Салисов подошел к заросшему лазу, ведущему в развалины, и спросил:
— А там что?
— А там ничего! — слишком громко откликнулся Стендаль и этим выдал себя.
— А мы посмотрим, — сказал Салисов, подзывая жестом человека в милицейской фуражке и вторым жестом кидая его внутрь развалин.
Стендаль кинулся перекрывать дорогу к убежищу, где скрывались его дочери, но новое развитие событий остановило его.
Из черного лаза, согнувшись втрое, но не потеряв при этом гордого достоинства потомка одновременно германской и русской аристократии, вышел, сверкая моноклем в левом глазу, граф Шереметев по матери, а по отцу великий ихтиолог Нижней Саксонии Иван Андреевич Шлотфельдт.
— Прошу остановиться, — сказал ихтиолог, и все послушно остановились.
Стендаль, Удалов и русалки остановились потому, что были знакомы с Иваном Андреевичем, приехавшим в Гусляр, чтобы оказывать гуманную помощь русалкам, а Салисов и его сообщники потому, что почувствовали в голосе, акценте и движениях Ивана Андреевича настоящего европейского джентльмена. Перед такими наши мошенники почему-то до сих пор тушуются.
— Видите? — спросил Иван Андреевич, поднимая над головой объемистую книгу, которую Удалов поначалу принял за Библию и решил, что Шлотфельдт хочет обратиться к богу как к последнему защитнику русалок.
Никто не ответил. Все понимали, что ихтиолог задает риторический вопрос.
Ростом ихтиолог был очень высок, носил бороду и усы, как Николай II, и было в его повадках нечто строевое и даже конногвардейское.
— У меня в руках есть Красная бух! Вы понимаете?
Все, кроме русалок, понимали, что значит Красная бух. Это означает Красная книга, куда записывают всех редких и вымирающих животных.
— В этой бух записано следующее: русалка есть легендарное существо, которое уже есть вымереть во всем мире, и если не вымирать, то последний экземпляр охранять в настоящий заповедник, а никакой частный сектор ни-ни! Ферботен!
— Ну, это мы еще посмотрим, — нагло ответил Салисов, который уже пришел в себя от первого шока. — Это, может, в вашей Бенилюксе русалок не осталось, а мы еще с ними побалуемся. Побалуемся, девочки? — обратился он к столпившимся сзади русалкам.
Их зеленая нагота казалась жалкой и превращала их в часть леса. Русалки дрожали, потому что не привыкли стоять на холодном ветру.
— Летят! — закричал человек в милицейской фуражке. — Наши летят!
И впрямь, со стороны Вологды строем шли грузовые вертолеты, к которым были привязаны балки и швеллеры, стропила, сетки с кирпичом.
Небо усеяли белые пятнышки парашютов — спускались архитекторы, сметчики, счетчики, бухгалтеры и прочие работники проектных организаций, которые, приземлившись на берегу и не обращая внимания на обнаженных зеленоногих русалок, тут же принялись раскладывать столы, разбивать палатки и платить профсоюзные взносы.
— О, найн! — воскликнул граф Шереметев. — Так далеко не пойдет!
И тут всем пришлось стать свидетелями зрелища, подобного которому никому еще видеть не приходилось. Вверх по речке Скагеррак, со стороны большой реки Гусь, видно проникнув во внутренние воды России посредством Северной Двины или через Мариинскую водную систему, поднимая носом белый бурун, ворвался с песнями и гудками сверкающий белой краской, стройный и решительный корабль международного общества «Гринпис», что для непонятливых русалок можно перевести как «Зеленый мир». Эти отважные люди, невзирая на опасности, побои и даже уничтожение, самоотверженно охраняют животный и растительный мир нашей планеты. Для этих людей Красная книга всегда лежит рядом с Библией. Известно даже, что в штаб-квартире организации «Гринпис» есть древний свиток на еврейском языке, где подробно перечислены все особи, вывезенные Ноем на ковчеге, и как только на Земле вымирает очередная пара, спасенная Ноем, но погубленная современным человечеством, по всем местным организациям «Гринпис» объявляется трехдневный траур. А так как на Земле каждый день исчезает какой-нибудь вид птиц или насекомых, то патриоты и сотрудники «Гринписа» траура не снимают.
— Спасибо, — тихо произнес Иван Андреевич Шлотфельдт, — вы приплыли даже быстрее, чем я ожидал. Ни одна из русалок еще не обесчещена, никто не успел умереть, хотя эта судьба всем грозила.
