мягко отказали, заявив, что сейчас не время для войн, что ромеи не хотят напрягать отношения с соседями. На Черном море нападать было не на кого, поэтому следующие два лета мы потратили на расширение территории, облагаемой данью.
Осенью восемьсот семьдесят первого года наши купцы привезли послание от автократора Василия. Нас приглашали следующим летом присоединиться к походу на павликиан. Обещали пять тысяч номисм. Сумма показалась нам недостойной. Решили прибыть всей армией к Константинополю и там решить этот вопрос. Если нам не пойдут навстречу, не увеличат плату вдвое, тогда отправимся на Средиземное море. До нас дошли сведения, что арабы захватили остров Мальта. Почему бы не ограбить его?!
Весной по половодью мы проскочили днепровские пороги, после чего застряли на две недели на острове Хортица, ремонтируя суда, которые несколько лет стояли без дела. Особенно сильно рассохся мой дубок. Предполагая это, я захватил из Самватаса много смолы, пеньки и дубовых досок и брусьев.
Заодно понаблюдали за торгом, пообщались с кочевниками и купцами. Патша Ерми сообщил мне, что печенеги опять начали просачиваться на правый берег Дона. Мол, надо бы вломить им еще раз. Я сказал, что, возможно, на следующий год так и сделаем, если не будет заказа от ромеев, но предупредил, что печенеги все равно захватят степи Причерноморья, что кутригурам пора двигаться на запад, к Дунаю, и на противоположный берег этой реки, к дальним родственникам-болгарам. Поскольку патша Ерми был наслышан, что я получаю ценные сведения от какой-то предсказательницы по имени Учебник Истории, отнесся к моим словам с вниманием.
- Скоро это произойдет? – задал он вопрос.
Точный ответ я не знал, поэтому сказал:
- Пока жив, буду помогать вам сдерживать их, а дальше – действуй по обстановке.
Нашу флотилию у входа в Босфор встречали чуть ли ни все военно-морские силы Восточно-римской империи. По большей части это были дромоны с сифонами на полубаке, предназначенными для выплескивания греческого огня. После проверки и под их бдительным надзором наши купеческие галеры проследовали в бухту Золотой Рог, а военные были вытащены на берег у мыса Анадолу. Только дубок остался дрейфовать на входе в пролив.
Часа через три на легкой и быстрой, двадцатичетырехвесельной галере прибыл Мефодий, который стал еще толще. Видимо, пошел на повышение, а физический вес ромейского чиновника должен быть равен его служебному. Подниматься по штормтрапу он не рискнул, поэтому переговоры провели, находясь каждый на своем судне.
- Мы готовы помочь вам за десять тысяч номисм, - сразу сообщил я.
- Но мы договорились за пять, - возразил Мефодий. – Я привез деньги. И армия наша уже выступила.
- Мы ни о чем не договаривались, - уточнил я. – Вы сделали предложение. Нас оно не устроило, поэтому мы приплыли, чтобы обсудить условия. Если договоримся, поможем вам, нет – поплывем дальше. Отважные воины всегда найдут, где взять добычу.
- Я не уполномочен решать такие вопросы, а до ночи не успею обернуться, - сказал он.
- Мы подождем, - заверил я. – Нам спешить незачем. Все равно к месту боевых действий мы доберемся быстрее вашей армии.
Вернулся Мефодий на следующее утро и сообщил, что в казне такой суммы сейчас нет. Нам заплатят половину сейчас, а вторую – после окончания военной кампании.
Уверен, что деньги в казне были, но ромеи решили дождаться, чем закончится поход на павликиан. Если проиграем, появится веский повод не заплатить нам. Я не сомневался в нашей победе, поэтому согласился.
101
Жители Котиоры еще не забыли нас. Завидев большую флотилию, они сперва спрятались за крепостными стенами, но командир сопровождавшего нас дромона передал им приказ автократора оказывать союзникам всяческое содействие. Нам отвели место на берегу, куда мы вытащили наши суда, включая дубок, после чего снабдили провиантом из государственных запасов и вьючными животными вместе с погонщиками, которые таким образом отрабатывали налоговую повинность. Уверен, что котиорцы с облегчением вздохнули, когда мы длинной колонной отправились к Тефрике, где должны были встретиться с идущей с запада армией восточных ромеев под командованием Христофора, зятя автократора.
Кстати, Василий требовал называть себя василевсом. Может, потому, что почти совпадало с именем, но, скорее, потому, что древние греки считали б(в)асилевсом того, кто получил власть в наследование от предков, а того, кто захватил силой – тираном. Типа все должны косвенно подтверждать, что власть перешла к нему законно, как к соправителю. Я заметил, что у преступников во все времена патологическая тяга к тому, чтобы их считали невиновными. Как-то я общался с бывшим одноклассником, который в то время служил отрядным на зоне строгого режима, расположенной примерно в километре от моего дома. Так вот он утверждал, что в его отряде, да и в остальных тоже, только ангелы, оказавшиеся в аду по непонятным и частенько фантастичным причинам. За всю его многолетнюю службу только один зэк тянул срок за чужие дела, но утверждал, что виновен.
Тефрика была небольшой и с умом построенной крепостью, расположенной на невысоком холме в плодородной долине в предгорье. Рядом с холмом протекает речушка, впадающая в Евфрат. Впрочем, здесь она всего лишь широкий ручей без названия. Каменные стены были высотой метров шесть, прямоугольные башни – метра на четыре выше и с двускатными крышами. К нашему приходу город уже был окружен ромеями. Со стороны гор стояли двенадцать тяжелых катапульт и медленно и монотонно обстреливали крепость. Три башни на той стороне были уже без крыш, и стены словно бы поклевали гигантские птицы. Русы, что скандинавы, что славяне, первые пару дней ходили смотреть, как работают осадные орудия. Им это было в диковинку. Некоторые даже помогали загружать камни и натягивать торсионы.
Мы с Хелги Стрелой представились Христофору, который теперь был доместиком схол и, поскольку василевс на всякий случай находился днях в трех пути отсюда, являлся главнокомандующим. Обитал Христофор в огромном шатре из красной кожи, охраняемом тремя линиями рослых белобрысых варангов, облаченных в ламинарные доспехи, что в жару было тяжким наказанием. Это был быковатый мужик с узким лбом и приличным таки шнобелем, будто на него ушла и большая часть лобной кости. Мне показалось, что доместик схол не шибко рад нашему появлению. По крайней мере, вел себя так, словно к нему пришли назойливые попрошайки. Вином, правда, угостил, красным, карамельно-сладким. И сам во время разговора с нами отхлебывал его постоянно из золотого кубка, на каждой из четырех граней