паскаль бы меня отвез, — помолчав, она добавила: — Я бы привезла имбирного сахара из магазина Боске.
К радости Леони, в глазах Изольды блеснул интерес.
— Признаться, от этого я бы не отказалась, — кивнула она.
— И еще, пожалуй, — добавила Леони, поспешно перебирая в уме любимые лакомства Изольды, — я бы зашла в кондитерскую и купила коробочку «иезуитов».
Сама Леони терпеть не могла липкие жирные кремовые пирожные, но помнила, что Изольда иногда позволяла себе побаловаться ими.
— Пожалуй, сейчас они для меня тяжеловаты, — улыбнулась та, — а вот немножко перечного печенья — как раз то, что надо.
Анатоль улыбнулся ей и кивнул.
— Вот и хорошо. Договорились. — Он накрыл ладонью маленькую ладошку Леони. — Я с удовольствием съезжу с тобой, малышка, только скажи.
— Нет, не надо. Для меня это будет приключение. А у тебя, конечно, и здесь найдется чем заняться.
Анатоль бросил взгляд на Изольду.
— Верно, — признал он. — Ну, если ты уверена, Леони…
— Вполне уверена, — мгновенно отозвалась она. — Выеду в десять утра, чтобы не спеша успеть назад к полднику. Я составлю список.
— Как ты добра, что идешь на такие хлопоты ради меня, — сказала Изольда.
— Это и ради меня, — искренне ответила Леони.
Она добилась своего. Если только ей удастся заглянуть на почту так, чтобы Паскаль не заметил, то она будет знать наверняка, утратил к ней интерес мсье Констант или нет. Как бы там ни было, но знать наверняка лучше.
Вечером, оставшись одна, Леони размечталась о том, как возьмет в руки его письмо. Что окажется в этом любовном письме, какие чувства в нем выразятся?
К тому времени как она наконец уснула, в голове ее уже сложилась сотня — воображаемых — вариантов ответа, с изящно выраженным проявлением нежности и заботы.
Утро 20 октября выдалось ослепительным. Домейн-де-ла-Кад купался в медном сиянии под бескрайним голубым небом, в котором медленно плыли редкие пушистые белые облака. Стало теплее. Непогода миновала, и бури сменились ветерком, доносившим дыхание лета. Бабье лето.
В четверть одиннадцатого Леони вышла из пролетки на площади Перу, одетая по такому случаю в свое любимое бордовое платье с подобранными в тон жакетом и шляпкой. Держа в руках список покупок, она прошлась по Гран-рю, не пропустив ни одной лавки. Паскаль сопровождал ее и помогал нести пакеты с покупками из магазина Боске, из кондитерской братьев Марсель и из галантереи, где она накупила пряжи и ниток. Леони остановилась выпить гренадину на уличной террасе кафе рядом с Мезон Гравер, где они с Анатолем пили кофе в день приезда, и почувствовала себя совсем как дома.
В самом деле, Леони казалось, что городок принадлежит ей и она — ему. Пусть на лицах одного-двух прохожих ей почудилась некоторая холодность — жены отводили взгляд, а мужья едва приподнимали шляпу при встрече с ней, — Леони и в мыслях не держала, что она могла кого-то обидеть. Она уже всей душой отдалась здешним местам и, хоть и считала себя истинной парижанкой, но в этом лесном краю, среди гор и озер Од чувствовала себя более живой и бодрой, чем бывало в городе.
Теперь она без приязни вспоминала грязные улицы и копоть на стенах домов Восьмого округа, не говоря уже о том, как ограничена была в Париже ее свобода. К одиннадцати часам ей осталось только улизнуть от Паскаля на несколько минут, чтобы успеть заглянуть в почтовую контору. Леони попросила его отнести пакеты к пролетке, оставленной под присмотром одного из многочисленных племянников у водопойной колоды чуть южнее от главной площади. А сама она, заявила девушка, хочет нанести визит вежливости мсье Бальярду.
Лицо Паскаля застыло.
— Я не слыхал, чтобы он вернулся в Ренн-ле-Бен, мадомазела Леони.
Их глаза встретились.
— Я точно не знаю, вернулся или нет, — призналась Леони, — но сходить недолго. Я скоро встречусь с тобой на площади Перу.
Тут ей пришла в голову мысль, как устроить себе возможность на свободе прочесть письмо, и она быстро добавила:
— Ты можешь даже не дожидаться меня, Паскаль. Я, пожалуй, лучше пройдусь до Домейн-де-ла-Кад пешком. Не жди меня.
Паскаль побагровел.
— Я уверен, что сеньер Анатоль не позволил бы мне оставить вас возвращаться пешком, — возразил он, и по его лицу было ясно, что он знает, как ее брат разбранил Мариету, упустившую Леони из-под своей опеки в Каркассоне.
— Мой брат ведь не приказывал тебе не оставлять меня одну? — немедленно спросила Леони. — Или приказал?
Паскалю пришлось признать, что такого не было.
— Ну вот. Я легко найду лесную тропинку, — твердо сказала она. — Ты же знаешь, Мариета еще в первый раз вела нас в Домейн-де-ла-Кад той дорогой, так что я ее помню. А день так хорош — может, это последний солнечный день в году. Не верю, чтобы брат не разрешил мне вволю подышать воздухом.