С этими словами тайный резидент «Гринписа» по Российской Федерации сбросил белый халат и твидовый пиджак, и обнаружилось, что он облачен в скромный траурный костюм, который он не снимал с того дня, как в экологически грязной речке погибла последняя говорящая золотая рыбка.
Испуганные появлением корабля, проектанты во главе с Салисовым и Собачко погрузились в вертолеты и умчались в областной центр, чтобы там с помощью интриг, подкупа и угроз добиваться строительства казино и публичного дома с русалками.
— Мы еще вернемся, сионисты проклятые! — кричал с неба Салисов.
Некоторые русалки были разочарованы, потому что ждали любви и приключений. Что поделаешь — примитивные создания! Другие, поумнее, радовались сохранению привычного образа жизни. Хотя всем было понятно, что даже создание заповедника для русалок не спасет их от порочного влияния цивилизации.
К счастью, русалки не были разочарованы и обижены тем, что их не возьмут в публичный дом, так как были потрясены видом корабля и его экипажа — молодых людей в траурных одеждах, словно черных рыцарей возмездия. Русалки призывно улыбались молодым людям и звали их купаться. Тем временем более взрослые и разумные представительницы русалочьего племени проводили краткое совещание с профессором Шлотфельдтом. Всем было ясно, что даже создание заповедника для русалок в озере Копенгаген не решает проблемы — слишком уж близко и доступно озеро для подозрительных личностей. Единственный выход заключался в срочной эвакуации племени в дикое, нехоженое место. Рассматривалось несколько вариантов: бразильская сельва, озеро Лох-Несс, склоны горы Килиманджаро, а также заповедные леса к востоку от Архангельска.
Пока кипел горячий спор, Удалов, заметивший отсутствие Стендаля, решил заглянуть в погреб помещика Гуля и узнать, как себя чувствуют Стендаль и двадцать шесть его дочек.
Погреб встретил его пустотой и тревожной тишиной.
— Миша, где ты?
Никакого ответа.
— Маша, отзовись!
Тишина.
Удалов ощупью добрался до темного угла, где только что, скрытый ветками и тряпьем, стоял бак с мальками-близняшками. Но и бака не было — лишь мокрая щебенка под ногами.
Впереди был подземный сумрак. Удалов сделал несколько осторожных шагов, ступая по кирпичам и пыли, отодвинул доску — и в глаза ударил зеленый свет лесной чащи. К свету вели стесанные кривые ступени. На ступенях темнели пятна — пролитая вода. Кто-то волочил здесь бак, понял Удалов. Хорошо бы не враги — Миша этого не переживет.
Мокрые следы вывели Удалова к заросшей нехоженой тропинке, а та, через полсотни метров, к речке Скагеррак, той самой, что вытекает из озера Копенгаген и впадает в реку Гусь.
На берегу сидела и рыдала Маша. Возле нее валялся опрокинутый бак.
На коленях возле Маши стоял Стендаль, нежно и как-то неумело гладил ее темные зеленоватые волосы и тоже плакал.
Удалов подождал с минуту — не хотел прерывать горе друзей. Но потом все же поинтересовался:
— Что за беда стряслась?
— Я хотела. — ответила сквозь слезы молодая русалочка, — я хотела дочек спасти. Они же… эти… работорговцы, они бы их захватили.
— И что же ты сделала? — в ужасе спросил Удалов, уже догадываясь о страшном ответе. — Ты их убила, чтобы не достались врагам?
— Да ты что, Корнелий Иваныч, — испугалась русалочка, даже плакать перестала. — Да разве мать на такое пойдет? Разве можно собственную икру уничтожить?
— Она их в речку выплеснула, — печально ответил Стендаль. — Уплыли мои девочки.
— Но они же могут заблудиться, простудиться, попасть в зубы щуке!
— Не терзайте мою душу, — ответила русалочка. — Я же думала, что лучше смерть на свободе, чем жизнь в зоопарке.
— Этой фразе я ее научил, — горько, но не скрывая гордости за возлюбленную, ответил Стендаль. — У человека должны быть высокие принципы.
Они замолчали и стали смотреть на быструю веселую воду узкой речушки.
— Может, их выловят, — сказал Удалов. — Ты скажи своим подругам, чтобы поискали.
— Нет, туда нельзя! — закричал Стендаль. — Там ее поймают и отдадут в вертеп разврата!
— Дурак, ты не заметил, что наши временно победили. Сейчас обсуждается проблема, куда эвакуировать русалок, чтобы скрыть их от коммерческих структур.
— Неужели. — тут Стендаль оборвал себя.
Он-то знал, что в нашей действительности справедливость если и восторжествует, то лишь на время, а потом за это приходится дорого расплачиваться.