нескольких словах рассказал им, как они спаслись и кто четвёртый, последовавший за ними.
Майор, обрадованный этим известием, тотчас сделал распоряжение отправить важного пленника дальше, а молодого золотых дел мастера отвёл к своим товарищам и представил им юношу, как героя, который своим мужеством и присутствием духа спас графиню. Все радостно пожимали ему руки, хвалили его и не могли вдоволь наслушаться, когда он и другие рассказывали о своих приключениях.
Между тем совсем рассвело. Майор решил лично сопровождать освобождённых в город. Он отправился с ними и управляющим графини в ближайшую деревню, где стоял его экипаж. Там Феликс должен был сесть с ним в коляску, а слуга, студент, управляющий и другие ехали спереди и сзади, и таким образом они с триумфом двинулись к городу. Как слух о нападении в корчме и самопожертвовании ремесленника разнёсся по стране с быстротой молнии, точно так и теперь молва об их освобождении быстро переходила из уст в уста. Поэтому не было ничего удивительного, что в городе, куда они отправились, на улицах стояли толпы народа, желавшего взглянуть на юного героя. Когда экипаж стал медленно приближаться, все начали тесниться.
— Вот он! — кричал народ. — Смотрите, вот он в экипаже, рядом с офицером! Да здравствует храбрый золотых дел мастер! — И «ура!» тысячи голосов огласило воздух.
Феликс был сконфужен и тронут бурной радостью толпы. Но перед городской ратушей ему предстояла ещё более трогательная картина. На лестнице его встретил человек средних лет, в богатой одежде, и со слезами на глазах обнял.
— Чем я могу вознаградить тебя, сын мой? — воскликнул он. — Я почти лишился бесконечно многого, но ты возвратил мне потерянное. Ты спас мне жену, а моим детям — мать! Её нежная натура не перенесла бы ужасов такого плена!
Говоривший это был супругом графини. Чем больше Феликс отказывался назначить себе награду за свой подвиг, тем сильнее настаивал на этом граф. Тогда юноше пришла в голову мысль о жалкой участи начальника шайки. Он рассказал, как тот спас его и что это спасение было устроено, собственно, ради графини. Граф, тронутый не столько поступком разбойника, сколько новым доказательством благородного бескорыстия, которое Феликс обнаружил своим выбором, обещал сделать всё зависящее от него, чтобы спасти разбойника.
В тот же день граф, в сопровождении слуги графини, отвёз юного золотых дел мастера в свой замок, где графиня, всё ещё озабоченная судьбой молодого человека, пожертвовавшего собой ради неё, нетерпеливо ждала вестей о нем. Кто в состоянии описать её радость, когда граф ввёл в комнату её спасителя? Она без конца расспрашивала его и благодарила. Затем, позвав детей, она показала им великодушного юношу, которому так бесконечно была обязана их мать. Малютки ловили его руки, и нежные выражения их благодарности и их уверения, что после отца и матери они больше всех любят его, были для Феликса лучшей наградой за все огорчения, за все бессонные ночи в хижине разбойников.
Когда прошли первые минуты радостного свидания, графиня сделала знак слуге, и тот принёс платье и хорошо знакомый ранец, который Феликс поручил графине в лесной харчевне.
— Здесь, — сказала графиня с благосклонной улыбкой, — всё, что вы передали мне в ту ужасную минуту. Теперь все опять у вас. Только я хочу предложить вам, чтобы вы отдали мне эту одежду, которую я хотела бы сохранить на память о вас, а взамен ее взяли ту сумму денег, которую разбойники назначили для выкупа.
Феликс был поражён величиной этого дара. Его врождённое благородство не позволяло ему принять награду за то, что он совершил добровольно.
— Уважаемая графиня, — отвечал он, тронутый её словами, — я не стою этого. Платье пусть будет ваше, согласно вашему желанию. Что же касается денег, о которых вы говорите, — я не могу принять их. Но так как я знаю, что вы желаете чем-нибудь наградить меня, то с меня достаточно одного вашего благоволения вместо всякой награды. Только позвольте мне, если я попаду в нужду, прибегнуть к вам за помощью.
Они ещё долго старались уговорить юношу, но ничто не могло изменить его решения, так что наконец граф и графиня уступили. Когда слуга уже хотел унести обратно платье и ранец, Феликс вспомнил о драгоценном уборе, про который он совершенно забыл в эти радостные минуты.
— Да! — воскликнул он. — Позвольте мне только, графиня, кое-что взять из моего ранца; остальное всё будет ваше!
— Распоряжайтесь как вам угодно, — отвечала графиня, — хотя я охотно сохранила бы всё, но уж берите то, что не хотите оставить в наследство. Однако, смею спросить, что же это так мило вашему сердцу, чего вы не можете мне оставить?
В это время Феликс открыл свой ранец и вынул оттуда коробку из красного сафьяна.
— Всё, что принадлежит мне, вы можете взять! — отвечал он с улыбкой. — Но это принадлежит моей милой крестной матери. Это я сам работал и теперь должен отнести ей. Это убор, уважаемая графиня, — продолжал он, открывая коробку и передавая её, — это убор, над которым я пробовал свои силы.
Графиня взяла коробку. Но, бросив на неё взгляд, она в изумлении отступила назад.
— Как, эти камни? — воскликнула она. — И они предназначаются для вашей крестной, говорите вы?
— Да, — отвечал Феликс. — Крестная прислала мне камни, а я оправил их и теперь еду, чтобы самому отвезти их ей.
Графиня растроганно посмотрела на него. Слезы брызнули у неё из глаз.
— Так ты Феликс Вернер из Нюрнберга? — воскликнула она.
— Совершенно верно. Но откуда вы так скоро узнали моё имя? — спросил юноша, с удивлением смотря на неё.
— Вот поразительное предопределение судьбы! — обратилась растроганная графиня к своему изумлённому мужу. — Ведь это Феликс, наш крестник, сын нашей камеристки Сабины! Феликс! Ведь я та, к которой ты едешь! Ведь ты спас свою крестную мать, совершенно не подозревая этого!
— Как? Вы — графиня Сандау, так много сделавшая для меня и для моей матушки? Как мне благодарить благосклонную судьбу, которая так удивительно свела меня с вами! Так я имел возможность выразить вам свою признательность, хотя бы в такой незначительной степени!
— Ты сделал для меня больше, — возразила графиня, — чем я для тебя. И пока я жива, я буду стараться показать тебе, как бесконечно все мы обязаны тебе. Пусть мой муж будет тебе вместо отца, дети — братьями и сёстрами, а сама я буду тебе матерью. Этот убор, который привёл тебя ко мне в минуту величайшей беды, будет моим лучшим украшением, потому что он